- Теперь, после всего, что произошло… что думаешь ты о любви?.. Повторишь ли ты те свои слова?.. – произнесено было хрипловатым старческим голосом, в котором, вроде бы, ещё ничего не предвещало издевательских нот. – Ты прекрасно знаешь: если по какой-то причине они не совпадут… не совпадёт всё, не так ли? Тогда жизнь – набор несовпадений, некоторые из которых люди подгоняют под совпадения.
Вопрос прозвучал и повис в воздухе. И чем дольше тянулось после него молчание, тем острее ощущалось присутствие того, кто его задал.
А между тем бармен со словами: «Ваш заказ!» поставил передо мной бокал с пивом, высокий фужер с вином и стакан со ста граммами скотча, - того самого, торфяного… Звон стекла, бурная реакция посетителей на забитый в футбольном матче гол… и «добро пожаловать в зону комфорта» - пусть и без восклицательного знака, пусть и всегда без него.
- Вино здесь явно лишнее, - сказал я, - да и остальное тоже. Я не просил тебя это заказывать.
Вместо ответа, как обычно, ухмылка…
Она была далеко, хотя я и мог отчётливо её видеть. Сидела на стареньком твёрдом диванчике, где и спала, и, склонившись над телефоном, набирала текст в WhatsApp, который, изо дня в день привязывая к себе, одаривал её ещё одной болью.
«Привет, родной…»
- Так что скажешь, дружочек?.. – качнул повисший вопрос отвратительный голос с хрипотцой.
Ну, вот и первая издевательская нота…
Она встала перед зеркалом, которое разговаривало с ней так же, как со мной мой сегодняшний «собеседник», - чёрт бы взял последнего!
- Она уходит… - вкрадчиво было произнесено над моим ухом. – Красота уходит, а с ней и любовь. Красавицы ненавидят приближающуюся старость, не могут с ней смириться, хе-хе-хе… А то как же!
«Особенно, если красота была не востребована», - сказал я про себя.
Старик явно хотел, чтобы мы – впервые за всю жизнь – встретились с ним взглядом, чтобы некоторые вещи, привычно наблюдаемые мною издалека, стали отчётливо видны вблизи. Что ж, и вправду, пришла пора…
Удивительно, как необъятное, бесформенное тело – в трое больше моего – поместилось на маленьком барном стуле! Широкое, мертвенно-бледное лицо, напоминающее голову кобры, леденящий взгляд, кривые гнилые зубы, синеватый безгубый рот… Чего-то такого, впрочем, я и ожидал.
В этот момент она открыла дверцу холодильника, в котором лежала только коробка яиц.
- Пей, - прошипел старик. – Чего ждёшь? Расстояния ведь так преодолеваются, верно?..
- Пожалуй, оставлю твой заказ тебе.
И я тут же обратился к суетящемуся поблизости бармену:
- Любезный, сделайте мне, пожалуйста, чашку кофе.
Через несколько секунд он нашёл возможность ответить мне:
- Вам капучино?..
- Она не пьёт капучино, - полувопросительно произнёс я почти про себя. – Вероятно, никогда не пила… хотя, наверно, он бы ей понравился.
- Что, простите?..
- Нет, просто чёрный… чёрный кофе.
- Так что скажешь? Или так и будешь игнорировать вопрос? А может, ты просто не знаешь, что ответить, и тянешь время, м?.. Между прочим, не мой вопрос, а твой, хе-хе-хе…
В её маленькой узенькой кухоньке, где не поместился бы ни один стол, между котлом и бойлером висело постиранное бельё…
- Ты готов слово в слово повторить сказанное тобой ранее? Слово в слово… – Сверлил меня взглядом старик, ухмыляясь.
«Так и не вышла за целый день подышать. И вода заканчивается. Но уже не пойду. Сил совсем нет»
- Думаю, она и есть ответ на вопрос, - сказал я.
Он ждал продолжения. Не дождавшись, произнёс – словно проскрипел:
- Поясни…
- Она и есть любовь.
Старик хмыкнул.
- Ты всё в своих фантазиях. И в надежде, что однажды каким-то чудом они сольются с реальностью. Но я ведь не фантазёр, не забывай, а надежды меня забавляют. Не фантазёр и не философ, а так… реалист, только и всего. Умственная эквилибристика людей меня не цепляет… ну, разве что тоже забавляет порой.
- Ещё бы тебя что-то цепляло… - вновь почти про себя произнёс я.
«Голова ноет. Заварю кофе. Ты береги себя».
Бармен в это время принёс мне мой заказ.
- Благодарю вас!
Вдохнув аромат, я сделал маленький глоток. Это был не тот кофе, что у неё, совсем не тот, чёрт бы подрал этого старого пирата!
- Она была ещё ребёнком, когда ты явил ей свой хищный оскал. Ты жадно охотился на девочку, что не слушалась тебя, не хотела повторять за другими, не понимала, почему нужно повторять… Потом опасный, но всё же держащийся на каком-то расстоянии хищник приблизился к ней и превратился в разогретого самца. Да, ты впился в неё своими гнилыми зубами. А тот, у кого сжимаются зубы, сжимаются и кулаки, не так ли? Подступиться к ней ещё ближе не удалось… Как же мало было этого тебе, старому насильнику, как же мало… О, да, ты только начал разогреваться, только входил во вкус… тогда как юной девочке всё чаще приходилось задаваться вопросом: «Зачем её родили на этот свет?!»
