подпустить слезу. – Как ты можешь верить Ваньке, а не мне, ведь я тебя в детстве на руках носил, однажды ты мне портки обоссал. Помнишь? Войди, родненький, в положение. Ну, есть у меня небольшие недостаточки, так и что с того? У каждого индивидуума свои недостатки. У кого их нет? Маленькие недостатки есть у всех членов нашего сплочённого общества.
Савелий такой подробности, как он обоссал портки деда Матвея в раннем детстве почему-то не помнил, но решил не накалять обстановку: и так дед и Иван уже трясутся, как осиновые листья на ветру. Как бы Кондратий деда не обнял прямо на месте суда и следствия. Подумав, Сева объявил амнистию, но учитывая, что преступление произошло по предварительному сговору, то есть осуществлялось устойчивой преступной группой, к тому же один обвиняемый находится в лёгкой степени опьянения. А это отягчающее обстоятельство.
Обвиняемые затаили дыхание и застыли в позе задумчивых тараканов: как-то непонятно, то амнистия, то отягчающие обстоятельства. Они не понимали, куда клонит волхв. Зато весь их вид выражал раскаяние: признаём, как говорится, свою вину - меру, степень и глубину.
Савелий огласил свой вердикт: два дня штрафных работ в бригаде залётчиков, то есть в тёплой компании с Гошей и Юриком. Вторым пунктом наказания следовал Сухой Закон на время каторжных работ. На этом присутствующие разошлись по своим делам: больше интересного не происходило. Не считать же за интересное то, что будет дед говорить своей невестке по поводу сломанной швабры. Это совсем не интересно, так как близко к разъярённой Алевтине приближаться дураков не было: достанется всем присутствующим, а не только деду.
Дед Матвей понуро шёл домой в компании с Иваном. Изредка компаньоны переругивались, но уже без огонька. Матвей тащил порванную сеть. Сеть приобреталась не для ловли рыбы, а для устройства временного навеса от солнца. Теперь ещё и сеть зашивать. Обломки швабры дед также тащил домой, в глубине душе надеясь, что Алевтина его сегодня не сильно будет воспитывать, так как деда завтра ждёт лютая каторга, на которой он и загнётся. Дед прекрасно знал, что Алевтина начнёт громко разоряться насчёт загубленной швабры: дескать, отправил дед добрый инструмент под задний отросток позвоночника представителю семейства кошачьих. Может Алевтина сжалится, и стаканчик нальёт, учитывая скорую смерть деда? Ах, да! Сухой Закон! Распоряжение волхва лучше не нарушать, себе дороже. Слово волхва – закон. Скажет убиться – лучше убиться, а то хуже будет. С другой стороны, стеная и плача, хитрый дед понимал, что на каторге завтра может случиться много всякого интересного, ведь распоряжается каторжными работами Кузьма, а это значит, что отработка будет в тайных закромах, а там, поговаривают, много чего интересного прячет их волхв. С другой стороны на каторге ещё никто не помер: на ней кормят от пуза всякими разносолами, поят тоже напитками на выбор. Работа лёгкая, вот только с моральной стороны плохо – считаешься в глазах односельчан позорным залётчиком. Чуть-чуть теплилась надежда на амнистию. Эх, понятно, что художника всякий обидеть может.
Свидетелем странных событий на берегу речки оказался и Ухогрыз, тщательно замаскировавшийся и наблюдающий над поведением двуногих. Своим волчьим мозгом он не мог понять смысла происходящего, зато прекрасно понял о скорости реакции существ, обитающих на хуторе. И эта скорость окончательно подвигла волка к выполнению задуманного плана.
