Кто-то из детей воскликнул:
- Там что-то взорвалось!
Его подхватили другие:
- Не иначе!
- Пылает!
- Неужто прилёт?!
- Очередной!
- Пожарище! Горит какой-то завод или склад!
- Но мы ведь на самой границе… здесь же не должно быть…
Любимая взяла мою руку в свою.
- Что это там, дорогой? – произнесла она не без страха.
Тревожно было и мне. И как будто оттого, что нас всех одолевал страх, багровой вспышкой озарился и полумрак заведения.
- А это ещё что такое?! – напрягся сидящий напротив нас рыжий парень.
- Всего лишь мерцание экрана, - сказал я, пытаясь вернуть всем спокойствие. И добавил про себя: «…того, на котором война…»
- Как-то слишком ярко, - в ответ на моё объяснение резонно заметил кто-то.
Любимая прильнула ко мне и сжала мою руку.
Спустя какое-то время в помещение вошёл охранник. Он явно был чем-то озабочен, если не сказать напуган. Однако на сей раз гадать не пришлось: следом за ним вошли двое в военной форме, с большими заплечными мешками и оружием на плечах. Лица у них были мертвенно-бледные, осунувшиеся, взгляды… впрочем, взгляды, вероятно, просто голодные…
- Всё в порядке, это всего-навсего посетители, пришли поесть… - продолжал успокаивать я.
- Они больше похожи на мёртвых, чем на живых, - тихо и как будто дрожа произнёс кто-то.
- Да уж, посетители, - вздохнула любимая.
Дети зашушукались:
- Кажись, пора сваливать отсюда, - предложил высокий светловолосый парень с прыщиками на лице.
- Да что вы ссыте, военных что ли не видели… - не поддавался тревоге его приятель, низкорослый, но крепко сбитый мальчишка с серьёзным лицом.
- У них оружие воще-то! Мало ли чё в голову им взбредёт! Не слыхал, что ли, как…
- Слыхал. Да ща доедим и пойдём, резких движений не надо!
Двое военных заняли стол в углу зала, самый дальний от нас. Пока один, не совершая никаких действий, сверлил подозрительным взглядом нашу компанию, другой достал из мешка бутылку водки, пластиковые стаканы, бумажный свёрток с едой и термос.
- Посмотри вокруг, дорогой, что-то не так. Когда мы пришли сюда, всё выглядело иначе, - произнесла любимая.
И правда… интерьер менялся прямо у нас на глазах: светлые рельефные стены темнели и приобретали вид мятой бумаги.
- Это, наверняка, игра света и тени, дорогая, всё в порядке…
Но как только я это произнёс, телевизор замолчал. На несколько секунд экран погас, а потом… озарился трансляциями федерального телеканала. К счастью для нас, звук был заглушён.
После второго выпитого стакана, последовавшего сразу за первым, оба военных, которые явно были неравнодушны к нам, встали и двинулись в нашу сторону. Страшные, перекошенные их лица и дикие взгляды не предвещали ничего хорошего. Дети напряглись, и я ожидал, что они вот-вот бросятся прочь из заведения.
Но тут возле нас возник седовласый официант. При виде его военные остановились, переглянулись.
- Мы просто хотели спросить: а чего без звука?..
- Какая-то поломка… приносим извинения, - ровным тоном прозвучал ответ.
- А-а-а, поломка… понятно, - нехорошим, подозрительным голосом протянул первый.
Другой, слегка толкнув его в плечо, вполоборота виновато произнёс:
- Мы ничего такого не хотели… ты не подумай, отец.
После чего они вернулись на своё место.
Все перевели дыхание. Пожилой официант, постояв немного, удалился. Я взглянул на военных: склоненные над налитыми дополна стаканами грубые их лица приобрели выражение боли и горечи.
Пришло время покинуть ресторан. Охранник сообщил о том, что наш поезд отходит через сорок минут. Молодые люди отреагировали на это сразу. Уходя, они сказали нам на прощание:
- Хорошо с вами!
- Хочется, чтобы у нас был такой учитель, как вы! – было адресовано моей любимой.
- Школе сейчас не хватает хороших учителей…
- Вы все чудо! У вас всё будет хорошо! – ответила им любимая.
На что высокий парень грустно сказал:
- Хотелось бы верить…
А светловолосая девочка, едва заметно указав на людей в военной форме, обречённо произнесла:
- Если придут они, ничего хорошего уже не будет…
Мы допили кофе и направились к бару рассчитаться за ужин. По второму телевизору по-прежнему шла война. Впрочем, она, вероятно, шла по нему всегда. Но пожилой официант сидел на этот раз спиной к экрану. Он и его сын, молодой бармен, пребывали в молчаливой задумчивости.
- Уважаемый, будьте любезны, сколько с нас? – попросил я.
На что бармен покачал головой и ответил:
- Это за счёт заведения.
- Спасибо вам, - сказала любимая его отцу. – Вы очень вовремя тогда подошли.
