Любанская операция. Мясной Бор.

ЛЕНИНГРАДОМ И СРОВНЯТЬ ЕГО С ЗЕМЛЁЙ!"
     

    Вот такие планы были у прожорливого лавочника, подмявшего под себя Европу. Но ведь гитлер не знал, что РОССИЯ - это не Европа! Читая воспоминания немцев, оставшихся в живых, понимаешь, что до вторжения в Советский Союз они не сталкивались с таким героизмом и сопротивлением, которое всегда было в крови у русского солдата. В других европейских странах, по их словам, имели  место единичные подвиги военнослужащих, но советские солдаты проявляли массовый героизм. ВысокА была цена! Но наши воины не думали о цене. Они думали о Родине. Был дан приказ: "Сражаться до последнего патрона!"  И русский солдат сражался.             

                Воспоминания бойцов 376 стрелковой отдельной дивизии. 



  "К линии фронта шли МАРШЕМ, ежедневно преодолевая 30 км. Слипались глаза. Ноги  отказывали идти. У леса разгребали снег и замертво валились на него для  короткого сна. В страшную пургу, под непрерывном  обстрелом  немецкой авиации мы прошли 250 км. Однажды повалил мокрый снег. Все промёрзли до нитки, но костры жечь нельзя. В небе – противник. 29 декабря 1941 года дивизия прибыла на Волховский  фронт и на следующий день  получила боевое крещение. Наша дивизия  вступила в бой в районе Чудово на реке Волхов." 

  "Бомбили не переставая. У медпункта снесло крышу, на раненых посыпались  осколки стекла, дерева и земли. Пришлось перенести их в подвал. Потом закончился  керосин, и мы стали жечь электрический провод для освещения. Удушливый запах  был ужасен. Не было воды. И мы топили снег. Выбегали, и набирали в котелки снег, он чуть таял, и мы давали его раненым". 
             
  "Полковой медпункт развернулся в деревянном домике на берегу реки Оскуй севернее Чудова. И начался бой. Тяжёлый, кровопролитный. Он продолжался под непрерывной бомбёжкой с воздуха. Раненые поступали днём и ночью. Врачи и фельдшеры работали по 20 часов в сутки. К концу первого дня боя из 24 санитаров носильщиков в строю осталось шесть".

 
  "Наступление 376-й дивизии поддерживала 5-я батарея 23-го гвардейского артполка 4-й гвардейской дивизии. Командование фронта приказало ей от Ольховки перейти к коридору и ударить по немцам с северного фланга. Батарея успешно вела огонь по немецкой пехоте, но подавить массированные залпы германской артиллерии она не могла из-за нехватки снарядов, тем более не имея прикрытия с воздуха.

    В этот день младший политрук Т.П. Андрейкович, литсотрудник  газеты 65-й дивизии «За счастье Родины» записал в дневнике:"Вражеская авиация свирепствует.  Днем совершенно невозможно не только проехать пройти к переднему краю. Стервятники охотятся за каждым. На шоссе творится что-то ужасное. Нет клочка земли, где бы не рвались снаряды и мины. Враг не прекращает атак.  Но наши поредевшие, измученные подразделения стоят как вкопанные."

    "376 дивизия была ударной силой. Ее перебрасывали на самые трудные участки фронта. Надо было выручить 2 ударную армию из окружения. Эта задача была поручена 59 армии Волховского фронта, в составе которой сражались  сибиряки, и они вывели немало окруженных бойцов, создав 800-метровый коридор."

    "Дивизия в течение 10 дней отражала контратаки превосходящих сил противника. Борьба за горловину шла не на жизнь, а на смерть. Были такие критические минуты, когда, казалось, наступил предел, — болота, вода, холод, непрерывные налеты пикирующих бомбардировщиков и шквалы пулеметного и артиллерийского огня по скучившейся, как на пятачке, ничем не прикрытой с воздуха группировке, всюду масса незахороненных трупов, своих и противника — все это сложилось на плечи тех, кто стоял насмерть». 
     
    "В разгаре было лето 1942 года, а любанцы еще в зимнем обмундировании, вернее, в том, что осталось от него. Из изодранных вдрызг ватников и ватных брюк торчали клочья почерневшей ваты. Ушанки, шинели были покрыты рыжими, бурыми и черными подпалинами от огня костров. Подошвы сапог и ботинок многим приходилось прикручивать проволокой. От длительного голодания у каждого второго воина цинга, дистрофия. От многонедельного пребывания в воде распухли суставы. Давно небритые лица и руки изъедены гнусом. Те, кто еще мог стоять на ногах, вели под руки или несли на самодельных носилках раненых и окончательно обессилевших товарищей..."

  "После очередного полного перекрытия мясноборской горловины узкий «коридор» ценой больших жертв был прорублен заново. 24-26 июня под губительным обстрелом из кольца вырывались последние окруженные любанцы: больные, раненые, выбившиеся из сил... С боем выходили подразделения, оставленные командованием для прикрытия отхода. Добравшись наконец до передовых позиций наших войск, некоторые любанцы становились на колени и целовали обетованную Большую землю, обнимали сосны и ели, растущие на этой земле..."
     
  "Полевые карты убедительно говорили, что в такую местность, как Мясной бор пробраться человеку нельзя. А нам нужно было вести бои против противника.  Боевые исходные позиции  представляли собой небольшие опорные пункты, окружённые болотами. Стояла жестокая зима. Вкопать орудия в землю невозможно. И когда подошла  артиллерия, бойцы руками подтягивали её к переднему краю".

  "Рукопашный бой страшен уже тем, что свою смерть можно разглядеть в лицо. Но тогда мы просто шли на нее, вопреки всякой военной, да и обычной жизненной логике. И у немцев сдали нервы. Они побежали, на своей шкуре испытав, что такое ожесточение русских, в которых вселилась такая невиданная ярость. Против нее никакая сила не устоит!"
             
