Караул

подумай своей башкой! Сверху. Конечно, сверху… Валерка, забирай у него ствол и полезай по этой лестничке наверх. Оттуда дай мелкий распыл, сразу всю и охватишь. И соседние ёмкости захватишь.
- В-высоко, Иван Васильевич… - Нерешительно задрал голову Валерка. – Да и дождь скоро припустит. Вот-вот. Сам и остудит.
- Не бойсь, лезь, говорю. Борька, сбегай, принеси краниковый ствол. Им попробуем, дозированно… А на дождь не надейся. Захватил рукавную задержку? Подвесишь рукав за скобу на лестнице. Не то всей тяжестью он тебе руки повыворотит. Вперёд!
- Да знаю уж.


ГРОЗА надвинулась и в самом деле буквально грудью. Валила упругой стеной сырого ветра. За налитой белёсой тучей голубой мгновенный отсвет. Томящая пауза. Словно в размахе, с оттяжкой хлёстко ударил рассыпчатый гром. Валерка на вершине цистерны невольно пригнулся, продолжая орошать из ствола накалившийся металл ёмкости. Перепляс набегающего дождя. Над съёжившимися деревьями по периметру нефтебазы разбойничьи гаем злорадно колготилось вороньё, взмывая и вкось падая к поникшим кронам.
- Быстрее, Валерка. – Подошли к ёмкости остальные бойцы. – Заканчивай! Ливень сейчас будет.
- Крикните Вакуму, чтобы сбрасывал давление, - распорядился Чекмарёв. – Остальным скатывать рукава и собирать вооружение.

Всё тише и тише шипел водяной зонт, вырывающийся из распылительного ствола. Валерка не успел ещё окончательно перекрыть его, как в нестойкой тишине в преддверии ливня послышался внутри раскалённой цистерны чавкающий клокот внезапно заработавшего электромотора. Всё замерли. Это рукожопый лейтенант взялся обесточивать базу. Так вот видимо он и объезжал кого-то.
- Валерка! - Истошно заорал Чекмарёв. - Лезай быстрее вниз! Полыхнё-от!!!

ПОЖАРНЫЕ, сломя головы, ринулись прочь от цистерны. Валерка, озираясь, растерянно замялся. Потом снял с плеча ствольный ремень, отсоединил задержку, сбросил всю линию со стволом вниз. И опять застыл на мгновенье.
- Какая… ток включила?! Да прыгай же! Рванёт!!! - Вереща, бесновался Чекмарёв. - Вакум! Давай опять воду! Мишка! Перехватывай заново ствол. Видишь, где упал?! Страховать будешь! Да за рукав тащи. Не трусь! Быстре-ей. Дай, сам буду! – И, схватив ствол, направил вверх быстро растущую струю.

КОРОТКИМ ВЗРЫВОМ отбросился узенький лючок избыточного клапана на верхней плоскости цистерны. Преисподняя перешла в контрнаступление. Горящая жидкость тёмной солярки тонким слоем стала выливаться на поверхность серебристого металла. Вот залила чадящим пламенем приваренную к цистерне лестницу, единственное Валеркино спасение. От водяной струи горючка ещё больше разбрызгивалась, нагнетая пламя во все стороны.
- А-а-а. Зараза-а! – Бессильно стонал третий караул, мечась, потеряв голову, внизу вокруг цистерны.
- Пеногенератор тащите! Лафет! – Беспорядочно кричали голоса.
Лейтенант, оперативный дежурный, бессмысленно скакал позади всех, подпрыгивал и беззвучно что-то там кудахтал. Бледный, как мел. До него дошло, кто стал виной этого взрыва. Шок налицо. Видимо первый раз у него такая передряга.
- Карау-ул! Спасите!.. Ай, хана парню! – Тоненько причитал окончательно проснувшийся пожарный конюх Филиппыч, от ужаса приплясывая на месте.


