«Просто замечательно!» – мрачно подумала я, а по спине побежали мурашки.
Слепая девочка ни с того ни с сего засмеялась и обнажила свои неровные желтые зубы. Мурашки по моей спине забегали интенсивнее. Самым интересным было то, что эти мальчик с девочкой не походили на обычных слепых. Хоть их глазницы были белесыми, парень в упор смотрел на Миру, словно хорошо ее видел.
– И хоть внешне они слепы, но видят тебя насквозь, – в ту грозовую ночь продолжал рассказ дед. Он ткнул пальцем мне в плечо и тут раздался раскат грома. Я тогда от страха чуть в обморок не упала. И хоть это было пять лет назад, мои страхи ожили. К слову, сейчас я была близка к обмороку, так же, как и в ту грозовую ночь.
– А кто это у нас? – спросила девочка, и парень, отвернувшись от Миры, с любопытством посмотрел на меня, а я – на него. И стоило мне это сделать, как я сразу же оказалась во власти белых глаз. Они вытеснили из сознания все мысли и чувства, и я с трудом могла понять, где именно нахожусь. В жизни главными стали только эти глаза...
Мира судорожно вздохнула и потянула меня за руку, но теперь была моя очередь стоять на месте как парализованный зверек. А парень тем временем приближался.
– Ты кто такая? – спросил он властно.
Я открыла было рот, чтобы назвать свое имя, но потом вдруг решила, что не хочу этого делать. «И с какой стати парень вообще командует?» – возмутилась я и белый экран пал. Жуткие глаза для меня больше ничего не значили, и я повернулась к Мире. Она, похоже, уже давно судорожно шептала мне в ухо: «Бежим, бежим!» и дергала за руку.
– От нас не убежишь... – прошипела слепая девочка, но мы решили ее не слушать.
Крепче схватившись за руки, мы с Мирой сорвались с места. Бежала я, разумеется, быстрее, молясь, чтобы подруга не споткнулась. Моя правая рука, все-время находящаяся где-то за спиной, онемела, но я этого словно не замечала. Главным сейчас было убежать дальше... как можно дальше.[/justify]
Глава четвертая. МИРА
Мы неслись сломя голову не меньше пяти минут. В боку кололо, ноги не гнулись, словно в них залили свинец, а об онемевшей правой руке я вообще молчу. И только пробежав не меньше километра, мы остановились. Первой это сделала обессиленная Мира, с разбега рухнувшая на колени. Я хотела было потащить подругу дальше, уговаривая себя не думать о ней как о лишнем балласте и о том, что лучше было бы ее вообще бросить, но оказалось, что никто за нами не гнался. Оглядевшись получше, я поняла, что ноги принесли нас на опушку леса, где мне еще никогда не приходилось бывать из-за запрета стариков.
Пока Мира приходила в себя от бега, согнувшись на земле в две погибели, я восторженно посматривала на лес.
«Вот ты какой!» – думала я. Гигантские ели, казалось, достигали самых небес. Вблизи лес вызывал большее уважение: такой могучий, прекрасный и величественный. «И почему мне было запрещено сюда ходить?» – задалась я вопросом и тут же получила ответ: между стволов мелькнул темный силуэт. Тут же вспомнился грозный шепот деда, что здесь еще и не такое увидишь.
– Одна опушка чего стоит, – говорил он. – В чаще куда хуже. Чертовщина, не иначе. Пообещай, Алиса, что никогда не приблизишься к лесу. Никогда, запомни это...
Больше всего дед любил рассказывать про незнакомку, растворившуюся на его глазах в воздухе. За все время он видел ее не раз, и в его описании она была высокой, стройной женщиной, одетой в черное, а лицо скрывала плотная вуаль на шляпке.
– Она словно на похороны собиралась или, наоборот, с похорон шла, – рассказывал дед.
Я всегда считала, что эта женщина очень похожа на героиню папиной рукописи, вот только сейчас, пытаясь припомнить, что именно писал о ней папа, обнаружила, что не могу этого сделать. И это было очень странным, ведь я с пяти лет хорошо знала папины истории и просила перечитать для меня любимые моменты.
Когда отец переписал рукопись, оттуда исчезла и женщина с вуалью, и многие другие персонажи, в данный момент почему-то стершиеся и из моей памяти. Хотя отцовская рукопись и не была человеком, которого я смогла бы запомнить на всю оставшуюся жизнь, я знала ее гораздо лучше, чем параграф по истории про Отечественную войну.
Оригинальный текст, непонравившийся Демидову, я забрала к себе в комнату и спрятала под матрасом. Первое время я часто перечитывала непризнанную рукопись, веря в то, что прежний папа, написавший ее, еще вернется, что он вспомнит о ней и все же опубликует. Но шло время, а о рукописи, похоже, забыли все, кроме меня. Я тайком от всех перечитывала ее у себя в комнате и считала, что помню все...
«А сейчас нет?» – озадачилась я вопросом, вглядываясь в опушку леса в надежде снова увидеть темный силуэт. Мысль, что это может быть та самая дедушкина незнакомка, заставляла меня трепетать.
– Оторвались? – обратилась ко мне Мира, заставив меня тем самым отвернуться от леса.
– Кажется да, – ответила я и опустилась на землю рядом с ней. – Кто они были? Ты их знаешь?
В глазах моей знакомой что-то вспыхнуло. Ясное дело, что она знает гораздо больше, чем я, вот только по помрачневшему лицу Миры я догадалась, что откровенничать со мной она не собирается. Девушка молчала так долго, что я уже отчаялась услышать ответ, как Мира вдруг заговорила:
– Лучше тебе не знать кто они. Лучше тебе вообще ничего не знать... Это все моя вина...