Послышался тихий смех с хрипотцой. Чёртов старый пират!
«Холодновато в доме. Добавлю котёл».
Я сделал глоток. Футбольный матч закончился, почти не вызвав шума. Вничью. И почти тотчас его сменило стриптиз шоу.
- Взгляни-ка, какие красотки! Улала! – отреагировал на это старик. – Как хороши, не правда ли?! В мире полным-полно красивых и счастливых людей – и тех, что на сцене, и тех, что перед ней…
Похоже было, что он говорил без притворства, вот только уверенные его ручищи тасовали древнюю, как он сам, колоду карт…
- Но как знать, какая кому выпадет карта… может быть, уже завтра, а может быть, прямо сейчас?.. – продолжил вместо него я.
Старик осклабился.
- Продолжай… - произнёс он, сделав лицо снова непроницаемым.
- Она всё ещё была юной, когда её жизнь превратилась в череду кошмаров и пыток. Невзирая на это, она здорово тебе сопротивлялась. После того, как покинула несчастный, забытый богом дом своего детства, у неё стало налаживаться. Хорошее образование, замечательная профессия. Однако ты продолжал отнимать у неё здоровье и в конце концов лишил львиной его доли, отняв заодно и возможность заниматься любимой работой. Ты вдоволь тогда поиздевался над ней – что называется, по-семейному… разлучил её с сыном…
Старый вор, ты всю жизнь её обворовывал, пользуясь её бесхитростностью, отсутствием амбиций, желанием просто жить. Но однажды ты украл нечто, не имеющее отношения ни ко времени, ни к силам, ни к деньгам, - то бесценное, память о котором она хранила годами, и до сих пор хранит в полках шкафчика. Удивительно, однако и после всего этого она не потеряла доверие… Последнее будто бы и являлось твоей целью, и ты шёл до конца. Браво, тебе удалось отнять и его! Остались лишь какие-то семена веры, которые не так просто вымести из человека, да ради пущего страдания и не стоит выметать. На них, вероятно, и теплится по сей день её жизнь.
Потом… хотя, какое могло быть ещё «потом»… ты развязал эту уродливую войну, чем почти добил её. Но знаешь… её взор… взор той, для кого дыхание – это труд, всё так же светел. Всё так же она чего-то ждёт, хотя, казалось бы, ждать уже давным-давно нечего…
Наконец, больную, истерзанную, одинокую и никому ненужную ты оставил её в покое. И это единственное, чего она хочет сейчас… покоя.
Она и есть любовь, которой, как мы оба поняли, нигде нет на этом свете.
Это не точь-в-точь те мои слова. Несовпадение. Так что твоя взяла.
Я допил кофе.
Лицо старого пирата оставалось непроницаемым, взгляд леденящим, широкая улыбка, которая появилась после моего рассказа, разумеется, была вовсе не улыбкой, а просто растянутым вширь ртом.
«Измерила давление. Высокое. Пожалуй, кофе не буду».
- Как же я тебя, старый ублюдок, ненавижу!
- Полегче. Вот это уже зря! Наивно думаешь, что твоя ненависть имеет какую-то силу. Люди так забавны… Не забывайся, ты всего лишь муравьишко, а пытаешься создать впечатление, будто можешь одолеть слона. Нет никакой силы: ни в вашей любви, ни в вашей ненависти, и НИ В ЧЁМ ВАШЕМ силы нет! – разошёлся старый пират. – Лишь небольшая химическая реакция плюс доля самообмана. Настоящая сила непредсказуема! Перед настоящей силой трепещут! Настоящая сила вероломна! Она всё крушит на своём пути! Я понятно выражаюсь? Что можешь ты, а что могу я?! Ты можешь всю жизнь строить свой маленький домик, а я – в одночасье разрушить целый город! Тебе нужно много лет, чтобы дать жизнь новому человеку и вырастить его, а мне – один миг, чтобы уложить его в могилу! Ты всего боишься, а мне всё глубоко безразлично, и, между прочим, только благодаря моему безразличию, не только кто-то страдает, но и кто-то радуется! Так что, в человечке никакой силы нет, этакая ничего не значащая искорка. Поэтому человечек, неполноценным без Силы себя чувствующий, и рвётся к власти. Чтобы искорку в огонь превратить! Чтобы, множеством себя окружив, питаться от него и его собою пропитывать. А умишками людскими, как ты знаешь, легко манипулировать. Сила – это к стихиям и к человеческому множеству. Как только какое-нибудь множество начинает ощущать себя силой, единицы, так же, как и другое, несогласное с ним множество, ценность утрачивают. Тогда начинается большая жатва, и я, что называется, вхожу во вкус: убиваю тысячами и сотнями тысяч, и, уж поверь, без всякого разбора! А если придётся, то и землю ядерным пеплом покрою, глазом не моргнув! Вот так! – И он щёлкнул пальцами. – Так что за чудо почитай, что дышишь!
Кобра наконец перестала шипеть и закрыла пасть.
- Знаю. И всё-таки это не мешает мне тебя ненавидеть. Да и вообще, твоя взяла, я же сказал тебе. Что так взъелся…
Я рассчитался с барменом и вышел из-за стойки. Но прежде, чем уйти, повернулся к старику и сказал:
- И вместе с тем я благодарен тебе.
Кажется, я увидел подобие удивления.
-