-Ну, что, Стёпка? Как у нас сегодня с погодой? – подходя к окну, спросил высокий седой старик.
- А то который день сидим взаперти, свежего воздуха не видим.
На подоконнике, расслабленно растянувшись, лежал большой серый кот. Услышав голос, он, приоткрыв один глаз, недовольно посмотрел на хозяина.
- Ты что, ещё и недоволен мной? – спросил старик. Ну, ты совсем обленился! А, может, ты уже от старости такой? Это сколько же тебе лет уже?.. Да и мне немало… Эх-ма, жизнь идёт, и мы с тобой совсем одряхлели. Уже и на улицу не тянет. Всё больше к дивану охота прислониться. Вот, если бы наша хозяйка была жива, она не дала бы нам лениться. Помнишь, а, как она по утрам нас поднимала спозаранок? – «Эй, Степаны, к столу пора!» А на столе уже наши любимые оладьи с домашней сметанкой. Ну, ты-то оладьи не жаловал, всё перебивался сметаной. Анна любила оладьи с мёдом, а я, как и ты, со сметаной. И так нам было хорошо! Летний ветерок потихоньку колышет белую занавеску, под окном сирень цветёт, птицы поют. Благодать!
- Да… Теперь её нет с нами. И вся наша жизнь разом рухнула. Остались мы с тобой сам-на-сам. Слушай, ты-то хоть не умирай - твой век короче моего. Ты погодь малость, может, вместе того, а? Вот было бы хорошо! Как я без тебя останусь? Никого ведь нет у нас с тобой. Остались два Степана, да без Анны. Говорят, что треугольник – это устойчивая фигура. Оно и взаправду так.
- Смотри, никак не распогодится на улице. Кости-то не зря ломит. Ох, наша жизнь – жестянка… Пойду, лучше прилягу на диван, что-то холодно. Не расхвораться бы, нам нельзя болеть. Кто нас лечить будет? На деревне остались три двора со стариками. Остальные избы развалились, растасканы. А которые и сгорели.
_ Нет, не буду ложиться. Лучше пойду, навещу Гришку с Ляксандрой. Как они там, живы ли, здоровы ли? Их тоже года не балуют. Чайку попьём вместе, поговорим. А ты тут смотри, за хозяина остаёшься.
Проходя мимо комода, Степан остановился, взял в руки фотографию жены в картонной рамке.
- Пойдём со мной, Аннушка, проведать друзей. Молчишь. Да, ты теперь всё время молчишь, моё золотко.
Степан поставил рамку на место, вытер слезу и вышел.
