Блогер, чао!

усмехнулся Гога Ноз. – До Москвы ещё добраться надо! – И принялся набрасывать угольку, трусливо поглядывая в темноту.
Одинокий фонарь под тридцатиметровым сводом вовсе даже не светил, а только сгущал темноту. Большущие чёрные крысы бегали вереницами и злобно сверкали глазками, мол, мы ещё до вас доберёмся!
– Думаешь, нас не отпустят? – спросил Сеня Бабакару, кивнув в темноту штрека.
– Я уверен, что нет, – ответил Гога Ноз. – Кому нужны свидетели?..
– В общем… – заключил Сеня Бабакару, – пока есть силы, надо бежать!
И они стали готовиться к побегу, то есть симулировали активную работу и берегли силы.

***
Между тем, Самсон Воропаев, который бежал не только от проблем с бизнесом и законом, но и ещё и от того, что вчистую разлюбил свою большую и красивую жену, Галину Сорокопудскую, доехал до города, забрал из съемной квартире вещи и пропал в великой русской северной тайге под названием Сибирь. И будь оно все проклято! – плюнул он на прощание.

***
Стиву донесли, что в городе крутятся двое, которые интересуются исключительно шахтными рабами.
Он здраво рассудил, что если бы это были агенты Кремля, то они бы не церемонились, и здесь уже была группы захвата, а так… – снисходительно поморщился он. Ему стало интересно, кто смел покусился на многолетний подпольный бизнес угольной мафии, приносящий миллиардные доходы, о котором все знали, но помалкивали, ибо девяносто девять процентов горожан славного Красноярска так или иначе были связаны с ним.
Журналюги? – спросил он сам себя, но они все прикормлены… Странно… Очень странно… – по-американски бездумно подумал он.
– Поехали посмотрим, – сказал он и взял с собой усиленную охрану о двух машинах, а ещё послал группу с дронами, чтобы они корректировали обстановку.
Этих двоих застали на Заречном рынке, где они ходили и всем показывали фотографию похищенных. По крайней мере, так доложили Стиву.
– Кто же такой смелый?.. – недоумённо пробормотал Стив, вылезая из машины и отдуваясь, как старые кузнечные меха. – А ну!.. – махнул он, расправляя плечи, и охрана послушно высыпала наружу, доставая оружие и вгоняя в стволы патроны.
Рынок затих. Даже кошки попрятались, а вездесущие воробьи перестали клевать крошки возле трактира «Деликатесный тормозок» и разлетелись по кустам.
И бывший Мур Стивенсон, а в русской транскпиции просто и коротко Стив, по мере приближения к двоице всё больше и больше впадал в недоумение, потому что в одном из них стали проступать знакомые черты, о которых он и думать забыл, ан нет, вот они, пожалуйте, и рост, и фигура, и плоский затылок, и Стив не то чтобы занервничал, а крайне удивился, выпучив глаза. А тут ещё ретивые охранники опередили его, изумлённого. И он не успел никого предупредить, как вдруг раздался знакомый штробас, и первые три охранника Стива с чёрными пистолетами в руках упали замертво, а остальные были настолько дезориентированы, что потеряли ориентацию во времёни и в пространстве, и просто уселись в рыночные лужи и стали плескаться, как малые дети. «Саен сагоист ёколемоне!» – веселились они.
Даже сам Стив на некоторое время вывалился неизвестно куда, хотя, конечно же, у него-то был иммунитет, как у всякого бывалого боксера, на железные удары по голове и психике. Но даже иммунитет не помог бы, если бы в тренерском подсознании не отложилось: «А ведь я уже где-то этот уже слышал! Этого Джельсомино!» И эта мысль вернула его в реальность и он закричал по-американски:
– Pasha, you son of a bitch!  – И полез обниматься с Павлом Крахоборовым, чем вогнал Мирона Прибавкина в крайнюю степень ступора, ибо он ничего не знал об американском тренере братца.
Екибастуз обломанный! – растерянно думал он, вот это поворот судьбы!
– Я знал! – радостно подпрыгивал Стив, чтобы облобызаться с Павлом Крахоборовым, – я знал, что найду тебя. Обязательно найду!