  "От разрывов бомб, снарядов и мин, торфяные болота ходили ходуном.  Артиллерия была на конной тяге. И когда полк менял огневую позицию, солдаты и офицеры на руках тащили не только орудия, но и лошадей вытаскивали из болотистой тины. Но никто из нас  не прятался за спины товарищей. На моих глазах на мине подорвался сапёр, с которым я разговаривала пять минут назад. И ничего не осталось от него. Кусочки слизи, разбросанные по земле..."
             
  Эти  воспоминания не будут даже тысячной частью всех документальных рассказов фронтовиков. Книгу надо читать. Пересказать её нельзя. Факт остаётся фактом - люди воевали в нечеловеческих условиях, в аду. И я не знаю что может быть страшнее  войны. После прочитанного  только один вопрос тревожил меня:

  "Почему люди, называющие себя здравомыслящими, устраивают кровавые войны?  Почему некоторые двуногие считают вправе решать судьбы других людей? ПОЧЕМУ? Ответа нет. Но есть  малое утешение в словах одного светлого и чистого человека:  Паисия  Святогорца.
  "Я бы сошел с ума от несправедливости этого мира, если бы не знал, что последнее слово останется за Господом Богом!"

                                                                        Часть 3.
         
                             " Молчат гробницы, мумии и кости.
                               Лишь слову жизнь дана:
                               Из древней тьмы, на мировом погосте
                                                 звучат лишь письмена."
             
                                                                         (И. Бунин)
             



  Прошло 80 лет. На месте  кровавых событий всё заросло травой. Но нужно немного воображения, чтобы представить себе развороченную и обожженную землю, залитую кровью русских солдат и офицеров. Первым человеком, который  пришёл в эти страшные болота, был молоденький паренёк, Николай Орлов. Без всякого сомнения, он был послан Высшими силами. Бог назначил его для того, чтобы он нашёл, похоронил и сообщил родственникам (если находились документы или медальоны) о воинах, которые числились пропавшими без вести. Светлая ему память!

  Более того, быть может, если бы не этот паренёк, который в будущем, приведёт сюда поисковые отряды, никто бы и не узнал о "Долине смерти". Ибо о Любанской  наступательной операции умалчивали. Будто и не было её. После войны будут изучать знаменитые десять сталинских ударов, но  Любанская операция не войдет в их число. И если бы не предательство генерала Власова, о ней забыли бы навеки.
Но почему люди забывают о живых свидетелях?  Всегда найдутся  те, кто помнит всё, и запишет на бумаге, и расскажет детям и друзьям. И более того, найдутся те, кто исполнит христианский долг, и предаст земле убиенных. Это уже  Господь решает! Он посылает на Землю нужных людей.

  Одним из них и был Николай Орлов. С 1946 по 1958 год он занимался  раскопками и искал родственников убитых. Официальные ведомства молчали. И только в 1988 году состоялась крупномасштабная поисковая экспедиция в районе деревни Мясной бор. В 1989 году экспедиции получили название «Вахта Памяти».
Задача их состояла в поиске и захоронении останков воинов, погибших в боях за Родину в годы Великой Отечественной войны. Сейчас около станции «Мясной Бор» развернут базовый лагерь вахты. В 2009 году, по проекту архитектора Владимира  Воронцова, сооружён Мемориальный комплекс с массовыми  захоронениями воинов 2-ой Ударной, 52-ой и 59-ой Армий у деревни Мясной Бор. На мемориальном кладбище захоронены останки 39 284 бойцов, найденные с 1958 года по сегодняшний  день.
И вот мы пришли к воспоминаниям Николая Ивановича Орлова, сына железнодорожного обходчика, Ивана Орлова. В 1946 году на станцию Мясной Бор Новгородской области приехала его семья. Они поселились в деревянном бараке.


                       Далее представляю  воспоминания самого Николая Ивановича:

  "Очень было страшно и тоскливо по вечерам. В то время никаких клубов, радио - ничего у нас не было. Вся наша жизнь  заключалась в том, что мы приходили к поездам, идущим на Бронницы или на Чудово, или идущим обратно; получали там газеты, смотрели на других людей. Потому что нас в Мясном Бору тогда ещё было немного, и нам было очень приятно, что люди едут и туда, и сюда, и возвращаются. Больше мы ничего не видели. А вот когда, бывало, сидишь вечером на скамейке, - и когда ветер дул с запада, трудно было дышать: был страшный запах трупного разложения. Я уже знал в то время, что место, находящееся чуть западнее Мясного Бора, называлось уже в войну «Долиной Смерти». В леса эти в то время никто не ходил. Местные рассказывали, что  иногда были слышны взрывы из жуткого леса. Может звери наступали на мины, а может и сами снаряды по какой-то причине рвались.

  Однажды я всё-таки пошел с матерью на болото. По ягоды. По узкой дороге  прошли саперы и везде развесили надписи с черным черепом: «Мины, мины, мины». Первый раз я увидел убитых. Они лежали по краям дороги, их было много. Они были так сохранены, что ужас охватил меня. И тут увидел лису: об этом, конечно, страшно вспоминать. Но это правда. Она что-то глодала. Я её отогнал, и подошёл ближе к убитому. Это был старший лейтенант. Он был цел. Целой была гимнастерка, целыми были петлицы, на которых было три кубика и стрелковый значок; из кармана гимнастерки торчала авторучка.

  И мне захотелось, чтобы он лежал в земле, а не валялся на дороге. Рядом лежал  "медальоном". Тогда я не знал об этом. Позже мне отец объяснил что это такое. Там указывалось звание, фамилия, имя,