Сколько мне было лет, когда я начал рисовать, не помню. Однажды уже школьником я спросил свою тетю, у которой воспитывался:
– Тетя Катя! Вы помните, когда я начал рисовать? Тетя улыбнулась и ответила:
– Ты родился с коробкой цветных карандашей и красками в руках. А когда начал ползать, то сразу измазал себе красками лицо, рубашку, стены, комод, шкаф и мою белую блузку.
Это конечно была шутка, но один эпизод далекого детства настолько врезался в память, что я очень четко вижу его до сих пор, хотя уже минуло более 80 лет.
Мы с младшей сестрой часто ходили в гости к бабушке и дедушке по линии отца. Помню, что однажды, к ним пришел незнакомый молодой мужчина. Раньше у бабушки мы его не видели. Несколько лет назад краевед В.В.Потапов, изучающий историю нашего городка и района, сообщил мне, что по его данным это был брат отца - наш дядя.
Дядя увидел, что мы с сестрой пытаемся что-то рисовать ученическими красками в тетрадях. Попросил дать ему тетрадь, кисточки, краски и буквально за несколько минут нарисовал большую рыжую лису, бегущую по снегу среди елей. Я вижу этот рисунок и сейчас. Лиса была, как живая. Вполне возможно, что способность к рисованию я унаследовал именно от своего дяди. Кстати, насколько я помню, больше никто из моих близких и дальних родственников рисовать не умел.
В детские и школьные годы, цветные карандаши и краски я не оставлял ни на минуту. А вообще они сопровождали меня всю жизнь. Иногда, в силу каких-то обстоятельств, я прятал их подальше, но приходило время и снова появлялось желание что-то изобразить. Во время войны я часто писал письма отцу на фронт и обязательно украшал их рисунками. Как правило, это были разбитые немецкие «Тигры», «Пантеры», падающие на землю горящие самолеты со свастикой на крыльях, картина боя, взрывы снарядов.
В школе, примерно с 4 класса и вплоть до ее окончания, я был бессменным членом редколлегии и художником стенгазеты. Когда я учился в 9-м или 10-м классах домашние сочинения по литературе и русскому языку было модно украшать рисунками, относящимися к теме сочинения. Поскольку многие ученики рисовать не умели, девочки изображали что-то нейтральное – цветочки, птичек, кукол. Ребята чаще рисовали самолеты, танки, корабли, машины. Их рисунки не всегда соответствовали теме сочинения, что учитывалось преподавателем в итоговой оценке домашней работы. Литературу и русский язык нам преподавала Мария Алексеевна Мирошникова. Она же была у нас классным руководителем. С русским языком проблем у меня не было, возможно потому, что я читал много книг и журналов – «Октябрь», «Новый мир», «Знамя». Мама моего друга Владика Колубаева заведовала районной библиотекой и мы первыми читали все новинки.
Помню, как мы писали домашнее сочинение по поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Я взял в библиотеке прекрасно изданную книгу Руставели с цветными иллюстрациями и в текст сочинения скопировал тушью несколько отличных рисунков художника Ираклия Тоидзе, отражавших суть поэмы. За сочинение с цветными рисунками я получил отличную оценку. Мою работу Мария Алексеевна показывала в других классах.
В школе работал драматический кружок. Руководила кружком Мирошникова. Я, как и многие ученики из нашего класса, участвовал в его работе. Ставили небольшие юмористические сценки. Однажды на собрании драмкружка Мария Алексеевна сказала:
– Ребята! Давайте попробуем поставить серьезную большую пьесу из русской классики. Например, «Грозу» Островского. В спектакле будут принимать участие и учителя. Как вы смотрите на мое предложение?
Конечно, мы все согласились. Я был «утвержден» на роль Тихона. Мне Мария Алексеевна сказала:
– Ты будешь не только играть Тихона, но и художником постановки. Нарисуешь декорации к спектаклю, и еще будешь помогать гримировать «актеров».
Сколько на декорации ушло картона, больших листов ватмана, оберточной серой бумаги, выпрошенной в магазине на базаре, и банок цветной гуаши, я уже не помню. Я нарисовал на одном «заднике» православный храм, на другом - набережную, реку, березы. Настоящего театрального грима достать не удалось. Использовали пудру. Тогда она продавалась в круглых картонных коробочках; губную помаду разных цветов и оттенков, сажу, мел и мягкие цветные карандаши.
Нашу работу зрители (учителя, ученики и их родители) оценили высоко. Актовый зал в школе небольшой, а желающих посмотреть спектакль множество. Зрители стояли у стен, ребята сидели на полу - полный аншлаг! Успех огромный!. Все аплодировали, кто-то кричал «бис», «браво», а мы выходили на сцену и, как настоящие актеры, без конца кланялись.
Примерно тогда же наш учитель рисования Евгений Васильевич Молчанов (дедушка моего друга Владика Колубаева) сказал мне:
– Толик! Ты хорошо рисуешь карандашом, акварелью, тушью, а теперь еще и гуашью. Попробуй работать маслом на холсте. Я думаю, что ты будешь хорошим художником. Когда-то я тоже пробовал писать картины маслом, но потом убедился, что «это не мое» и оставил эту «затею». Где-то в кладовке у меня валяются тюбики масляных красок, кисти, палитра. Я постараюсь найти их, расскажу тебе, как следует грунтовать холст, и покажу технику письма маслом.
