На основе осознанных сновидений
Моей любимой
«Почему страдания?..» - в который раз спросил я себя, когда мы, держась за руки, шли по ухабистой хлябкой дороге – будто бы по неаккуратно проведенной границе двух стран. Эта дорога напоминала о расстоянии между нами в два с половиной месяца, со всей его неопределенностью, тоской, дождями и холодом… Впереди её оставалось чуть-чуть.Наш скорый поезд чего-то ждал, стоя на маленькой, почти безлюдной станции… и вагон-ресторан, которого в нём не было, выманил нас наружу, приняв облик сельского домика.
Похоже, именно так. И нам не казалось это странным. А что если поезд отбудет до нашего возвращения? Да к тому же, с нашим багажом… Нас нисколько это не заботило. Зато мы радовались, словно дети, – тому, как, обходя грязь и лужи, то отдаляемся друг от друга на расстояние вытянутых рук, то сближаемся до соприкосновения. И у этой радости, совершенно забывшей про реальность, один вопрос: «Почему страдания?..»
Мы шли чересчур быстро для такого бездорожья и даже смогли кого-то опередить, однако, стоило нам изумиться этому, как мимо нас пронеслась компания подростков. Озвучивая себя хлюпаньем, визгом и хохотом, она за считанные секунды достигла входных дверей и скрылась за ними.
Загадочное заведение, легко впустившее в себя молодых людей, перед нами вдруг выставило охранника. Высокий, полноватый, средних лет мужчина в униформе, коротко взглянув на наши билеты, задержал почему-то внимание на нас, - и непонятно, чего больше было в его взгляде: удивления или сомнения.
- А вы, если присмотреться, не так уж бодры и здоровы… – с едва различимой ухмылкой сообщил он.
Мы с любимой переглянулись и почти в один голос без тени замешательства произнесли:
- Это имеет значение?
- Вы будете удивлены, но да, - отвечал он, будучи сам уже более удивленным, нежели сомневающимся. – Вопрос в том, хватит ли вам времени… Как видите, появились определённые сложности, и поэтому наши посетители – обычно люди молодых лет – те, кто, сойдя с поезда, успеют на него вернуться…
Пока он это говорил, я завороженно рассматривал серебряные украшения любимой: кольцо, браслет на запястье, цепочку, серьги. То, чего не замечал прежде, то, что, вероятно, дало какой-то ответ охраннику вместо нас. А ещё заметил: настоящие стены заведения вовсе не деревянные и тоже имеют цвет серебра или белого золота. Но почему-то они внутри, почему-то такую красоту решили скрыть… будто бы виднеющийся через приотворённые двери интерьер – драгоценная вещь, а снаружи – коробка, прячущая её от посторонних глаз.
Да, странным было всё. Но, невзирая на это, вопрос «почему страдания?..» мною не забывался, наоборот: каждая новая деталь словно бы подчеркивала его.
А между тем охранник продолжал:
- Мы, конечно, сообщаем посетителям о скором отходе поезда заблаговременно… но поймите: риск опоздать достаточно высок. Те, кто молоды, - легки… а багаж тех, кто постарше, уж поувесистей будет. Увы…
- Что ж, мы примем это к сведению, уважаемый. Спасибо, что предупредили! – сказал я, не видя причины возражать.
И охранник – с непонятно чем вызванным воодушевлением – сделал шаг в сторону, пропуская нас.
Первое, что бросилось в глаза, это два огромных телевизора, вместе – задней стороной один к другому – властно нависающие над залом. По первому, который был обращён к посетителям за столиками, – шёл мультфильм «Рик и Морти». А что транслировалось по второму – обращённому больше к сидящим у барной стойки и к самому бармену, – мы узнали чуть позже, когда стали делать заказ. Это была… поначалу я не понимал… А вот моя любимая поняла сразу, и это тотчас отразилось на её самочувствии.
К нам подошёл бармен, весьма приятный, хоть и явно неулыбчивый молодой человек. Он был молчалив и просто ждал, глядя в экран. Прежде, чем открыть меню, я спросил:
- Прошу прощения, не скажете ли, что за военный фильм у вас идёт?.. И почему, кстати, без звука?
- Это вовсе не фильм, - ответил бармен, протирая бокал.
- Дождёмся ли мы ещё фильмов… - грустно изрёк сидящий поблизости седовласый мужчина-официант.
- Какой же это фильм, если это и есть настоящая война… - поник голос моей возлюбленной.
- Современные технологии дают возможность транслировать её в реальном времени. Двадцать первый век, который, вопреки здравому смыслу, позволил отдельным людям развязать войну, таким образом будто бы оправдывается перед человечеством, – произнёс молодой бармен.