- СТО-ОЙ! – От первой автоцистерны прыжками, несуразно подбрасывая собственный задний мост, понёсся Вакум.
Через плечо – моток спасательной верёвки, в руке лестница-палка. Подбежал, ещё на бегу раздвинул лестницу, приставил её к пылающей ёмкости и удивительно проворно для своей грузной фигуры взобрался наверх к совсем растерявшемуся Козлову. Новой волной полыхавшей огненной копотью солярки залило и эту лестницу. Деревянная – она вспыхнула спичкой.
- Держись, сынок, - рявкнул Вакум поскользнувшемуся на маслянистой плёнке огня Валерке. – Веселей! Ты ж мужик! – Толстыми пальцами, как на учениях, сноровисто связал верёвкой зачётные узлы на спасание. Одну петлю накинул Валерке на плечи, другую под колени.
- А-а ты, д-дядь Вань? – Дрожа и заикаясь, прокричал будущий главный зоотехник. – Д-дядь Ва-ань!
- Не боись! Я с тобой! - возбуждённо орал Вакум, защёлкивая на карабин спасательную верёвку. – Сначала ты, потом и я! Хрена ж скучать здеся?! Пошёл вниз – страхую! Веселей! По-шё-ол! – Расставив ноги, двумя руками через плечи и карабин в давно отработанном темпе стал травить верёвку. – Э-эй, внизу! Держи парня!
Козлова под руки повели к машине. Верёвку освободили и Вакум быстро поднял её к себе. Обвязавшись, стал лихорадочно готовиться к самоспасанию, ища за что прикрепить спасательный конец.

НЕ УСПЕЛ. Огненно сфонтанировал взрыв всей ёмкости. В кромешном чаду было видно, как Вакум, обвязанный верёвкой, весь в огне, пока ещё не прогорела боевая роба, всё ещё пробовал закрепить на краю обваливающейся цистерны свою спасительную нить. Подорванной стеной сверху падал ливень. Трещало, усиливаясь, пламя. Гул. Треск. Боль!
- П-прыгай, Тимофеич! – Теперь уже все заикались, крича ему снизу.
- Лови- им! В-ваня-а! – Плакал Чекмарёв.

Прыгнуть Вакум не прыгнул. От вулканического жара у него лопнули глаза и он упал вниз огненным комом. Вскочил, шатаясь, в прогоревшей боёвке побежал прочь, хрипло раздирая рот:
- А-а-а-а…
Еле догнали. Сбили с ног. Навалились водными струями и жёстким брезентом.
- Больна-а!.. – Орал, затихая, Вакум.
Война миров споткнулась и заклинилась на разящей кромке вселенской боли одного человека. Раскалённые чёрно-белые тучи, идя на бреющем, заходили на штурмовку взорвавшегося пожарища, расстреливая потоки лавы косыми очередями ливня.
Изнутри и вокруг полуразвороченной взрывом цистерны шипящей стеной встала солнечная плазма, остервенело перегрызая контратакующие её пенные и водные клинки.


КОЗЛОВ лежал с обожжёнными руками в бойцовской кабине первого хода и, не переставая, стучал зубами. Чекмарёв срывающимся голосом вызывал по рации «Скорую». К машине поднесли мокрого, обгорелого и неподвижного Вакума. Из пустой глазницы сочились чёрные слёзы. Оставшиеся бойцы во главе с начальником караула продолжали биться с наседавшим огнём. Усиление так и не прибыло. Праздничек же. Огонь уже перекидывался на соседние цистерны.  Чекмарёв ринулся к рации.
- Севастополь! Я семьсот тридцать седьмой! Я – семьсот тридцать седьмой! Прошу помощи! Прошу помощи! Как меня слышите? Как слышите? Приём…
- Вас слышу, караул! Я – Севастополь! Вас слышу! – Задрожал над полем битвы голос Веры Ивановны. – Держись, третий караул! Держитесь, ребята! Первая и вторая части вышли в полном составе всеми ходами. Держитесь! Держитесь!..
- Д-дер-жим-ся? – Шевельнулись губы-волдыри Вакума.
Чекмарёв взглянул на него, лежащего напряжённым, схваченным пластом, на Козлова, всхлипывающего: «Наташке сообщите!»
- Да держимся-а!!! - Прокричал начкар. – делать-то больше нечего! – И, согнувшись, побежал к остаткам своего караула.

ВНЕЗАПНО наткнулся на путающегося под ногами лейтенанта, тот слонялся с остановившимися от ужаса глазами. Схватил его за праздничный, но подгоревший китель:
- Теперь ты нам нефтебазу вот так объехал, опер?! Запомни: фамилия моего спасшегося бойца Козлов, а ты просто козёл!
Пробегавший мимо с новым стволом взамен лопнувшего безответный тихоня Филиппыч подскочил и тоже схватил опера за пуговицу:
- Я же всё обесточил давно! Хрена ты включал?! Рубильника никогда не видел?! У меня мерин старый лучше соображает. Тебе дай в руки хрен стеклянный, так и ты и хрен разобьёшь и руки порежешь!