– И плачу, и рыдаю! – в свою очередь кричал Павел Крахоборов, не в силах выразить свою радость словами и тащил грузного Стива себе на грудь.
– Мать моя женщина! – озадаченная молвил Мирон Прибавкин, глядя, как они подпрыгивают, словно мячики перед друг другом.
– Is that you, you stinking idiot?!  – всё ещё не верил своим глазам кричал Стив, переходя то на английский, то на русский. – Россия – это великая страна! А ты великий боксёр! Лучший из лучших!
И к ужасу оставшейся ко второй машине охраны обнимался с гигантом, у которого был утячий нос и огромные с чайник кулаки.
– А рука?.. – вдруг вспомнил Павел Крахоборов.
– And to hell with it!  – ответил Стив, не помня зла.
И они ещё пуще стал подпрыгивать перед друг другом, как игрушечные боксёры из «Rocky Legends».
Потом они заняли ближайший ресторанчик и рассказали друг другу свою жизнь.
Оказывается, после истории с Павлом Крахоборовым Мура Стивенсона на фоне испортившихся отношений с Россией обвинили в сговоре с русским боксом. Ему даже не выплатили страховку за сломанную руку. От его услуг отказались все боксёрские комитеты, в итоге – и Международная ассоциация бокс, и Мур Стивенсон оказался на мели. Ему припомнили все грешки прошлых лет доказанные и недоказанные. Ему грозило пожизненное заключение в «Фримонт Каунти», штат Колорадо, где сидят самые отпетые психопаты со всей Америки. В тому же жена его, Каролина Ж, ядреная мулатка из Нью-Джерси, подло наставила ему рога с кинопродюсером Антром Хемом и укатила на Гавайи. В тоске и отчаянии он бежал куда глаза глядят в трюме китайского балкера. Во Владивостоке Мур Стивенсон лично обратился к российскому президенту с просьбой о получении статуса гражданина России. Там же его и приметили «угольные агенты» угольной мафии. В итоге он очутился не в Москве, где планировал продолжить тренерскую карьеру, а в Красноярске на должности управляющего по кадрам и добыче. Его обласкали как могли: он получил трехэтажный дом в элитной зоне, где никогда не бывало испарения шахт и рудников, то бишь чёрного воздуха, дачу в широкой горной долине и охотничье ружье марки премиум класса «Иж Меха», сделался заядлым охотником и брал медведей в заказниках по всему северу. У него появилась жена натуральная блондинка Эллочка Л, копия его незабвенной Каролины Ж, только светлой масти, и двое погодков мужского полу: Иван и Пётр.
– Вот такая моя жизнь! – понурившись, молвил Стив.
Мол, не судите, я такой, как есть!
– Мур!!! – восхищенно кричал Павел Крахоборов и лез через стол обниматься.
– Не Мур Стивенсон, – поправил его тренер, – а Стив Иванович Московский! – гордо поднял он палец, как когда-то поднимал в интервью старейшему журналу «Boxing News» или газете «USA Boxing».
И лицо Стива Ивановича, гладкое и лощёное, как каток на Красной площади, радостно покрывалось мимическими морщинами.
– Ну давай, что ли, по-русски обнимемся! – предложил он.
И они в который раз обнялись и трижды расцеловались. А охрана рассчувствованно потупила глаза.
– Стив, – спросил Мирон Прибавкин, который специально для подобных вопросов не надел прокурорскую форму, а был в цивильном, – до нас дошли слухи, что у вас процветает рабство?
– Какое рабство?.. Вы что?.. Мы его давно искоренили, – сказал Стив, намекая на американскую историю.
– Ладно, пусть это будет не рабство, но, так скажем, добровольное лечение трудом деклассированных членов общества.
– Да… – признался Стив, – такое есть, при условии, если этот деклассированный элемент подпадает под уголовную статью. Тогда они сами приходят и просят отработать ущерб обществу, подписывает договор и пашет, естественно, за деньги.
– Я это и имел ввиду, – согласился Мирон Прибавкин и показал фотографию Самсона Воропаева.
Стив посмотрел и сказал:
– Бог его знает… может, и он, но я могу распорядиться… найдут, как миленького, однако есть ещё двое, которые из Москвы! – хвастливо заявил он.