- Почему же мы никогда не слышали об этом раньше… - тихо сказал я сам себе. – И как так выходит, что…
Но договаривать не стал: моя мысль и без того была прозрачна…
- Вы удивляетесь, что мы здесь выводим войну на всеобщее обозрение... Хоть мы и находимся не в самом подходящем для этого месте… Стены храма, как могли вы заметить, – не сам храм, – произнёс прикованный к экрану седовласый официант. И спиною спросил: – Вы понимаете, о чём я?
Я, разумеется, не понимал его. Тут любимая сказала, что пойдёт за столик: кадры на экране, даже будучи немыми, отнимали у неё силы.
- Да, жди меня, родная, там. Я сейчас сделаю заказ и приду.
- Вот вопрос: что произойдёт раньше – падёт храм или стены его?.. – продолжал скорбным голосом пожилой работник заведения.
- По-прежнему не улавливаю вашу мысль, - немного подумав, ответил я.
- Или вот ещё: что произойдёт раньше – гуляющие снаружи поселятся в нём, желая оказаться за стенами и веря, что стены – это храм, или живущие внутри выйдут на свободу, избавившись от стен?..
- Может быть, уважаемые, война с самого начала должна была попасть на большие экраны, и едва ль не во всем мире, - вытеснив привычное телевидение, - и транслироваться вплоть до своего окончания, которое, полагаю, в таком случае не заставило бы себя долго ждать.
Седовласый в ответ на мою речь не издал ни звука, что, по уверению молодого бармена, объяснялось тем, что я, хоть и не понял его, но произнёс слова, близкие ему по духу. От себя же молодой человек добавил:
- Не знаю, как во всём мире, но разговоры о ней следовало бы заменить реальностью там, откуда она вышла и куда, похоже, уже возвращается…
- Или не возвращается… - вновь заговорил седовласый, - а просто ширится во всех направлениях, постепенно охватывая собой весь мир. Без памяти влюблённым в мнимое прошлое, следовало бы познакомиться с реальностью настоящего.
Я посмотрел туда, где сидела моя любимая. Она оказалась в окружении детей – тех самых, которые обогнали нас по дороге сюда. Они что-то наперебой ей рассказывали… Зная о том, как важны для неё тишина и уединение, я собрался было пойти к ней на помощь. Но до меня донёсся её беззаботный смех…
- Эти люди с поезда неспроста здесь, отец, - прозвучали на фоне этого слова.
Наконец пожилой мужчина повернулся к нам лицом. И тут обнаружилось разительное сходство этих двух людей, которых я ошибочно принял за коллег по работе.
- Мой отец потерял на войне двух своих сыновей, я – потерял двух братьев. Хоть это и был их выбор… нам уже сложно верить в будущее, доверять чему-либо… Я-то – в силу своей молодости – ещё верю, а мой отец… любые аргументы быстро перестают на него действовать. И вот так проводит он всё свободное время – смотрит на то, как идёт война. С того злосчастного февраля она заменила ему огонь и воду…
- Понимаю, - произнёс я. – Вы извините меня, но мне нужно за столик.
Моя любимая по-прежнему находилась в окружении детей и, на удивление, выглядела счастливой.
- Так почему же страдания?.. – остановил меня мой собственный вопрос, прозвучавший на этот раз из уст молодого бармена. – Хочу вам предложить… вам ничего не придётся платить за ваш заказ, если сможете ответить.
- Необычное предложение. Но нет, не смогу. Как вы сказали… любые аргументы быстро перестают действовать… Слова не имеют больше значения, не так ли? Ценность в самом вопросе, а не в ответе на него, - последний может только казаться точным.
- И всё-таки?.. – произнёс он вслед с надеждой.
- Я не верю в страдания – вероятно, как и вы, - сказал я не оборачиваясь.
Пожилой мужчина явно не услышал меня – поскольку снова был погружён в события на экране, - а его сын продолжал ждать, имея молодость на то, чтобы верить в торжество истины и справедливости.
- Как ты, дорогая?..
Огонёк в её взгляде не угасал, и, казалось, чаша удивления немного пополнилась. Почти баланс – благодаря той беспечности, с которой мы шли сюда.
Дети – в порядке очереди – делились с моей любимой (а теперь уже и со мной) представлениями, фантазиями о своём будущем. И это было бы здорово – особенно с неунывающими мультипликационными персонажами заднего плана, - если бы веселье, трепет, восторг, бывшие у начала этих представлений, вскоре не исчезали, если бы фантазии не обесцвечивались реальностью. Воображаемые весы замерли – на мелькающие оттенки серого не реагировали.
Сквозь приотворённую дверь заведения доносились звуки и виднелись огни несущегося вдалеке железнодорожного состава. По странному ощущению, этим детям полагалось находиться в нём, но почему-то они здесь, с нами, и наш общий поезд, по какой-то причине, задерживается на маленькой, почти безлюдной станции.
Однако, приблизившись, он резко, с душераздирающим визгом замедлился – как не могут замедляться поезда. Одновременно тёмное небо озарилось багровыми вспышками, о происхождении которых можно было только гадать.
