С громко бьющимся сердцем преодолел я последний лестничный пролет (лифт, как всегда, не работал) и, тяжело отдуваясь, остановился у обитой толстым дерматином двери 38-ой квартиры. Квартира эта принадлежала моей тетке Вере Андреевне Сапожковой - теть-Вере, как я называл ее и доныне, - но сейчас здесь временно жил я, сама же хозяйка обреталась далеко отсюда, где-то в Санкт-Петербурге, и возвращаться, насколько мне было известно, пока не собиралась.
После смерти своего первого мужа Бориса Васильевича, случившейся года три назад, теть-Вера, к тому времени еще, кажется, не достигшая своего, по ее собственному выражению, «сорокалетнего порога», твердо вознамерилась вторично выйти замуж, несмотря на то, что многие родственники (в том числе и моя мать, приходящаяся ей старшей сестрой) всячески отговаривали ее от этого опрометчивого шага. Однако переспорить мою тетку оказалось делом довольно трудным, тем более что первый ее брак, насколько я знаю, никак нельзя было назвать удачным. Так, в нашей семье упорно придерживались мнения, что за дядю Борю, по возрасту чуть ли не годящегося ей в отцы и уже успевшего пережить два серьезных инфаркта, она вышла исключительно из соображений меркантильного характера. В то время муж ее занимал ответственный пост замдиректора одного из самых крупных в нашем городе предприятий - фабрики трикотажных изделий, но скоро «прогорел» из-за каких-то темных махинаций и вынужден был уйти на покой. Поговаривали, что эта неудача как раз и доконала дядю, став причиной последнего - самого серьезного - инфаркта, всего через два года после свадьбы сделавшего тетку вдовой.
А еще через год в перешедшую к ней по наследству крупногабаритную трехкомнатную квартиру стали один за другим
наведываться гости мужеского пола («соискатели», как их называла сама теть-Вера), претенденты на ее руку и сердце. Долго, однако, никому из них задержаться не удалось, так как ни в чем не привыкшая себе отказывать тетка первым делом интересовалась доходами своего будущего супруга, и если таковые не соответствовали ее представлениям о «красивой жизни», деликатно, но твердо указывала гостю на дверь. Так, за один только месяц она, по неподтвержденным сведениям, отшила что-то около десяти «соискателей», когда на горизонте вдруг замаячил некто с благородной сединой на висках и претенциозной фамилией Алмазов (мать с полной ответственностью заявляла, что это всего-навсего псевдоним, за которым скрывается банальнейший Тютькин либо Фентифлюшкин), помощник режиссера какого-то весьма перспективного театра-студии в Петербурге, неизвестно каким ветром занесенный на время в наше провинциальное захолустье. Он-то и покорил сердце новоиспеченной невесты, наобещав ей золотые горы, а именно шикарную квартиру - раза в два больше теткиной - с видом на Неву, дорогие банкеты в обществе изысканнейшей богемы, частые наезды за границу и еще много других прелестей, против которых не может устоять ни одна женщина. Однако, оставаясь человеком практичным, теть-Вера хотела, как говорится, убедиться во всем воочию, поэтому, воспользовавшись первым же приглашением жениха, сломя голову полетела в Петербург, уговорив перед этим моих родителей, чтобы я некоторое время пожил в ее трехкомнатной квартире, а заодно и приглядел за ней.
Так вот и получилось, что я уже вторую неделю обретался в теткиных шикарных апартаментах, пользуясь всеми благами цивилизации, а именно компьютером, музыкальным центром с встроенным в него DVD-плэйером, а также небольшим, но вполне приличным «домашним кинотеатром». Теперь все вечера я проводил либо за монитором, либо перед экраном телевизора, либо на диване с наушниками. Ну чем не жизнь, в самом-то деле!
Впрочем, сегодня меня, по всей видимости, ожидало развлечение похлеще вылазок в Интернет и прослушивания дисков любимых рок-групп. Только бы мне ничего не помешало в моих замыслах!
От волнения, овладевшего мной еще в парке, я долго не мог открыть двери квартиры. Но вот с тихим мелодичным звоном английский замок поддался, наконец, моим усилиям. Сонный покой комнат, ставший в последнее время чем-то родным и привычным, подействовал на меня успокаивающе. Вдобавок ко всему, едва я переступил порог, под ноги мне, громко мяуча, тут же бросился хозяйкин любимец Тобиас (или просто Тобик), огромный сибирский кот с густой черно-серой шерстью и замашками заправского джентльмена. Правда, с тех пор как тетка оставила его на мое попечение, он заметно опал с боков и несколько утратил свою былую вальяжность. Вот черт! Я, кажется, опять забыл покормить его перед работой. Ладно, не скули! Сейчас получишь свою порцию.
Я прошел на кухню, достал из холодильника палку любительской колбасы (другой этот привереда просто не признавал) и, отрезав огромный, в полпальца толщиной кусок, швырнул его трущемуся у моих ног коту. Пусть жрет, пока не подавится! Ведь, в конце концов, это ему обязан я тем, что живу сейчас в теть-Вериной квартире и, можно сказать, купаюсь в роскоши. Единственное неудобство - хозяйка частенько названивает мне из Питера, чтобы осведомиться о здоровье своего драгоценного котика.
Вот и сегодня, по моим расчетам, она должна была позвонить (в этом я не соврал Наденьке), что приводило меня в некоторое замешательство относительно моих дальнейших действий: я очень не хотел, чтобы мне что-нибудь помешало во время эксперимента.