А что делать? Ещё немного и стая совсем пойдёт в разнос. Существование стаи подошло к краю, и хорошо, если некоторым волкам удастся сохранить разум, увидев самый край Тёмной стороны. Самые впечатлительные звери уже слышат голос из бездны, что призывает их. Этот голос творит с волками страшные вещи: они начинают постепенно сходить с ума, от отчаяния бросаются в крайности. И Ухогрыз решился: надо идти к людям и сдаваться им на милость. Может, тогда они волков накормят, а может, съедят, но лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Двуногих развелось много – волкам от них не спрятаться. Люди, конечно, существа добрые, но лучше к ним спиной не поворачиваться. Сейчас для волков наступили суровые времена, сейчас не до красивостей. Красавчик тот, кто умудрится выжить в этих условиях. Вот такая эволюция. Надо дать своей стае хоть какую-то надежду: без надежды на вкусную пищу волкам существовать невозможно. Жизнь волка короткая, только надежда длинная. Пойду и сдамся: выпью сполна чашу унижения и горечи.
Ухогрыз выбрался из укрытия, почесал правой задней лапой свой бок, вздохнул, мотнул башкой и потрусил к дороге, ведущей на хутор со стороны станицы. Он решил не скрываться. А зачем? Так трусцой он и перемещался по дороге к хутору. Волк бежал и чувствовал, что его заметили и уже окружают, но он продолжал бежать. До крайнего дома оставалось метров пятьдесят, когда перед его носом оказалась кошка. Она сидела посредине дороги и вылизывалась, делая вид, что не замечает волка. А с боков, Ухогрыз чувствовал, его окружили свирепые птицы, но пока на глаза не показывались. Всё, это конец, подумал Ухогрыз и жалобно заскулил. Подбежав к кошке, он упал, приняв позу покорности, подставив свою шею кошке. Кошка, а это была Гошина Маха, зашипела, но атаковать беззащитного волка не стала. Конечно, Махе хотелось подраться, но не сложилось. Не бить же полностью покорного волка. Пришлось Махе и появившимся двум птицам отконвоировать пойманного серого разбойника к резиденции Савелия Петровича.
Волку повезло, что хуторской волхв в это время был на месте и смог уделить событию с волком своё внимание. Сева как раз совещался с Кузьмой на тему, как прокормить народ, птиц и зверей. Вернее, говорил Сева, а Кузьма на его монолог только разводил руками и говорил «Дык».
- Кузьма, ты заметил, - философствовал Сева. - В этом населённом пункте, считай в нашем доме, царит культ чревоугодия. Ведь сказано: «Не хлебом единым жив человек. Есть ещё женщины, футбол и выпивка». А наш народ ест и ест.
- Дык!
- Вот именно. А чем прикажешь их всех кормить? Где взять денег? И птичек надо кормить, и кошек, и твоего Терминатора.
- Дык….птички…
- Ладно, птички сами себе еду находят, но заметь, это происходит, когда мы им скармливаем секретную присадку. Без присадки они всё подряд жрать не будут.
- Дык…это….
- Скажу тебе Кузьма по секрету, что лучшие домашние животные - это аквариумные рыбки, они не просят жрать, подыхают молча. Хлоп и плавают кверху копытами. А ещё лучше не рыбки, а дрожжи.
- Эээ…дык?
- Ага, дрожжи. Жрут сахар и срут спиртом. Замечательные животные. Хотя и их надо кормить. А деньги я не рисую! Летят деньги, как в Чёрную Дырку. Вчера своим агентам последние алмазы отдал. Себе парочку кристаллов оставил на опыты. Думаешь, денег за алмазы надолго хватит?
- Дык???
- На еду бы хватило. На стройку, на пару месяцев хватило бы. Но, бездна меня побери, на инфраструктуру уже не хватает.
- Инфру…дык….
- Да, на канализацию, водоснабжение, электроснабжение, на дороги, на озеленение никак не хватает. Я в печали. О газификации молчу.
- Пойдём на большую дорогу? – хмуро спросил Кузьма, посмотрев на свои пудовые кулаки.
- Тебе бы только разбоем заниматься, - остановил рвение своего помощника Савелий. – Нет, будем продавать ценности, оставшиеся от деда. Это те, что вернула нам Ленка. Думаю, полгода продержимся. А потом только на большую дорогу. Хорошо выручает жемчуг, но цена на него постепенно падает. Рынок насыщается.
