Приходилось ли вам когда-нибудь путешествовать на поезде? Если да, то наверняка скоротать время в пути помогали бесхитростные рассказы попутчиков. Да и вы сами, скорей всего, делились воспоминаниями.
Однажды автору этих строк показалась заманчивой идея поведать читателю три небольшие истории, услышанные во время поездки в один из курортных городов на юге страны. Они правдивые, житейские, подобных историй в багаже у каждого путешествующего на поезде найдется немало. Так пусть эти маленькие рассказы помогут вам хоть на миг почувствовать себя в уютном купе экспресса. Ведь, согласитесь, наблюдая за проносящимися поездами, нам иногда так хочется попасть в их говорливое нутро. И совсем не важно, куда ехать. Главное, отвлечься от суеты, слушая мерный перестук вагонных колес и незамысловатые байки попутчиков. И предаваться мечтам, глядя на мелькающие за окном, похожие на картины художников, пейзажи.
Рассказ 1
Возмездие
Историю эту рассказал Игорь Степанович, мужчина серьезный, лет пятидесяти, который ехал к родственникам в Краснодарский край. Словоохотливый, он, похоже, был рад за хорошей беседой скоротать время в пути. Много чего интересного поведал нам, своим спутникам. Байки его, живые, увлекательные, местами смешные, иногда грустные, надолго остались в памяти. Но особенно поразила история, которую (в обработке, разговорная живая речь, сдобренная крепким словцом, малопригодна для повествования), я решила передать своим читателям. В истории этой нет ни грамма фантазии. Впрочем, судить вам. Вот она.
От родителей Игоря Степановича в деревне остались полдома и небольшой участок земли в пять соток. Ухаживать за домом сам Игорь Степанович не мог, до деревни надо было долго добираться, часов шесть поездом. Поэтому хозяином там стал его младший брат, который никуда из деревни не уезжал и проживал с престарелой матерью. После ее смерти, оставшись один, брат привел в дом женщину. Не бобылем же век коротать? Женщина была бездетной, с дурной репутацией. К тому же любила выпить. Постепенно и брат Игоря Степановича, Петр, стал все чаще прикладываться к стакану. А в состоянии опьянения он был страшен: не понимал, что делает, мог сгоряча и убить. Соседи писали Игорю Степановичу, что брат его совсем опустился, в доме частые скандалы, драки, доходило и до поножовщины. Но всякий раз побитая и порезанная в кровь сожительница Петра забирала из милиции заявление. Говорили соседи, что боится за свою жизнь. Петр не раз публично, не стесняясь в выражениях, грозился убить свою подругу. Так и жили: пили, дрались, снова пили. Да и кого удивишь подобной жизнью в российской глубинке. Шли девяностые годы. Работы в деревне не было, разбрелись мужики, кто куда. Некоторые на заработки подались, другие продали за бесценок отеческие гнезда и навсегда покинули родные края. Дома в деревне стояли заколоченные. А те, кому некуда было деваться, пили беспробудно.
И вот однажды получил Игорь Степанович телеграмму, в которой говорилось, что Петр при очередном скандале убил сожительницу, во всем признался и теперь ждет суда. Супруга сказала: «Надо ехать, брат все же». И Игорь Степанович, оставив все дела, поспешил в деревню. Соседи наперебой рассказывали о том, что случилось. И постепенно из их сбивчивых, подчас противоречивых рассказов стали всплывать страшные подробности.
Сожительница Петра, Лидия, с ранних лет вела жизнь распутную. Но, несмотря на дурную славу, сумела выйти замуж за молодого тракториста Гену. Пил Гена, чего никогда не скрывал, но знал меру. Поначалу молодые жили хорошо. Лидия работала дояркой на ферме, тяжелая работа была, но по молодости лет мало уставала, хватало сил и на дом, и на огород. Одно печалило молодых: не было у них детей. Как ни старались Геннадий с Лидией, завести ребенка им не удавалось. Знать, сказалась распутная жизнь молодой жены. Не растет трава на исхоженной тропе. Шли годы. Шансы стать родителями таяли с каждым новым боем праздничных курантов. А тут пришло известие, что единственная сестра Геннадия умерла в городе, и остался без матери пятилетний племянник. Что делать с ним, ни у Лидии, ни у Геннадия сомнений не возникло. Надо забирать к себе. Так появился в их жизни болезненный ребенок, о тяжелом умственном расстройстве которого Лидия узнала только после того, как привез Геннадий мальчика в их дом. Больной ребенок, который мало что понимал, стал раздражать женщину. Да и муж часто говорил, что не о таком сыне мечтал. Во всем винил покойную сестру, которая вовремя не смогла избавиться от идиота. Жизнь Лидии превратилась в ад. Разрывалась между работой, хозяйством, больным ребенком, которого приходилось иногда привязывать к кровати, пока бегала на дойку. Благо бы свой был! Привыкнуть к племяннику мужа она так и не смогла. Так и жила с острой ледышкой в сердце.
