Места хватит всем

А раз ночевал, чего-же не поселился?  - закричал тощий парень в драной толстовке и расхохотался. Ему, похоже, еще хватало  денег на таблетки и траву.
- Так я  один! - возмутился старик. – Если кто нагрянет, я ж один не отобьюсь. А если все навалимся, нас не выселить! Места хватит всем.
Возмущенный шепот сменился криками, и Фирсон понял, что его дочери не придется больше мерзнуть по ночам. Когда толпа начинает радостно кричать, она становится диким зверем, не знающим ни страха, ни жалости. Людям сложно решиться, но когда толпа начинает действовать, с ней легко идти в ногу. Гораздо легче, чем сказать ей: «Нет».
- Не боись, народ, я тут уже ночевал! –  старик впереди толпы шагнул к воротам и ударил их мятой тростью. Металлическая сетка не может удержать серьезный штурм. Лживая табличка с надписью про сигнализацию упала на землю, растоптанная десятком рваных подошв. Металл хрустнул, ворота подломились и упали.
Но когда место ворот заняла входная дверь, натиск споткнулся. Крики стихли. Никто не знал, кто построил дом, где его жильцы,  и почему дом пугает. А он пугал. Кто-то помнил убитого ударом ножа дурочка, оравшего, что в доме жизни нет. Кто-то вспоминал давние слухи о привидениях, или просто боялся. Толпа – дикий зверь, но  зверь, который ничего не начнет без приказа. Ей нужен пример. Фирсон подошел к двери и потянул ручку.
- Не заперто! – крикнул он.
- Заселяемся, народ! Пусть попробуют  нас выгнать, придурки! – закричал  старик, и  толпа снова взревела. Стоит решиться одному, и решатся все.
Ни входная дверь, ни те, что прятали за собой квартиры, не были запреты. Фирсон знал, что будет дальше. Желающих поселиться в доме куда больше, чем тех, кому  хватит квартир. Он не выбирал себе жилье. Все, что угодно будет лучше, чем картонная хижина, в которой  лежит его дочь. Он открыл первую же дверь, шагнул внутрь и захлопнул дверь за собой.
- Разбирай квартиры, народ! – орал старик и люди шли мимо двери Фирсон. Они будут выбирать жилье, они захотят посмотреть все до конца, найти лучшую квартиру, и тогда начнется ад. Но его там не будет, он не станет выбирать. Он запер дверь, подпер ее стулом и только тогда огляделся.
Квартира меблированная! Он прыгнул и плашмя упал на кровать. Настоящая кровать, с матрасом и простынями! Фирсон зашел в туалет. Горячая вода в кране! Унитаз с бачком! Он воспользовался им, просто из принципа. Сколько лет назад он последний раз слышал звук воды, текущей из сливного бачка?
Фирсон умылся, и одежда полетела на пол. Он приведет сюда жену и дочь, разумеется, но пока еще рано. Сейчас надо отстоять свое право на квартиру. Ад еще не начался, и пока можно насладиться тем, что есть. Фирсон шагнул под струи душа, и вода почти обварила кожу, но он не жаловался. Горячая вода последний раз касалась его тела два года назад, когда он по случаю угодил на неделю в камеру, и принял тюремный душ.
Но время блаженствовать еще не пришло, ад стремительно приближался. Фирсон заставил себя выбраться из-под струй воды. Хорошо бы постирать одежду, но это успеется. Тем более, что он еще вполне может испачкать ее кровью, уже очень скоро.
Он выбрался из душа и только теперь добрался до кухни. Холодильник работал. И прятал внутри еду и бутылки с напитками. И далеко не с лимонадом! Он отхлебнул коньяк из горлышка. Чей это дом? Тут все готово для жизни, есть чистое белье,  свежие продукты, и кто-то же менял разбитые стекла! Получается, в доме кто-то живет? Он не успел обдумать ответ. За стеной раздались крики, и Фирсон понял – ад  начался. Он взял кухонный нож из подставки, и встал возле двери.
Квартир в доме не так и много. Места хватит всем, если жить по две, а то и три семьи в квартире. Но кто станет делиться своей новой квартирой с какими-то нищими из трущоб? Квартир не хватит на всех. Тот, кто вошел в квартиру первым, не пустит туда других. И вопрос: «Кто тут будет жить, я или ты?» решится так, как решались все вопросы – через право силы.
