Глава 21. Без него

вспомнила о том, как вы описывали мне рынок в Платеях, и подумала, что для того, чтобы привлечь к вам покупателей, я бы могла ходить около вашей палатки, хвалить ваш товар и приглашать их посмотреть его.
— Мои вазы продаются лучше многих. — не уступал Олиссеус, смешивая краску.
— Вы не должны быть с кем-то наравне, вы должны быть величайшим из них.
«Она подслушивала мои речи?»
— Наравне с тобой я точно быть не должен, поэтому прекрати давать мне наставления и уходи, если большего сказать не можешь!
«Теперь и об этом повторы. Не хочу обременять этим лист. Надеюсь, далее вы сами будете понимать, когда, а это в большей часть случаев, Олиссеус выражает бурное негодование.»
— Я только пожелаю вам скорее закончить вазу и продавать всё по самой выгодной цене. Но всё же подумайте над моим предложением, пожалуйста, вы ведь хотите поскорее вернуться домой, а я помогаю вам…
— Из жалости? — перебил Элиссу Олиссеус, заканчивая предложение. — Ты жалеешь меня или сожалеешь о том, что сделала?
Девушка втянула шею и, хотя знала, что гончар её не видит, приняла прошлое положение.
— Я только хочу помочь. — голос её не дрогнул, чему Элисса безмерно благодарила себя.
Под аккомпанемент смеха мастера, она вышла из комнаты, уверила Мелиссу в том, что её муж скоро закончит работу, и с докучавшими мыслями о том, не мог ли Олиссеус догадается, что вазу разбила она, или видел её, а просьбу придумал, чтобы узнать бесчестность её, ушла домой.
Дорогой на завтрак Элисса обогнула половину деревни за тем только, чтобы успокоить мысли, которые не давали ей покоя, беснуясь о том, что сегодня последний день для того, чтобы навязаться за Олиссиусом, а также из-за того, что большая их часть не верила, что мужчина согласится взять её с собой ради рекламирования товара. С каждым метром взгляды голосов расходились во мнениях всё больше, а количество высказывающихся увеличивалось. Безыдейность, произошедшая от многочисленных предложений, среди которых никто не мог прийти к согласию довела до того, что девушка решила визуализировать сцену: правая рука выступала в роли Олиссеуса, левая- Элиссы. Девушка даже забыла о том, что и на часто пустующую улицу может кто-нибудь заглянуть- так несколько селян застали Элиссу, говорившую с собственными руками- но та была бесконтрольно вовлечена и публичности своих действий не заметила. По наитию мозгового штурма в голову Элиссы бросилась идея, заключавшая предлог в том, что она решила всё-таки переодеться в хитон и, чтобы его купить, едет в полис. Далее она придумала, что расскажет с утра об этом Мелиссе, а та настойчиво попросит мужа помочь Элиссе. Расхваливая себя, девушка побежала на завтрак. К ещё одной удаче, Олиссеус уже ушёл в мастерскую, и не было Василики, и Элисса могла, не беспокоясь о предъявлении посторонних замечаний, поделится с женщиной своим интересом о смене внешнего вида. Передав заботу о том, как ей уехать в Платеи Мелиссе, ведь женщина могла попросить не только мужа, но и любого, кто мог сегодня к ней прийти, Элисса пошла в школу.
Мысли женщин были схожи, но травница, заранее знавшая ответ Олиссеуса, даже не подумала подходить к нему с этим разговором. И в течение дня у каждого пришедшего в госпиталь спрашивала о том, собирается ли он в скором времени ехать в Платеи и, если отвечали «нет» (а все так и говорили), продолжала о том, не могут ли они отвести Элиссу в полис. Причины вторичного отказа разнились только в мыслях ответчика: те, кто приходил утром, не имели возможности отлучения из деревни или просто не хотели; послеобеденным посетителям же было известно об утреннем поведении девушки, и часть из них её боялась, другие смеялись.
День клонился к завершению, вскоре должны были закончиться занятия в школе, где Элисса преподавала с таким же энтузиазмом, как Василика и Антипатрос, в первые годы работы. Мелисса была растеряна — она не нашла больше предлога, чтобы не идти к мужу. Многое должно было сложиться, чтобы по формуле прошла реакция: Олиссеус старался скорее закончить рисунок, от того был слишком сосредоточен, Мелисса пыталась быть настойчивой. Мужчина пропустил большую часть её речи, не хотел ссоры и на то, о чём не знал сам, ответил согласием.
Обрадованная новостью Элисса зажала лекаря в объятиях, даже улыбнулась Василике. Под накрывшей её эйфорией девушка вымыла посуду, принесла воды, убрала высыпавшиеся в госпитале из банок травы и, когда до следующего дня оставалось несколько минут, была отослана домой Мелиссой.
Проснувшись после того, как Солнце несколько минут провисело над горизонтом, Элисса, взяв пустой мешок, который вчера ей отдала Мелисса, остановив девушку у выхода и надолго задержав тем, что не могла его найти, направилась в мастерскую. По прибытии её к дому Олиссеус уже выгнал лошадь и подкатывал к ней телегу. Расставление ваз он девушке не доверил и отверг любую помощь, потому Элисса ушла в госпиталь, получив в наказ, что мастер сам зайдёт за ней перед отъездом. Мелисса на работу ещё не вышла, и, так как слуху своему девушка во многом доверяла, Элисса решила, что женщина прибирает дом, и осталась в госпитале: прохаживалась по нему, переставляла баночки, книги- и в общем пыталась занять время тем, что могли ей предложить мысли. По прошествии получаса через кухню в госпиталь вошёл Олиссеус, неся в руках последние вазы, за ним шла Мелисса, и Элисса пристроилась к концу процессии. Все вазы расположились в тележке, путники уселись на её переднюю часть, попрощались с Мелиссой, по лицу которой нельзя было сказать, что она чем-то обеспокоена, и, взяв в руки поводья, Олиссеус стегнул лошадь.