Караул! Двадцать лет спустя
Анатолий Бочкарёв
Ч а с т ь  ч е т в ё р т а я


ОГОНЬ всегда сражается с жизнью. И наоборот. Две несовместимые стихии всегда находятся между собой в состоянии войны.
Мира заключать ни одна из сторон не хочет, никогда не будет, да и просто не сможет по самой сути своей.

ОДИН ГЛАЗ Вакуму врачи всё же спасли. Но на лице остались шрамы от сильнейших ожогов. Пришлось Ивану Тимофеевичу бороду отпускать, чтобы люди, а главное жинка, не шарахались. Недостающий глаз, но стеклянный, вставил. Теперь иногда изображает из себя Терминатора, в шутку попугивая подрастающих внучат.
Никогда не унывающего здоровяка из пожарной части комиссовали, отправили на инвалидную пенсию. На жизнь кроме неё оставалась одна пасека на 30 уликов, ржавые «Запорожцы», преданная жена да четверо сыновей-богатырей. Этот тыл по жизни оказался самым надёжным, поистине несокрушимым. Всегда вытянет и всегда спасёт. Правда, жена в периоды редких супружеских разногласий продолжала пилить бравого Вакума за то, что он когда-то так круто в пожарке подзаработал, что глаза лишился. А пенсия... да что она теперь значит?!

Наградили Вакума Богданова медалькой «За отвагу на пожаре». Так и не появившийся тогда начальник части Кузнецов получил за подвиг своих подопечных Орден Почёта третьей степени. Какой объект объезжал тогда, может и сам слишком уж поправил своё здоровьичко на роковой тот праздничек - так никому и не сказал, не признался.

Начкар Чекмарёв за непосредственное управление боем принял благодарность от Кузнецова перед строем на разводе караулов. С занесением в трудовую книжку. И премию в 50 рублей. На сугрев души.Те тугрики давно закончились, а душа осталась.
Водитель-напарник Петрович ещё несколько лет водил запасный, второй ход профессиональной пожарной части номер три.

СТУДЕНТЫ позаканчивали свои вузы и теперь трудились кто где. Валерий Иванович Козлов заправлял большим овцесовхозом, что значит не растрынькать свою молодость на биллиарды и пойло. Армия и гражданка тогда ещё в полной мере потребляли шерсть. Она шла буквально влёт и посему спрос казался тогда неиссякаемым. С переходом на синтетику все разом обеднели, шерсть стала никому не нужна и многие профильные хозяйства быстро пришли в упадок. Золотой век повсюду имеет свойство заканчиваться. Пришлось уходить в фермеры и выпрашивать губернаторский грант, иначе не подняться.

Михал Андреевич Черняев оказался очень даже неплохим стоматологом. Отчасти даже богатеньким буратинкой. Фарфоровые коронки протезировались им очень качественно, можно сказать с профессиональной закваской, полученной в профессиональной части. Отбою не было от желающих попасть к этому специалисту. Долгое время. Его персональная золотая жила с переходом на новые композитные материалы, правда, немного оскудела, но на жизнь Черняеву всё равно хватало с лихвой. Наконец совсем выбился в люди. Принялся заведовать отделением. Получил сертификат врача высшей категории. Повесил в стеклянной рамочке на стенку, чтоб, значит, все знали, с кем имеют дело.

Даже непроходимо наивный бывший пожарный юнец Борис Николаевич Петровский, попав после педагогического в школу, на тамошнем безмужичье довольно быстро продвинулся в уважаемые директора школы. Даже одно время работал заведующим РОНО, но потом вернулся к школьникам. Родство душ ничем не заменить. Про пожарку никому не рассказывал, даже своим собственным детям. Но она ему часто снилась. Впрочем, просыпался без крика.

Вера Ивановна Конторкина, проработав диспетчером до самого конца части, осталась одна в квартире со своими кошками, которых периодически шмонала не хуже своего бывшего пожарного караула. Она их даже называла по должностям. Был у неё главный вспыльчивый