Тишина кругом. Ни звука. Вечерний весенний воздух влажен и чист, напоен мягким ароматом клевера и цветущего медового одуванчика. Тепло, безветренно. Всё кругом дышит весенней свежестью. В тёмно-синем сумраке погасших улиц ярко видны окна местного Дома Культуры. Сегодня там весь вечер мы готовим выставку, на которую завтра съедутся гости и Глава района. Меня попросили помочь организовать работу и правильно разместить нехитрые экспонаты. На выставке представлены работы школьников и студийцев, а так же достижения местных художников и самодеятельных коллективов города, как итог работы за год. Придя сюда к пяти вечера мы сразу разделили экспонаты на группы. Всё, что будет стоять, висеть и лежать на выставке должно быть представлено по разным направлениям. Это: ДПИ – народные костюмы, вышивка, изделия из дерева, декоративная роспись, подносы, глиняная и деревянная игрушка, хохлома и городец. Платки, батик, полотенца, скатерти, кружева – это относилось к изделиям из ткани. Отдельно был представлен бисер и изделия из него, в том числе вышитые картины. Ну и наконец работы наших местных художников. Их работы должны были занимать всю основную стенку в центре зала.
Разбирая и развешивая по стенам музейные экспонаты, мы весело проводили время. Ирина Карандаева, педагог клуба «Весенний», играла нам на пианино, которое стояло тут же в фойе первого этажа, остальные учителя и кружководы травили байки и рассказывали друг другу сплетни, привычные для женской среды. Маша Степанова молча сидела в уголке и листала книги, в кучу сложенные на журнальный столик. Одна из них в яркой красной обложке привлекла её внимание особо. Уже с полчаса она не отрываясь читала её и тихонько посмеивалась. Закрепив на резинку верхний контур подвески для детских работ, я спустилась со стремянки, отряхнулась и подошла к ней.
- Что это? – поинтересовалась я, ткнув пальцем в Машино чтиво.
Она повернула ко мне обложку, на которой белым по красному было написано «Лука Мудищев».
Я пожала плечами.
- Это матерные стихи, - пояснила, неожиданно прекратившая своё пение, Карандаева.
- Ну-ка, ну-ка! – я взяла у Маши из рук эту нелепость и стала читать.
Первые же стихотворные строчки вогнали меня в краску. Щёки налились румянцем и я, так же как и Маша накануне, тихонько захихикала.
- Чего это ты раскраснелась-то? Не читала такого, что ли? – переспросила со смехом Кириллова, которая повернулась к нам от стола, где раскладывала детские поделки.
- Нет, не читала. Вижу впервые, - ответила я и вернула книжку обратно.
- Надо же! А ещё педагог… Может, скажешь, и Пушкин матом не писал? Я у него такого начиталась! Муж однажды ленинградское издание из командировки привёз. обхохочешься! – не унималась Кириллова.
- Пушкин?! Ну, да, что-то слышала о том. Но, говорят, что это подделки под классика, не писал он такого никогда. Не возражай, - сказала я, увидев, как решительно Кириллова наступала на меня. – Ещё не хватало здесь о классике спорить. И откуда же он такое издание-то достал?
- Кто-то по заказу принёс, а ему лишнюю и подарили.
Карандаева взяла «Луку Мудищева», раскрыла и громко захохотала.
- Ну, ещё одна! – хлопнула себя по коленям Кириллова.
- Да, ну вас на фиг всех! Тоже откопали же где-то! – краснея от смеха говорила Ирина.
- Да, тут вот, на полке и лежало, - ответила Маша.
- Надо у директора здешнего поинтересоваться, откуда в нашем ДК такая культура взялась? – не унималась Ирина.
- Ладно галдеть-то! Ольга, ты ведь не одну выставку оформляла у себя в Мытищах, расскажи о ваших художниках, что-нибудь. Насколько у вас всё там продвинутое? Под носом Москва всё же!
- А, что Москва? Думаешь, кто-то талантливее будет, если в Москве живёт? Нет. Всё не так просто. Может быть легче только себя реализовать! Из глубинки не очень то быстро поднимешься. А художников интересных много – это правда.
