Тайна палаты номер шесть

Неужели настолько понравилось?
    – Ты зубоскалить-то кончай! Прямо отвечай! – стал со всей очевидностью заводиться №1.
    – А чего ты, собственно, переживаешь? Может, я дальтоник! – усмехнулся Дмитрий, демонстрируя полное спокойствие. – Видимо, и впрямь палата №6! Удивляюсь, что она значится травматологией, а не психиатрией. Ты-то сам, Первый, какого цвета?
    – Брось, парень, мне мозги ковырять! Водитель не может быть дальтоником! Признайся добровольно или сам расколю! На это времени много не потребуется. А потом не жалуйся! Впрочем, лечись пока…
    – Это ты тут всех своей цветной любовью запугал? Никто до сих пор не пикнул. Спящими притворяются… – не сдержался Дмитрий. – И напрасно ты свой режим нарушаешь! Это желчному может повредить!

    Неизвестно, чем бы закончилась разгорающаяся перепалка, но в дверях показалась медсестра с неким посетителем. Она кивнула в сторону Дмитрия: «Вон он, у окна. Койка №2».
    Посетитель уверено прошел вперед, энергично вырвал стул от стола, прижавшегося к стене, уселся с папкой для бумаг, разложенной на коленях, и после этого поздоровался с Дмитрием, нисколько не смущаясь его состоянием и положением.
    Посетитель оказался следователем прокуратуры и интересовался аварией, в которую три дня назад попал Дмитрий. Дмитрию на его вопросы о жене он ничего не ответил, лишь расспрашивал о погоде, о дороге, о качестве ее покрытия, о состоянии здоровья Дмитрия до поездки, о степени его усталости. Он привычно что-то записывал не на столе, а у себя на коленях. Потом начинал сызнова – о принимаемых лекарствах, о техническом состоянии автомобиля и его поведении на дороге, о прежних проколах шин, не принимал ли Дмитрий в тот день спиртные напитки и пр. Потом неискренне пожелал скорейшего выздоровления и вышел, не водворив стул на место.

    Упитанный сосед под номером три слева от Дмитрия, часто стрелявший глазами по сторонам, ранее молчавший, приглушенно спросил с интонацией, претендующей на доверительность:
    – Тебя посадить хотят, что ли?
    – Напротив! – с усмешкой возразил Дмитрий. – Вот, предложили здесь полежать!
    – Шутишь? А ведь он не просто так старается, всё выспрашивает…
    Странно, подумал Дмитрий, мне и в голову столь простая мысль не приходила. Понятно, что раньше мне было не до того, сознание-то вернулось недавно, и всё-таки! Ведь легко подберут статейку и сразу прилипнут, начнут мне «помогать»! Тогда только отстегивай…
    «Кстати, где теперь наши деньги? – впервые забеспокоился Дмитрий. – Где наши с Алёной документы, документы на машину, где вещи? О боже! И где несчастная «японка»? Не суждено ей было по нашим дорогам долго бегать. И об Алёне этот орёл ни единым словом...  Юлил-юлил, но так ничего и не прояснил. Мол, в другой больнице она, вы всё равно здесь ничего не знаете. Хоть телеграмму дочкам отослали? Сказал-то, что отослали, но можно ли ему верить?»
    Дмитрий всё глубже погружался в состояние затягивающего напряжения и тревоги. Беспомощность сильно тяготила последствиями аварии, но перехватить инициативу у чрезвычайных обстоятельств он был не в состоянии.
    Одолеваемый невеселыми мыслями, Дмитрий погрузился в тяжелый сон, не прерванный даже очередным уколом шумной медсестры.