– О! – обрадовался Мирон Прибавкин. – Один из них точно наш!
– Навряд ли… – засомневался Стив, – но давай посмотрим!
И они допили свой виски, сели в машину Стива и под усиленной охраной понеслись на шахту, пугая добропорядочных автоводителей и жителей Красноярска жутким воем сирен.
На шахте Мирон Прибавкин и Павел Крахоборов переоделись в шахтерскую робу и опустились в клете самый нижний горизонт и полезли через какие-то лужи, ручьи и выработки в самый страшный забой на свете.
– Ну вот пришли, – сказал Стив и показал куда-то в темноту, где чудом угадывалась угольная яма.
В яме что-то шевельнулось. Мирон Прибавкин пригляделся, и в темноте, как маяк в океане, блеснула пара белых зубов.
– Этот ни одной вагонетки не погрузил, а этот – пожиже, работает… – объяснил, шепелявя, бригадир Абдулвасильев весь в лейкопластырях и бинтах. А ещё он ходил с палочкой, ибо когда упал на Гогу Ноза, то о его челюсть повредил правую коленку.
Чувствовалось, что он ненавидит Гогу Ноза, и если бы не Стив, давно бы с ним разделался по всем шахтным законам. Но Стив почему-то опекал Гогу Ноза и даже пару раз присылал курочку. Правда, Абдулвасильев из-за вредности на эту самую курочку плевал в прямом смысле слова, однако, Гога Ноз и второй, как собаки, сжирали всё, даже кости.
– Мирон… Паша… – раздалось из ямы, – это мы… – шевельнулись белые зубы.
– Кто?.. – брезгливо переспросил Мирон Прибавкин, не веря собственным ушам, но к своему огромному удивлению узнавая ни кого-нибудь, а самого Гогу Ноза по кличке Чомба с расплющенным носом. – Ты, что ли?.. – спросил он оторопело. – Быть не может!
– Я… Мирон… я… прости меня, если можешь…
– А ну вылезайте! – скомандовал Мирон Прибавкин. – Мы думали, тебя Енисей унёс в Ледовитый океан!
И к их изумлению в свет коногонок вплыли чёрные, как чёрте, никто иные, как Гога Ноз и Сеня Бабакару, по кличке Крошка, страшные и худые, как швабры.
– Всё? – спросил Мирон Прибавкин, ожидая увидеть ещё и Самсона Воропаева. – Больше никого нет?
– Никого… – выдохнул со страху Гога Ноз.
– Ага-а! – многозначительно молвил Павел Крахоборов, инстинктивно сжимая огромные кулаки. – Попались, голубчики!
Стив всё понял и сказал:
– И здесь вы провинились!
У Гоги Ноза от волнении из головы вылетели все дивные, лаконичные слова приятного обхождения типа: «батоно» и «ара джан» и он начал шпарить по-русски без всякого акцента.
– Мирон! – в ужасе отпрыгнул он от Стива и бригадира Абдулвасильева. – Забери нас отсюда! Христом богом прошу! Я на тебя молиться буду! Я назову твоим именем своего первенца! И в доме поставлю твой бюст! И буду воздавать тебе хвалу утром, в обед и вечером!
– А ты?! – спросил Мирон Прибавкин, подражая Павлу Крахоборову, и на этот раз вышло у него не менее, а может быть, даже и более грозно, чем у братца, и со стен забоя угрожающе посыпались камушки.
– И мне нет прощения… – горестно махнул Сеня Бабакару, – сволочь я последняя! Но если спасёшь меня, я на тебя всю жизнь горбатиться буду! Зуб даю! Половина гонораров – твои!
– Мало! – заметил, однако, Павел Крахоборов. – Три года будешь отдавать весь гонорар!
– Я согласен! – обрадовался Сеня Бабакару. – Я согласен на всё!
– Ну что, Стив, отдашь прохвостов? – повернулся к Стиву Мирон Прибавкин.
– Поверь, я отпускаю их с тяжёлой душой! – признался Стив. – Они мне должны триста тысячи долларов!
– Что же ты хочешь?! – ударил не в бровь, а в глаз Павел Крахоборов, чем проявил необычную для себя