Я подошла к столу, на котором стопкой были сложены жостовские подносы для нашей выставки. Их расписывали местные умельцы из студии ДПИ районного Дома Культуры. Я взяла один, подняла и развернула его к зрителю лицом.
- Вот они наши художники! Зеркало мытищинской земли. Деревня Жостово входит в наш район. И Федоскино тоже. Вот это действительно – шедевры! Когда мы были там на экскурсии, на фабрике подносов, то нам, мне и ученикам моим, представили несколько династий мастеров этой знаменитой росписи. Могу назвать, я их запомнила, потому что много фотографировала там их изделий, а потом писала о них статью в местную газету «Родники». Семья Рогатовых – федоскинские мастера, художница Елена Зотова, Виктор Васильевич Лавров, Сергей Козлов, Геннадий Иванович Ларишев, великий мастер. А жостовские – самые известные братья Кледовы Лев и Игорь, потомственные жостовские мастера. Борис Васильевич Графов – главный художник Жостовской фабрики декоративной росписи. Семья Гончаровых, тоже потомственные живописцы.
А из художников второй половины 20 века у нас в Мытищах очень многие известные живут и жили. Ну вот, например, Кольченко! Школа художественная его имени в городе есть.
- А Попков – это ваш? Или я ошибаюсь? Тот, что портрет в шинели рисовал? – спросила Мария.
- Нет, он вроде, москвич, - вставила Карандаева.
- Да, наш, – ответила я. – Многие считают его московским художником, но родился он у нас в Мытищах в 1932 году в бараке кирпичного завода, жил там и рос, в школу в Мытищах ходил. Когда стал знаменитым, то жил в Москве, а мама его Степанида Ивановна, так у нас всю жизнь и проживала, с тех пор как приехала в тридцатые сюда на заработки из деревни. Но кроме Попкова у нас ещё и Игловиков есть, потрясающий талант и Русова, и Артемьев, и Скок. Так что…
- Ты была на всех этих выставках? – спросила Мария.
- На многих была, многие оформляла. Меня потрясла выставка работ Игловикова. Это было в то же лето, когда Чюрлёнис с экспозицией у нас выставлялся. Тоже чудо!
- А, что Попков Виктор, говорят, молодой погиб? – спросила Карандаева.
- Да, осенью 1974 года в Москве, в возрасте 42 лет.
- Его убили, говорят?
- Да, - ответила я, - инкассаторы застрелили.
- Как это?! – раздалось со всех сторон.
Когда возгласы удивления затихли, я попробовала вспомнить эту историю, но поняла, что подробностей тоже не знаю.
- Точно я не скажу, как именно, но один художник рассказывал, что после одной из выставок, он припозднился. Вышел на улицу и стал искать такси. Попков был человек весёлый, открытый, торопливый. И тут поторопился. Увидел машину «Волгу» на обочине дороги и решил, что это такси. Подскочил и рванул на себя дверную ручку. А внутри сидели банковские инкассаторы. Рядом был крупный магазин, они ждали, видимо, коллегу с выручкой. Что там им показалось, неизвестно, но только тот, что сидел на переднем сиденье, выстрелил в Попкова и убил наповал. Якобы, инструкция предписывала в подобных непонятных случаях стрелять без предупреждения.
- Ужас какой! Я даже вся похолодела, - отозвалась Маша и закуталась в свой шерстяной платок.
- Вот так вот!- сказала Ирина. - Живёт талант, и вдруг р-раз, и оборвалось всё!
- Это не только о таланте сказать можно. Сколько таких случаев бывает, - поддержала разговор Кириллова.
- А я вот, у вас в Мытищах, до сих пор тот случай с домом-призраком в парке забыть не могу, - громко сказала Карандаева. – И угораздило же меня тогда. Ну и город! Привидений, как в Англии!
- Да, это у нас водится, - я усмехнулась.
- Бросьте вы, про всякую чертовщину говорить! Лучше бы вместо этого, Ирина, ты про кота своего Ваську рассказала, как он твоего Петьку наказал, - гаркнула Кириллова.
- А-а! Ну эта смехотура тут уже известна.