    Глава 18
    Утром Дмитрий не ощутил сколько-нибудь заметного облегчения ни со стороны своих травм, ни со стороны терзающих душу тревог, навалившихся в связи с недавней аварией, неизвестностью и беспокойством о жене. Тем не менее, некоторые хозяйственные неурядицы, связанные с отсутствием посуды, белья и туалетом, играючи устранила другая медсестра, заступившая на свой пост утром. Она в значительной степени облегчила существование Дмитрия, но лишь здесь, на больничной койке, а не вообще. Он с помощью следователя кое-что уже вычислил в произошедшем с ним, но до сих пор ему никто ничего не рассказал и не объяснил.
Лечащего врача он так и не увидел, а ведь так нужно хоть в первом приближении выяснить перспективы своего пребывания в больнице. Вон, уже объявили обход начальника отделения. «Всем лежать на местах!» – приказала торопливо заглянувшая в палату медсестра. И боли почему-то не проходят. Хотя бы обезболивающее дали…
    «Сколько здесь придется лежать? Ведь меня дожидаются важнейшие дела, хоть и очень неприятные. И что же, в конце концов, сейчас с Алёной? Где она? В каком состоянии?»
    – Сестричка, – просипел хриплым шепотом дед, значащийся под номером шесть. – Рассказала бы ты нам, что на белом свете творится! – он второй час лежал под капельницей, не ворочаясь, как и Дмитрий, и производил впечатление разумного, еще крепкого семидесятилетнего старика, которого лишь болезнь сделала беспомощным. Надо думать, на непродолжительное время.
    – Ой, дедуль! Оно тебе надо! – весело отозвалась медсестра, продолжая сортировать шприцы на подносе и вгонять их, кому следует, сверяясь со списком назначений.
    – Да, как же, дочка? Дети, внуки, правнуки… За всех сердце болит… Теракты продолжаются. И не понять, что этим террористам везде нужно? Словно играют они с нами… И сами, вон, подрываются и людей убивают. А зачем – не говорят, требований не предъявляют. Как же с ними покончить? Чего им надо? Может, мы и дали бы! – Его тело затряслось в надрывном кашле, хотя рука с иглой от системы даже в это время плотно прижималась к подложенной под нее подушке.
    – Дедуль, уймись! До выборов далеко! Кому они теперь нужны, эти теракты? – успокоила медсестра.
    Дед освободился от приступа кашля, вытер глаза рукавом свободной руки, несогласно потряс головой, но промолчал.
    Тихо, тем самым, подчеркивая обращение лишь к старику, накачанный парень студенческого возраста под номером четыре сообщил деду, показывая на свой телефон с большим экраном:
    – Ну, дед, и чутьё у тебя! Без теракта вчера и впрямь не обошлось. Давненько нас этим не беспокоили.
    – Что? – захрипел дед. – Ты громче, сынок, мне в ухо надо…
    – Говорю, что в новостях действительно пишут о новом теракте. В метро. Оно и понятно! Того гляди, население расслабится! А уж тогда…
    – Что тогда? – грозно вмешался красномордый №1.
    Студент усмехнулся, положив загипсованные руки поверх простыни, которой постоянно укрывался, дабы не видели его голым и затянутым в сложные корсеты, и уклончиво ответил:
    – Пока не знаю… Но когда-нибудь всплывёт…
    – Ты сам пытаешься на пустом месте нас запугать, – пробасил Первый.
    – Мне-то что от вашего запуга?
    – Тогда не трынди! Если сам не знаешь, зачем оно надо! – продолжил давить Первый. – Рассказывай-ка всем, что еще вычитал, студент?
    – Всё в прежнем ритме! Но об Украине, похоже, замолчали! Надолго ли? Теперь у наших журналюг Сирия в моде. И демонстрации по большим городам… Не санкционированные! Будто нам американских санкций мало! Вот, кричат в больших городах: «Путин – вор! Путин – война! Путин – смерть!» Попробовали бы такое при Сталине покричать!
    – Так не поверил бы никто, при Сталине-то! О нем и враги заклятые не смели такую чушь… А теперь и смысла нет… Кто-то, прокукарекав, ухмыляется, кто-то в щель заползает, а кто-то орет, будто все мы патриоты, и руки прочь от великой России, проклятые пендосы! И тянут все в разные стороны, как лебедь, рак и эта, как ее? На букву «С».
    – А ты о чём кукарекаешь? – с нажимом рявкнул Первый, рассчитывая, видимо, не на ответ, а на послушное молчание студента.
    Странно это, опять подумал Дмитрий. Чего он добивается своими казарменными выходками? Ведь никого, кроме себя, не слушает, всех затыкает, а меня провоцирует. Или в его палатной диктатуре имеется скрытый смысл?