За последнюю неделю это был первый раз, когда Кузьма услышал от Севы имя Ленки. Кузьма знал, что неделю тому назад Сева и Ленка разошлись, как в море корабли. Поэтому Кузьма видел, что волхв находится несколько во взъерошенном состоянии от этого события. А когда местный волхв весь находится в переживаниях, то тошно всем окружающим. И чего Ленке не хватало? Приехала она неделю назад на хутор и вернула волхву архив, старинные книги, редкие камни и коллекцию оружия, что хранила у себя по просьбе Севы. Оказалось всё просто и жизненно: Ленка нашла себе хахаля, вот и решила прекратить связь с Севой. Кузьма, как адепт Золотой Бабы, очень хорошо понимал в тонких душевных делах, можете у многих дамочек из Геленджика спросить. Так-то у Кузьмы с бабами было не очень, но как только он стал адептом Золотой Бабы, то его популярность у «слабого» пола стала зашкаливать. А он никому из дамочек поначалу не отказывал, потом стал харчами перебирать – говорить о некоторых дамах, что он столько не выпьет. Верный соратник чувствовал, что Сева переживает, но, видать, всё же уже успокоился. С другой стороны Ленку можно понять: жить с Севой, это жить на вулкане – в любой момент рванёт. А тут ей подвернулся нормальный мужик, волгоградский предприниматель средней руки. С таким всё просто и без приключений. Живи и радуйся. Сева, конечно, навёл о нём справки и, к своему удивлению, не нарыл на мужика компромат. Вполне нормальный адекватный человек. Да, и ладно, махнул рукой Сева – некогда нам отвлекаться на баб, работать надо, работать, дел невпроворот. Труд, он облагораживает. Это лень - оскотинивает. Жалко, конечно: Ленка очень красивая женщина, самостоятельная, к тому же весёлая. Наверное, ей уже надоела самостоятельность, захотелось опереться на чьё-то плечо, а с Севой постоянно надо напрягаться. Увы, но женская самостоятельность хлеще всякого наркотика! Вызывает эйфорию с побочными эффектами, держит долго. Вот и Ленка отказалась от самостоятельности, обменяв её на спокойную жизнь. Винить не будем. У Севы с бабами всегда так. Да и маневрировать ему между Валентиной и Ленкой надоело, поэтому, хорошо, что так получилось. Валька она не такая красавица, как Ленка. Валя – серая мышка, зато преданная лично Севе и идее. Ценить такое надо. Вот Сева и будет теперь Валю ценить более активно, не оглядываясь на Ленку.
Кузьма даже не догадывался, что Сева тот ещё иезуит. У Севы были в почёте только его цели и его страсти: алхимия, просто химия, тайны мироздания. А людей он просто использовал в своих целях. Да он весь мир использовал под себя – эгоист запредельный, но то тайна. На людях Сева сама доброта и человеколюбие: по нему и не скажешь, что он мрачный душегуб и, зачастую, люди для него просто мишени, а не товарищи. Только его родной дед Фёдор Корнеевич являлся для Севы непререкаемым авторитетом. Но деда нет на этой планете. Сева искренне верил, что дед жив, только он не здесь, а в другом мире.
- Знаешь Кузьма, что люди говорят? – тяжко вздохнул Савелий.
- Дык? – развёл руками Кузьма.
- «Чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки». Так и говорят.
- Это кто ж такую дурь говорит? – насторожился Кузьма. – Надо же, кабыздохи больше людей нравятся.
- Многие, - махнул рукой Сева. - Генрих Гейне так говорил, ещё Бернард Шоу, Шопенгауэр и Марк Твен, это который Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс. Ещё Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де Севинье. Теперь я так говорю. Кстати, о собаках и прочих тварях. Кузьма, а что это у нас во дворе твориться? Что за собрание, а драки нет? Разберись,