Мира закрыла лицо руками, всхлипнула и заплакала. Плакала она еще дольше, чем молчала. Я была бы рада ее утешить, но не знала, как это сделать. Моя единственная подруга с момента нашего первого знакомства никогда не плакала. Исключая, конечно, тот единственный случай, когда мы с Надей посмотрели кино про каратистов, разбивающих руками разные предметы, а на следующий день подруга в рюкзаке притащила в школу красный строительный кирпич. Как я ее ни упрашивала не делать глупостей, Надя была непреклонна. Запершись в кабинке туалета и обозвав меня предательницей за то, что я не верила в ее победу над кирпичом, Надя долго собиралась с духом, а потом как ударит... В итоге, разумеется, сильнее оказался кирпич, а ревущую от боли Надю забрала «скорая помощь» с переломом кисти руки. Но и в тот момент мне не требовалось утешать подругу. Она плакала, но не переставала шутить.
Соловей, а может это была какая другая птичка, заливисто затянул свою песню, к нему присоединился монотонный стук дятла, чириканье других пернатых созданий, и лес ожил. Хотя всего десять минут назад в нем царила гробовая тишина.
«Алиса!» – шепнул мне на ухо какой-то знакомый голос, и я резко обернулась. Мира все еще безудержно плакала.
– Я, пожалуй, пойду, – произнесла я, взглянув на часы.
Бабушка с дедушкой наверняка уже дома, а значит, уже ждут блинчики с сиропом. В животе заурчало, и я поднялась на ноги.
Мира на удивление быстро успокоилась. Она взглянула на меня печальными серыми глазами, утерла слезы и тоже поднялась. В молчании мы шли очень долго. Даже не верилось, что нам удалось так далеко убежать. А пока мы проходили вдоль опушки, я боролась с нестерпимым желанием броситься в лес. Какой-то настойчивый голос нашептывал мне, что это было бы правильным решением.
«Иди в лес и убедись, что он тебя не обидит!» – говорил голос.
«Я что, дура по-твоему? – раздраженно отвечала я. – Всем прекрасно известно, что из леса дороги нет».
– Вошедший туда хоть раз сгинет навсегда! – сказала я вслух.
– Что? – подала голос Мира. – О чем ты?
– О легендах леса, – нехотя призналась я.
Хоть мы с Мирой и пережили час назад что-то страшное, сложно поддающееся объяснению: то ли нас хотели поколотить, но непонятно за что, то ли убить, ума не приложу, кому это нужно, то ли просто попугать, совсем неясно зачем; кроме нее мне не с кем было поговорить. Ведь не могла же я рассказать старикам, что нарушила слово, данное им, и приблизилась к опушке леса. И тем более не могла сказать, что повстречала двух слепых ребят, очень похожих на провидцев из легенды. И сейчас во мне боролись два чувства: узнать, причастна ли Мира ко всему этому, или же побыстрее обо всем забыть. Причем последний вариант меня прельщал больше.
– С детства знаю их все, но всегда считала, что это выдумка и... – я просто была не в силах закончить фразу: «и... неужели это правда?».
То, что я увидела сегодня, не шло ни в какие рамки. Тщетно пыталась я найти всему логическое объяснение и ждала, что Мира мне поможет, но девушка молчала, погрузившись в раздумья.
Так мы и дошли до моего дома, каждая, пребывая в своих мыслях, так и расстались – не сказав друг другу больше ни слова.
Не удивительно, что, когда я садилась за стол перед своими любимыми блинчиками как в воду опущенная, старики это сразу заметили.
– Ты что-то притихшая слишком... – дед на меня подозрительно посмотрел, и принялся заталкивать в рот свернутый блинчик. Прожевав, он договорил: – Пропала куда-то. Мы думали тебя поискать, но потом решили, что тебе и так не плохо в компании новых друзей...
– Как они тебе? – бабушка переглянулась с дедом. – Молодежь – такое редкое явление в нашей деревне, правда, Петя? А здесь сразу несколько друзей...
– Мы видели тебя с какой-то девушкой, – поддакнул дедушка. – Повезло тебе этим летом, ведь так? Не заскучаешь как раньше... А еще видели на дороге какого-то симпатичного юношу. Он расспрашивал о тебе, сказал, что вы вчера познакомились, и хотел передать тебе вот это.
Бабушка положила на стол свернутое письмо. Я не сомневаюсь, что им с дедом не терпелось узнать, что там внутри, но ведь они не были моей мамой, которая первой стремилась вскрыть все запечатанные конверты и закупоренные посылки. Старики были не такими. Они уважали чужую личную жизнь, хоть я видела, как им любопытно узнать, что там написано. Пришлось их разочаровать.
Сначала я уставилась на письмо, словно на дикую гадюку, а потом все же аккуратно протянула руку (боясь, будто укусит) и быстро спрятала в карман шорт. Старики выглядели немного раздосадованными, но не стали настаивать, чтобы я прочла послание немедленно.
Оставшееся время до окончания завтрака я сидела как на иголках, не переставая думать об авторе письма. «Какой-то симпатичный парень», – повторила я слова бабушки. Герман? Тихон? Оба были достаточно симпатичными, но ведь они не могли узнать мой адрес: я выскочила из автобуса в самый последний момент, а парни умчались дальше. Они никак не могли проследить, где я живу. «Если только раньше не знали, где именно я живу!» – произнес разумную вещь мой внутренний голос, заставив подпрыгнуть на стуле
– Так ты здорова? – спросил дед.
– Голова немного болит, – соврала я, хватаясь за ноющую руку, которая последние несколько часов ужасно меня беспокоила. Но не рассказывать же старикам, что в поезде меня чем-то уколол ненормальный псих.
[justify]А все началось на опушке леса. Боль вначале была не сильной, зато