Развивающуюся в дорожной однообразности скуку Элисса несколько раз перебивала разговором, который Олиссеус так же резко прекращал. Часы между непродолжительными диалогами девушка занималась наблюдением за природой и извилистой, но ровной дорогой, по выделенной в которой колее, иногда скрипя, катилась повозка. Подъезжая к Платеям, мастер напомнил Элиссе, что она предлагала ему свои услуги в помощи продажи ваз, участие в чём девушка немедля с ответом подтвердила.
В полисе Элиссе стало душно, палило солнце, так как прибыли они уже за полдень, и Олиссеус, не замедляя коня и выбирая наиболее широкие улицы, проехал до рынка. В общих чертах же Элисса заметила сходство Платей с тем представление полиса, которое она запомнила с прилагаемых в учебниках средней школы рисунков. Улицы обрамлялись чередами светлых каменных стен без окон и имели только вход, который вёл во внутренний двор. Многочисленные прохожие, количество которых удивило девушку, Элисса большим числом замечала мужчин, гардероб которых отличался только наличием или отсутствием шляпы, или трости, а открытостью некоторых тел она даже брезговала, рабов (с хозяевами и без) и, что не мало её удивило, женщин, часть лица которых была накрыта тканью, а хитон был завёрнут на них так, что небольшая часть его края волочилась по земле, ей встретилось немного.
Повозка катилась неспешно, и взгляды мужчин часто задерживались на Элиссе, первым из которых она отвечала улыбкой, а когда непривычное ей постоянное нахождение в центре внимания напомнило девушке о том, как несколько месяцев назад в университете ей так же не давало проходу чужое любопытство, вспомнила Вячеслава Владимировича и погрузилась в раздумья о том, как расспросить торговцев или посетителей рынка о мужчине так, чтобы в помощи они не отказали.
Олиссеус подъехал к рынку с обратной его стороны и остановил лошадь у арки, столы в которой были заставлены керамическими изделиями. Заняв оставшуюся часть витрины, мастер отцепил от лошади повозку и подкатил её к столу, а после того, как отказался от помощи Элиссы и отправил её выполнять обещанное, принялся расставлять вазы.
Начала кричать девушка, не отходя от мастера и небольшими шагами удаляясь к началу ряда. Выделив составлению монолога половину стола, Элисса необдуманно стала повторять его с начала и перестала следить за выполнением обещание, отдав его под контроль рту, все же остальные свои возможности девушка направила на осмотр помещения, что именно и представлял собой рынок- входили в него через ворота не имеющие дверей, поднимаясь по ступеням, но в длину строение не было ограниченно стенами, на их месте были выстроены, расставленные на небольшом расстоянии друг от друга, колонны, на которые упиралась сводчатая крыша. Обратив внимание к строению только первые минуты, так как из-за его просторности Элисса потратила немного времени, чтобы заметить его симметричность, девушка переглянулась на обитателей рынка. Одежда греков не отличалась разнообразием форм, зато класс человека легко можно было определить по ткани, качество которой было установлено для каждой социальной группы. Те, хитоны которых выглядели бледнее в сравнении с другими, ничем украшены не были и имели цвет неоднородный, составляли большую часть продавцов ряда, и Элисса вывела, что это рабы, принадлежащие хозяевам мастерских. Мужчины, в которых девушка замечала некоторое сходство с внешним видом Олиссеуса, которое отнесла к профессиональным признаками, в отличие от рабов вели себя менее сдержанно: некоторые, так же как и Элисса, зазывали к себе покупателей, за столами стояли и те, кто достаточно не уделял внимания прохожим и был занят разговором с соседом, занимались и прочем, чем могли занять себя люди, обременённые от рассвета до заката стоять на одном месте.
«И правильно, что не рассказала о внешности. Потому что зачем? Хотя я не принадлежу ни к одной расе, всё же не могу сказать, что у красивых эллинов был разнообразен комплект отличий лица.»
Но несмотря на различный подход к делу, покупатели с предлагающими им товар вели себя более одинаково. Хотя из-за шума, в достатке производившемся девушкой и теми, кто пытался привлечь внимание не входя из-за столов, Элисса не могла незаметно подслушать разговоры, совершавшиеся во время сделок, так как каждый раз, когда она значительно близко подходила к столам, рабы, стоявшие за хозяином, или продавцы отгоняли её, но всё же отрывки разговоров, которые она услышала, в которых даже невозможно было понять предыдущих слов, её заинтересовали. Все они сводились в одно умозаключение- класс, который занимали все покупатели, был выше, чем тот, к которому принадлежали все продавцы.
Чувствуя себя взволнованно, что усложнялось не только от того, что Элисса была единственным представителем женского пола на рынке, ну или по крайней мере той части, которую она видела, но и потому, что проходившие между столами так же признавали её как продавца и относились с пренебрежением, девушка решила поскорей пройти ряды, в которых её голос мог доноситься до Олиссеуса, к счастью, таких было всего три, и, замолчав, притворилась покупателем, привела себя в надменный вид, после чего первым посетила столы с одеждой.
Как догадалась Элисса, девушкам на рынке не было места. В первых лавках, где она захотела примерить хитон, ей отказывали, ссылаясь на то, что все представленные товары предназначались для мужчин. К концу стола, где продавцы не слышали её первичные просьбы, девушка ошибку свою исправила и, остановившись у более