- Руки убери, козлина!  - завизжал женский голос,  и глухой удар оборвал крик. Фирсон  прислушался. Еще один удар, новый крик, и хрип, знакомый каждому в этом районе города  – такой звук издает человек, вдох которого неожиданно прервал удар ножом. У одной квартиры уже определился хозяин!
Фирсон поставил стул к двери, и сидел с ножом в руке. Кто-то дергал ручку, один раз в дверь мощно ударили, явно чьим-то телом, но никто не пытался войти. Драка в коридоре шла за еще пустые квартиры, и те, кто дрался, были слишком заняты, что бы взламывать запертые двери.
Ад закончился за полчаса. Еще полчаса Фирсон сидел в тишине, ожидая повтора, но повтора не было. Он открыл дверь и вышел наружу. Полоса крови тянулась вдоль коридора к выходу,  и красные отпечатки ладоней прошлись по двери Фирсона. Он знал, что если пройти по полосе, то в конце нее найдется тело.  С таким кровотечением никому не выжить.
Тощий парень в рваной толстовке, хохотавший в толпе, лежал на ступеньках лестницы. Он больше не смеялся, а первые мухи уже облюбовали его лицо. На этажах выше наверняка  лежит еще много тел. Кому-то придется вытащить их наружу. Но не Фирсону – его дверь сразу у входа, ему нет нужды идти по лестнице, перешагивая через мертвецов. Сегодня победители битвы за жилье будут праздновать, а завтра потащат тела к реке. Фирсону не придется никого тащить, и его дочь не увидит крови. Почти – кроме  одной полосы в коридоре. Ей еще предстоит увидеть много драк и трупов, перестрелок и поножовщины, но не стоит портить этим новоселье.
Сосед выглянул из-за своей двери
- Ну что, заселился? – спросил он, игнорируя кровь на полу и своей одежде.
- Заселился! -  ответил Фирсон. – Сегодня семью перевезу.
Сосед вытащил из кармана фломастер и написал на двери свое имя.
- Одолжишь мне? - спросил Фирсон, и сосед протянул фломастер ему.
Люди выходили в коридор,  писали свои имена,  стирали кровь с дверей. Они принимали душ, жали кнопки стиральных машин, открывали холодильники.
Никто уже не спрашивал, кто меняет в доме разбитые окна или кто его построил. И никто не спрашивал, почему в пустых квартирах полно еды и дорогой выпивки. Слабые ушли или погибли в драке за жилье. Сильные получили свои дома. И теперь места тут хватит всем! Только это и имело значение.
***
Новый Год приходит зимой, и жители трущоб жгут костры на улице, дерутся и кричат, поют и ходят в дома друг к другу. Это время, когда можно просто напиться, всем вместе, и не думать ни о чем. В этом году такой же праздник пришел летом. Дом пел и кричал. Дом пил.
Фирсон поднял бокал для шампанского и ударил им по бокалу жены. Коньяк плеснулся внутри.
- С новосельем! – он счастливо засмеялся. Икра, коньяк, мясо! Настоящее мясо, которое было раньше коровой, а не голубем. Его дочь спала так крепко, что он не боялся разбудить ее и услышать кашель. Конечно, новый дом не вылечит ее,  но после горячей воды, в тепле,  на мягком матрасе, она спокойно спала, первый раз за много  дней.
- Соседи! – кто-то постучал дверь. Фирсон открыл, и почти не боялся получить удар ножом. Сосед сменил фломастер на бокал. Он пошатывался, его язык заплетался и не мог выговорить хитрое слов:
- С нововсельем!  - заорал он в лицо  Фирсону, и  тот закричал в ответ:
- С новосельем! Живем!
- Живем! С новсосельем! - сосед отхлебнул,  и пошел к  следующей двери.
- Он еще ходить может?  - спросила жена, когда Фирсон вернулся в комнату.
- Кое-как, - ответил Фирсон, – но еще два этажа обойдет. Но я тут подумал, знаешь, стол и все такое – это конечно круто. Но время почти двенадцать. Ночь уже!