Я прошел в зал, не включая света, замер в напряженной позе возле окна. Эта вынужденная задержка меня крайне раздражала, тем более, я опасался, что решимость моя может пройти. К слову сказать, сейчас я уже чувствовал себя далеко не так уверенно, как в парке.
Неожиданно зазвонил телефон. Ну, наконец-то! В два прыжка я был в коридоре, быстро схватил трубку:
- Алло, я слушаю!
- Сережа, это я.
- Наденька? - при всем моем старании я не смог скрыть разочарования.
- Что, не ждал?
- Нет, почему же…
Ах, как же невовремя она позвонила! И дернул меня черт дать ей на днях теткин телефон!
- Ты хотела мне что-то сказать?
- А я думала, это ты хочешь мне что-то сказать!
- Я?.. - в первую секунду я даже растерялся от такой наглости. Вот уж действительно, лучший способ защиты - нападение. - А, ты, наверно, имеешь в виду мой неожиданный уход… Ты извини меня, Наденька, что так получилось. Я вовсе не хотел тебя обидеть.
- Но что все-таки произошло? Хоть теперь ты мне можешь объяснить?
- Да ничего особенного. Я в самом деле жду сегодня звонка… Кстати, мне должны позвонить с минуты на минуту.
- Это что, намек?
- Ну как ты можешь, Наденька!
- А вот могу! - ее голос вдруг поднялся до крика. - Между прочим, я уже не первый раз тебе звоню! Где это ты, интересно, шлялся?!
- Нигде я не шлялся! Просто прогулялся немного по парку…
- Вот, значит, как! Прогулялся по парку! А как же твой звонок? Или уже забыл? - моя подруга явно издевалась надо мной, и меня это начинало все больше выводить из себя. В конце-то концов, почему я должен перед ней отчитываться!
- Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!
- Я хочу знать правду!
Ого! Так Наденька еще никогда со мной не разговаривала. Что это на нее нашло? Мне вдруг ужасно захотелось вспылить, крикнуть в телефон какую-нибудь грубость и тут же бросить трубку. Но, к счастью, я вовремя сдержался. Все равно это не поможет - только себе хуже сделаю. Потом она всю ночь будет досаждать мне звонками или, чего доброго, надумает явиться сюда, как уже один раз было.
- Послушай, Наденька, - я старался говорить как можно мягче, - давай не будем впадать в крайности. Завтра я все тебе объясню…
- Завтра тебя не будет!
- Ну, послезавтра! Какая разница!
- Конечно! Для тебя нет никакой разницы, завтра или через год! Тебе на меня наплевать! Да-да, наплевать! Ты думаешь только о себе!
- Наденька, успокойся!
- Не перебивай меня! Я знаю, что говорю! Я уже давно поняла, что не нужна тебе, а все твои слова - сплошное притворство! Я и позвонила-то тебе специально для того, чтобы сказать, что… что больше не хочу тебя видеть! Не разговаривай со мной, не звони! Я тебя терпеть не могу!
Ну, наконец-то! Решительные слова произнесены. Теперь главное - не пережать и довести дело до конца.
- Насколько я понимаю, это разрыв? - я постарался придать голосу как можно больше официальности.
- Ты правильно все понимаешь! Прощай! - и Наденька бросила трубку.
- Ну и ладно! Не велика потеря! - крикнул я в запальчивости, но мои слова скорей всего уже не были услышаны.
Раздосадованный, я прошел в зал и повалился на диван. Итак, моя подруга первой произнесла приговор нашим отношениям, хотя, по моим предположениям, все должно было случиться как раз наоборот. Что ж, она облегчила мне задачу. Теперь я могу спокойно выйти из игры, не терзаясь угрызениями совести.
И все же после разговора с Наденькой я чувствовал некоторую неловкость. Ох, как же я не люблю все эти разборки со слезами, упреками, хлопаньем дверями, то бишь бросанием телефонных трубок. Ведь этот вопрос можно было решить по-другому - спокойно, интеллигентно, без нервов. Нет, обязательно надо все испортить!
Я чувствовал, что мое настроение ухудшается с каждой минутой. Эй, так не пойдет! Пора придержать коней, а то еще немного - и все мои эксперименты полетят к черту. Нужно немедленно взять себя в руки, а то поневоле придется все переносить на завтра. А завтра, боюсь, у меня будет уже не тот кураж. Ведь недаром же говорят: куй железо, пока горячо.
В комнату, вкрадчиво мурлыкая, просочился Тобиас. На его толстой усатой морде было написано довольство и умиротворение. Я тут же постарался переключить все свое внимание на него. Интересно, почему теть-Вера дала ему такую экстравагантную кличку? Кажется, она что-то говорила по этому поводу… А, вспомнил! Это прозвище один из ее бывших «соискателей» - если не ошибаюсь, учитель иностранного в вузе - выудил из какой-то английской эпиграммы, а точнее, шуточной эпитафии, которую, кажется, сам же и перевел. Ну-ка, ну-ка, как же там было?.. Ага, вот!
Здесь кот лежит по кличке Тобиас.
Он на подстилке медленно угас
После того, как съесть ему дала
Кухарка осетрины со стола.
Учти, у всех котов конец такой,
Кто не гнушается людской едой.
Дурацкий стишок! А главное -
| Помогли сайту Реклама Праздники |