В тот год зима выдалась снежной, с частыми метелями. И задумала вконец отчаявшаяся Лидия недоброе дело. Вьюжным вечером, когда стемнело, наспех одела ребенка и вывела его из дома, благо мужа дома не было: в город уехал по делам и скоро вернуться не обещал. А лес, вот он, рядом, уже за огородами начинается густой ельник. Только ближе к ночи она для видимости подняла тревогу. Искали ребенка всей деревней. Оправдывалась Лидия, мол, пока возилась по хозяйству, рядом крутился и вдруг пропал. Куда только мог уйти? Нашли мальчика на следующий день. И ведь недалеко от дома лежал на снегу, а не заметили окоченевшее от холода детское тельце в легком пальтишке. Знать, ушел без догляда в ночную мглу, не смог найти дорогу, упал, а подняться уже не смог, не хватило детских силенок. Припорошило снегом, погрузило в вечную дремоту. Горевала на людях Лидия, рвала на себе волосы, винила, что не досмотрела за племянником. А через пару месяцев, не в силах сдержать в себе снедающую боль, призналась во всем мужу. Тогда впервые в жизни избил ее Геннадий до полусмерти, но в милицию не заявил. То ли пожалел бабу, то ли не хотел, чтобы дом без хозяйки оставался. Но с тех пор устоявшаяся семейная жизнь сорвалась снежной лавиной с горы. Геннадий стал много пить, часто избивал жену. Она долго терпела, заглушала душевную боль самогонкой. И вот однажды в пылу семейной ссоры взяла в руки топор. Не стерпела постоянных побоев. Удар пришелся в шею. Даже курицу никогда не могла зарубить, а тут одним ударом чуть голову мужу не снесла.
На суде вскрылись многие подробности. Осудили Лидию надолго. После колонии вернулась в деревню. Устроилась на работу. Но продолжала заливать бабью тоску и неприкаянность водкой. Сошлась с Петром. В деревне ее сторонились. Давали обидные прозвища. Все терпела. Только губы кусала до крови. А в последнее время Петру стало казаться, что кто-то постоянно указывает ему на топор. То у печки оставит, то к крыльцу подбросит. Да так, чтобы на глаза непременно попался. Соседи стали поговаривать, что от пьянки мужик совсем свихнулся. Ходит с тесаком по двору, бормочет себе что-то под нос. Вдруг опомнится и отбросит топор в сторону. Собутыльникам признался, что слышит настойчивые голоса в голове. Причем голоса эти повторяют одно и то же слово - топор. Собутыльники посмеялись и посоветовали лечь в психушку. Раз голоса слышит, то диагноз ясен. А голоса между тем все настойчивее твердили про топор. И тут как громом поразило деревню известие: убил Петр Лидию. Зарубил топором. Удар пришелся как раз в шею. Как только голову своей сожительнице не снес.
После похорон Лидии и суда над Петром неизвестно от чего загорелся родительский дом. Разбираться никто не стал, решили, что от ветхой проводки. Пепелище соседи обходили стороной, слух прошел: по ночам слышны там странные звуки. То ли ветер завывает среди черного остова, то ли женщина плачет. А через три года пришло из колонии известие: умер Петр. Игорь Степанович после этого несколько раз приезжал в деревню, пытался продать землю. Никто не купил. Так и заросла бурьяном. Кто-то верил в деревне, что руками Петра отомстил Геннадий Лидии за порушенную жизнь; другие смеялись над слухами, говоря, что по пьянке и не такое можно услышать и сотворить. Сам Игорь Степанович, понятное дело, этим деревенским бабьим слухам не поверил, дурной брат был с детства, чуть что – и в драку. А водка, подвел итог своему повествованию Игорь Степанович, – петля, в которую человек добровольно сует бесшабашную голову.
Рассказ 2
Письма отца
– Вы сказали, что по образованию историк, – глядя с любопытством, которое явно читалось в карих, слегка раскосых глазах, спросила меня соседка по купе Татьяна Ивановна. – И в архивах работали?
– Приходилось. Хотя тема моих интересов касается истории Скандинавских стран.
– Как думаете, много еще «белых пятен» в нашей истории?
– Не знаю, но некоторые документы пока недоступны исследователям. Хранятся под грифом «секретно». Полагаю, что они содержат много интересного. Возможно, в будущем даже опровергнут некоторые привычные для нас утверждения.
– Будь моя воля, я бы их вообще уничтожила.
Поймав мой недоуменный взгляд, она тут же пояснила:
– Есть вещи, о которых лучше не знать.
– Поясните вашу мысль.
Вот тогда-то Татьяна Ивановна и рассказала свою историю. Привожу ее в обработке. Поскольку сам рассказ сбивчивый, эмоциональный, местами даже нелогичный, его невозможно передать в том виде, в котором впервые удалось услышать под равнодушный к перипетиям людской судьбы перестук вагонных колес.
Татьяна Ивановна всегда была уверена в том, что отец ее сложил голову под Кенигсбергом. Когда началась война, ей только-только исполнилось двенадцать лет. В памяти кровавыми зарубками остались первые дни вступившей в войну огромной страны: с тревожными разговорами, суматохой, ожиданием новостей, толкучкой на призывных пунктах. Скорбные, сосредоточенные лица, серые шинели, безутешный вой баб, провожавших на войну своих защитников да кровиночек. И колонна разновозрастных солдат, в которой ее отец, неумело пытаясь чеканить шаг, уходил на вокзал. Жили они тогда в небольшом рабочем городке на юге Сибири, куда письма с фронта приходили с большим опозданием. Но каждую полученную весточку с войны она помнила наизусть. И очень гордилась подвигами отца, его тяжелыми, полными смертельной опасности буднями, заслуженными наградами, о которых тот писал домой в своих письмах. Эти небольшие треугольники, незатейливые свидетельства фронтового быта, Татьяна Ивановна, тогда просто Татьяна, хранила в красочной картонной коробке из-под конфет. И до сокровища своего не давала дотронуться никому. Но зимой сорок пятого, когда разворачивались ожесточенные бои под Кенигсбергом, письма перестали приходить. Вот тогда-то и прилетело из дальних краев в их дом скорбное известие. Мать Татьяны осунулась и сразу состарилась на несколько лет. В черных гладких волосах, убранных со лба
|