– И что? - спросила жена с невинным видом.
- И то! Мы пока не проверили, как тут устроена  кровать!  - он поцеловал ее в губы, на этот раз. – Только я схожу, покурю.
- Сходишь? - жена удивленно приподняла бровь.
- Схожу.  Тут теперь так все... Так красиво, чисто! Я тут курить не буду, - он встал и чуть пошатнулся.  - Пойду на крыльцо. Буду учиться жить красиво!
Очень давно он приехал на зов огней большого города, что бы сделать карьеру и прославиться. С гитарой в руках, на сцене дешевого клуба, он  начал свой путь из грязи на вершину мира. Но так и застрял на первом шаге – в грязи. Этот дом станет вторым шагом, и теперь пора привыкать к повадкам богачей. Например, не курить в детской.  А потом... Кто знает, может он снова возьмет в руки гитару!
Фирсон  вышел на улицу. У него не было часов, но они были в доме, и он знал, что до полуночи осталась минута, не больше. Праздник в доме походил на Новый Год, и  казалось, что в полночь начнется волшебство. Это странное чувство он потерял уже очень давно – если оно вообще было. Но дом стал чудом, на самом деле. Столько лет они боялись в него войти! Столько времени потеряли зря.
Дом за спиной выдохнул. Странный звук, как будто пар выпустили из большой трубы. Фирсон вздрогнул, отбросил окурок. Повадки богачей уже берут верх! Он бросил на землю то, что еще можно было бы докурить.  Фирсон  открыл дверь. Дом молчал. Никто не кричал, никто не пел похабные песни. Праздник закончился, как только один день сменился другим.
В коридоре чего-то не хватало, и когда волны коньяка в голове чуть расступилась, Фирсон понял, чего. Полосы крови и кровавых отпечатков на стене. И тела, которое празднующие новоселье так и не убрали со ступенек. Его встречал чистый коридор. И чистые двери, не испачканные криво написанными именами. Он вошел в свою квартиру.
- А вот я и дома! – крикнул он, и не получил ответа.
- Ты где?  - снова крикнул он.
В спальне, конечно, с дочерью! Наверное, та опять проснулась. Фирсон  открыл дверь. Его жена тут, с дочерью – убеждал  он самого себя. А что в доме полная тишина, так это просто совпадение. Иначе и быть не может, его жена тут, с дочерью!  Он включил свет и посмотрел на пустую кровать.
Фирсон закричал.
И никто не слышал его в доме после полуночи.
***
Среди разрухи дом стоял и ждал чего-то. И ждать оставалось уже не долго. В доме не было выбитых окон, и коридоры не были испачканы кровью. Уже нет.  Сетка забора блестела на Солнце, надписи на табличках запугивали рассказами про сигнализацию. Толпа всегда действует как дикий зверь, как единое целое, и нужен только тот, кто укажет ей цель.
Толпа текла к дому, и старик с помятой тростью шел впереди.
- Не боись, народ, я тут уже ночевал! Места хватит всем!  – кричал  старик, и толпа отвечала радостным воем.
Металлическая сетка не может удержать серьезный штурм, и в прошлый раз ворота сразу упали на землю. Но сегодня грязный, даже по местным понятиям, человек вышел навстречу толпе и молча встал на ее пути. Толпа остановилась.
Тот, кто когда-то называл его именем Фирсон, мог бы его узнать. Но люди в трущобах меняются быстро, приходят и уходят, строят хижины и умирают. Никто не помнит их долго.  И если двадцать семь семей решили однажды исчезнуть, то это значит лишь, что еще  двадцать семь семей смогли занять их дома.  Только бородатый старик мог бы узнать его, если бы захотел, а больше никто не помнил имя местного дурочка.
- Стойте! – кричал  дурачок, которого раньше назвали Фирсоном. – Вам туда нельзя!
Сдавленные смешки пронесли над толпой. Все знали эту шутку, но пока сдерживались.
- О, великий пророк, - старик поклонился ему. – Поведай нам, почему же нельзя входить в этот дом?
- Он проклят! Вы там исчезните!  Это пришельцы, пришельцы! Они там всех воруют! –