Эта «проба пера» была забавной. Тетя дала мне старое льняное полотенце, которое я натянул на рамку из тонких досок. О существовании подрамников я тогда еще ничего не ведал, а Евгений Васильевич учил нас рисовать в альбомах только карандашами или акварелью. Льняное масло, разбавитель масляных красок у Молчанова отсутствовали. Использовал я обычное подсолнечное масло и скипидар, а для мытья кистей – керосин. Из какого-то журнала вырвал цветную вкладку. На ней было изображено темное глубокое ущелье, скалы, высокие ели на берегу и бурная горная река с небольшим водопадом. Поскольку технику письма картин маслом я не знал, а без конца спрашивать обо всем Евгения Васильевича не хотел, картина была закончена в тот же день. Из каких-то деревяшек я сколотил что-то похожее на раму из багета, покрасил ее какой-то темной краской, и тетя повесила мой «шедевр» в прихожей над кухонным столом.
Пейзаж висел там много лет. Со временем краски пожухли, холст покоробился, мухи использовали картину, как туалет. Много раз, приезжая на малую родину в отпуск, я пытался выбросить свою первую «картину маслом», но тете она безумно нравилась и она всегда строго говорила мне:
– Не трогай! Пусть висит. Она нравится не только мне, а всем, кто к нам приходит. Лучше нарисуй хорошую картину в большую комнату.
Но эту ее просьбу я так и не выполнил. В 1976 году наш дом был продан. Тети переехали в Кировоград к старшему брату, а «картину маслом» забрал кто-то из соседей.
…После окончания школы я поступил в Харьковский медицинский институт, где карандаши и краски были временно забыты. Но кто-то из преподавателей или студентов моей группы сказал в профкоме о том, что я умею хорошо рисовать. Скорее всего, это было кем-то замечено на занятиях по биологии, а может быть, по гистологии, где мы, глядя в микроскоп, цветными карандашами рисовали в альбомах строение клеток, амебы и других простейших.
Меня пригласили на беседу в профком. Сказали, что поскольку среди студентов лечебного факультета они долго не могут найти художника в редколлегию стенгазеты, профком поручает мне художественное оформление стенгазеты факультета «Студенческое слово». Правда, пообещали, что купят нужные краски, кисти, другие принадлежности для рисования, а профком за мой труд периодически будет оказывать мне материальную (денежную) помощь. Это было в 1948 или 1949 году. Время было тяжелое. Студенты бедствовали. Мне ждать помощи было не откуда, и я с радостью согласился. Стенгазета выходила каждый месяц и отдельно к большим праздникам, на трех или четырех больших листах ватмана, вывешивалась в вестибюле административного корпуса института. Мороки с ней было много, но профком сдержал слово и почти каждый месяц премировал меня деньгами, а за новогодний номер – он получился очень красочным, веселым, с дружескими шаржами на преподавателей и студентов – мне выдали двадцать рублей. По тем временам очень большие деньги! Не помню, перед каким праздником (1 Мая или 7 ноября) мой товарищ по группе и сосед по комнате в общежитии сказал мне, что нашел работу по оформлению большой витрины Гастронома на нашей трамвайной остановке. Директор магазина оказался жадным. За работу мы получили всего десять рублей и кулек конфет - подушечки с повидлом внутри. Они стоили тогда копейки. А украшали мы витрину после занятий вечерами вплоть до закрытия гастронома.
Во время учебы в институте я несколько раз был в Харьковском художественном музее. Этот музей являлся одним из крупнейших хранилищ собраний художественных произведений Украинской ССР. Основан музей в 1805 году при императорском Харьковском университете. Музей был небольшой, но там выставлялись картины известных русских, украинских художников, в том числе Репина, Шишкина, Ярошенко, Саврасова, Левитана, Айвазовского, Брюллова, Семирадского и зарубежных мастеров кисти. Кстати, Илья Репин родился недалеко от Харькова в городе Чугуев. Особенно поразили меня две картины: «Срубленное дерево» (И.И. Шишкин) и «Будяки» ( М.А. Беркос). Обе - небольшие – примерно 40х60 см. На первой картине на переднем плане изображен пень и дальше - уходящий в перспективу срубленный ствол сосны. Пень и лежащие вокруг него щепки были настолько мастерски выписаны, что казались настоящими.
На второй картине, примерно такого же размера, нарисован куст обыкновенной колючки с фиолетовыми цветочками на фоне голубого неба. Возникало ощущение, что, если дотронуться до колючки пальцем – можно уколоться. Я подолгу стоял у этих картин и не мог оторвать взгляд. Они такие простые по содержанию, но как мастерски были написаны! Я до сих пор вижу их как наяву... В Харькове был художественный институт, но я не припомню, чтобы студенты в те времена где-то продавали свои работы.
Мой земляк-одноклассник, который учился в горном институте, уговорил меня на летних каникулах съездить на экскурсию в Ленинград. Впечатления от поездки были потрясающие. Почти два дня мы потратили на экскурсию по Эрмитажу. Удалось побывать в Русском музее, Казанском и Исаакиевском соборах, Петропавловской крепости, осмотреть город. Особенно впечатлил Русский музей и его богатейшая экспозиция прекрасных картин русских художников: Айвазовского «Девятый вал», Брюллова «Последний день Помпеи», Репина «Бурлаки на волге» и многих других.
С 1952 по 1954 год я учился на Военно-медицинском факультете,
|