- Но не всем! – вставила я, снова забираясь на стремянку с куском проволоки в одной руке и ножницами в другой.
- Давай-давай! Рассказывай! – подбодрила вошедшая Майя Гусева, она принесла вологодские костюмы с кокошниками, и стала примерять их на манекенах.
- Как наказал – это ладно, но предыстория такая: есть у нас сосед, за стеной живёт в однушке. Пьяница горький, жена уже как шесть лет от него ушла. Один живёт. Мы же все на первом этаже живем, и вот Васька кот, повадился к нему в окошко лазить. Залезет и спит, то на столе, то на подоконнике. А тут вот, сосед перепился, утром глаза открыл и спросонок не поймёт где он находится, а на столе, как на грех, сидит Васька и свою чёрную шёрстку чистит и умывает. Было часов шесть утра, как вдруг за стеной рёв раздался. Мы все повскакали, муж в коридор выскочил и к соседу у которого никогда дверь входная не закрывалась. Тот сидит на полу у кровати, тычет пальцем в ничего не понимающего кота и орёт благим матом. Ой, кричит, черти уже на столе у меня пляшут, да с хвостами! Уберите, уберите, кричит, чертей!
Мы глянули, а на столе наш кот разлёгся! Петька, муж мой, его за шкирку схватил и домой поволок. Оттрепал его, чтобы больше не повадно было соседа пугать, ну и забыл об этом. А кот запомнил! Это за что ему такое наказание? Что такого плохого он сделал хозяину или соседу? Ну, подумаешь, на стол залез и там почесался! И только? Что, в первой, что ли? Ну вот, и обиду на Петьку-то и затаил. И выместил ведь как, гадёныш! Прошло уже, наверное, больше недели. Петька в пятницу пришёл домой пораньше, чаю попил и разлёгся на свой диван. А он, диван, задней спинкой, где голова с подушкой, к гардеробу вплотную прижат. Вот он эту подушку свою поудобнее к гардеробу приткнул и отдыхать улёгся. Через пару минут уже захрапел. Я как раз выхожу их кухни, а он уж спит. Кот сидел в этот момент на гардеробе, краем глаза я там его хвост видала, но внимания не обратила. Сидит и сидит! Петька храпит, причмокивает во сне и рот от удовольствия открыл.
Стою на кухне и слышу вдруг, что будто льется что-то в комнате. Я туда. И что я вижу! У меня аж дар речи пропал, я так на пороге в арке и застыла. Петька спит с открытым ртом, головой к гардеробу, а кот оттуда сверху на него мочится. Задом повернулся, хвост задрал и струя прямо Петьке в рот и потекла. Тот поперхнулся, закашлял, глаза-то открыл, да так и застыл, как и я, от неожиданности. Над ним кошачий хвост и яйца торчат, и струя ещё льётся, тёплая и жёлтая в придачу.
Наши педагогические тётки внизу хохотали так, что тряслась моя стремянка. Я тоже от смеха всё уронила вниз и ножницы, и проволоку. Да, такое не каждый раз услышишь!
- И что, и что, Петька-то, что? – сквозь смех, краснея до слез, спрашивала Кириллова.
- Ну, что, Петька! Вскочил с дивана, рукой за хвостом потянулся, да не тут-то было! Васька как сиганет через наши головы, да на кухню. Там форточка открыта была. Петька за ним полетел через всю квартиру, но не догнал, тот в форточку нырнул, только его и видели. Петька зачем-то схватил моё кухонное полотенце, бегал с ним по квартире. Орал не хуже нашего соседа алкоголика! Кричит, задушу стервеца, как только явится, убью! До вечера бушевал и отплёвывался, но там дети домой пришли, он и затих. Но на следующий день, в субботу, все глядел за окно, не явился ли наш чёрный стервец, чтобы уши ему ободрать. Но Васька не дурак! Он ни в субботу, ни в воскресенье домой ни ногой. Утром в понедельник Анька в школу пошла, когда отец уж был на работе, а кот под окошком сидит и есть просит. Я ему вынесла и молока, и котлетину. Он поел, умылся и опять улизнул куда-то. Петька вечером спросил про кота, но я и Анька соврали. Мол, не было