Пожилой официант кивнул, не поворачивая головы, что, однако, не выглядело как жест равнодушия.
Хотел и я произнести слова благодарности и попрощаться, но молодой бармен меня опередил:
- Вы сказали тогда, что не верите в страдания, так же, как и я. По-моему… в этом что-то есть. Это значит, что другие люди верят в них, не так ли?..
- Что ж, разумеется… - не собирался я ничего говорить, но, обменявшись взглядом с любимой, продолжил: - Знаете, всех нас можно условно разделить на четыре категории. Первая – это те, кто не страдает, но верит в страдания – желательно, чтобы таких людей было меньше; ко второй относятся те, кто и страдает, и верит в них – и таких много; третья – те, кто страдает (либо чья жизнь полна страданий), но не верит в них – и таких людей мало; четвертая – те, кто и не страдает, и не верит в страдания – и для общего блага (иными словами, для мира во всём мире) нужно, чтобы таких людей было как можно больше.
- А кто эти первые?.. – спросил вдруг пожилой официант. – Кто эти верящие в страдания, но при этом не страдающие сами?
- Как пример, лица, мелькающие на экране того телевизора. Те, кто разожгли войну и поддерживают её пламя, - сказал я.
- А вторые? Кто вторые? – спросил молодой бармен – и снова будто бы с надеждой, - взглянув при этом на отца.
- Те двое, что сидят в дальнем углу, - ответила ему любимая.
- А третьи?..
- Как пример, моя жена и ваш отец, - сказал я.
- Хм, я-то, пожалуй, к этой части не отношусь, - произнёс пожилой официант. – Во что мне теперь верить? На что ещё мне смотреть, как не на бесконечные страдания, которые этот мир допустил?
Но в его словах не было злости, только усталость.
- Стены храма – это не сам храм. И что произойдёт раньше – падёт храм или стены его?.. – повторил я его слова. – Вы всё ещё задаете себе вопрос. Всё ещё не верите до конца, что реальность – лишь происходящее на экране… Если бы верили, то, вероятнее всего, не помешали бы тем двум военным.
- А четвертые?.. – спросил молодой бармен.
- Дети… - ответила любимая.
- Как пример, они. Коль есть основание предположить, что их жизни не исполнены страданий, - добавил я.
- А разве страдания – не путь к Богу?.. – сказал пожилой официант. – Разве не богоугодное это дело – война?..
- Ну, может быть, в одном случае из ста это и путь к Богу, или к тому, что мы понимаем под этим словом. Куда чаще страдания рождают зависть, ненависть, злобу, - являются основой вражды. Те, кто страдают и верят в страдания, теряют веру в ценность жизни. И такие люди не прочь, чтобы за их ошибочные судьбы расплачивались другие. Потому и война. Вы же, уважаемый, – что-то подсказывает мне – ненавидите её, также, как и моя дорогая.
- Спасибо за тёплые слова. Не смеем вас дольше задерживать. Доброй вам дороги! – сказал молодой бармен, видя наше желание закончить разговор и уйти.
Я кивнул в знак прощания, любимая пожелала им добра в ответ, и мы вышли на улицу.
У двери стоял охранник. Странным отрешённым тоном он сообщил о том, что наш поезд только что отбыл. К счастью, я успел привыкнуть к здешним странностям, и даже более того – понять их. Поэтому спокойно ответил:
- Это был не наш поезд.
Для любимой, дабы ею не овладела паника, пришлось найти чуть больше слов.
Вечер снаружи был замечательным. Спешить никуда не нужно было. Взявшись за руки, мы шли прогулочным шагом. Та же удивительная беззаботность, что и по пути сюда. Дорога больше не вынуждала нас маневрировать, смотреть под ноги, останавливаться. Это вообще была уже совсем другая дорога. И никакой железнодорожной станции на том её конце, как и там, где мы только что были, никакого ресторана… Разумеется.
- Твой вопрос… он ведь по-прежнему без ответа... – произнесла любимая.
«Женщины умеют спрашивать и утверждать одновременно», - мысленно улыбнулся я. И стал рассуждать вслух:
- Почему жизнь некоторых хороших людей исполнена страданий – при том, что они ничем их не заслужили? Да, это вовсе не то, о чём мы говорили там. Да и разве есть один для всех ответ?..
Но однажды, когда я думал о тебе, мне представилась девочка… такая же, как ты: отчаянная, смелая, дерзкая… Она не побоялась отправиться в глубокий тёмный лес, который другой предпочёл бы обойти, несмотря на долгий путь. Отважилась – веря, что по ту сторону горит желанная звезда и мир совсем другой – такой, в котором хочется жить и жить. И ещё потому, что демонов тёмного леса, как и демонов снов, мы воспринимаем не вполне серьёзно до тех пор, пока не встретимся с ними на их территории, пока их реальность не станет и нашей тоже.
- Ты в это веришь?
- Это лишь моя фантазия.