    Глава 19
    Дмитрий проснулся от нравоучительного громогласия Первого. Тот расхаживал по палате и разглагольствовал о том, как хорошо жилось при Брежневе.
    – А ты почему постоянно молчишь, Второй? – обратился к нему Первый, заметив, что Дмитрий не спит. – Мы битый час сражаемся за истину, а тебе она по барабану, что ли? – подначил он Дмитрия. – Сказал бы нам, что думаешь…
    – Будто без меня не обойдетесь! – Дмитрию ненужными казались разговоры, которыми дирижировал красномордый, ловко прекращавший дискуссии, если они уходили в сторону от разрешенного им направления.
    – Никак не обойдемся! Мы хотим, чтобы в нашей палате не было недомолвок по части политических пристрастий. А то ведь можно ненароком врага народа на груди пригреть! – стал приставать Первый.
    Дмитрий поморщился. Он понимал, что лежать спокойно красномордый ему не позволит, будет донимать снова и снова, но обсуждаемые темы его не интересовали. Точно так же, как и собеседники. Вот, подумал он, теперь этот странный тип станет провоцировать меня расплывчатым термином «враги народа». Из-за частого применения и сарказма его каждый понимает как некую несуразицу, якобы придуманную Сталиным для расправы над неповинным народом.
    – Ты вопрос для начала сформулировал бы, а уж потом просил на него ответить. – Вяло огрызнулся Дмитрий, намекая, чтобы Первый отстал.
    – Опять ему, всё – не слава богу! – ехидно хмыкнул Первый. – Персональный вопрос он захотел? А ты нам без вопроса расскажи, чем живешь, да на что надеешься?
    Дмитрий всё-таки ввязался в разговор, решив наступать, чтобы поскорее отстал:
    – Да мы и о тебе ничего не знаем, хотя ты навязываешься нам в качестве проповедника или неформального лидера. Вот и расскажи, чем сам живешь, да на что надеешься? Ты, сварщик наш мнимый, хоть электросварку от автогена отличить сможешь?
    – Что-то я тебя не пойму! Может, ты специально нарываешься? – стал закипать Первый, встретив нескрываемое непочтение к своей личности, публично обвиняемой во лжи. Но решил сманеврировать, уйдя от нежелательного разбора. – Ладно, будет тебе персональный вопрос. Вон, номер пятый давно пытался уяснить, как нам относиться к Брежневу? Ты, надеюсь, застал такого? Может, и в партии состоял? Тогда он тебе прямым начальником являлся!
    Красномордому понравилось, как он завернул вопрос и то, что вопрос этот будто исходит от Пятого.
    – Да-да! – послушно подтвердил Пятый. – Нам очень интересно, что ты думаешь о тех временах?
    Дмитрий усмехнулся:
    – Не пойму, что-то! Вам интересно моё мнение о самом Брежневе, о его правлении или о его эпохе?
    Первый опять стал раздражаться, мол, ты что, нас за дураков держишь? Но сдержался и, усмехнувшись, царственно разрешил:
    – Валяй уж, обо всём сразу! А если хочешь, то и по отдельности! Народ тебя ждёт!
    – Народ ждет не меня, а порядочного и трудолюбивого лидера, которому и страна, и сам народ будут дороги! Может, имеешь кого-то на примете? Так ты не скрывай! – воспользовался Дмитрий тактической ошибкой Первого, чтобы вынудить его на ход в заданном направлении.
    Первый свирепо уставился на Дмитрия, и тот понял, что маневр не удался. Кажется, придется отвечать самому.
    – Для начала замечу, что с термином народ следует обходиться аккуратнее. Больно уж он мутный. Всякий подразумевает под ним, что угодно. Может, потому люди и договориться меж собой не могут, что и себя, и всех остальных к народу причисляют. А ведь ошибаются!
    – Всё мутишь, всё усложняешь! – констатировал Первый. – Что же такое народ,