Заброшенная лестница
Я позвонил маме и предупредил, что пообедаю вместе с заглянувшим в магазин Хосе Карлосом. В будни я крайне редко обедаю вне дома. За несколько последних лет такие случаи по пальцам руки пересчитать можно, однако прокатило. Мама ничего не спросила. Ей нужно было только разогреть чечевицу. Она обожает бобовые и старается готовить только их. Я мог сказать правду: “ У Корины день рождения, и я хочу пригласить ее на обед.” Или просто позвать Корину к нам домой на чечевицу. У меня было два варианта, но я солгал столь же натурально, сколь естественным казался мне обед с Кориной.
Я вывел машину со стоянки, и мы поехали в сторону квартала, где Корина работала по вечерам. Проезжая по улице Принcеса, я вспомнил об одной итальянской пиццерии, куда частенько ходил с Бланкой. Туда мы и пошли. Я догадывался, что Корина нечасто ходит по таким местам, считая это пустой тратой денег глупцами, подобными испанцам, но мы заказали несколько пицц и выпили бутылку игристого Ламбруско. Самым лучшим из всего была легкая, забавная беседа. Мы много говорили. Корина говорила. Она призналась, что Испания представляется ей страной транжир и нытиков. Мы обсудили наших постоянных покупателей, и я растолковал ей значения прозвищ, которые мы с мамой присвоили самым вредным из них: Тральщик, Ластиковый Нюхач, Вседотрога, Месье Тоннер, Древнеликий, Пушок, Буравчик и Дон Скряга, престарелая супружеская чета, выносящая мозг сразу при появлении… Учитывая скудный словарный запас Корины, я чудесно провел время. Она многое не понимала, зато, уяснив соль шутки, хохотала от души, демонстрируя белые, ровные зубы, слегка выступающие вперед сверху. Слушая ее смех, я казался себе самым остроумным на свете парнем.
Под вино и шутки мы немного задержались, и до работы я подвез Корину на машине. Работала она в пригороде, у черта на рогах. Присматривала за пожилыми супругами, по ее словам, не просто старенькими, а уже дряхлыми, но довольно состоятельными мумиями. Впрочем, это не имело для нее никакого значения: платили хорошо, а работенка была непыльной, поскольку “мумии” были весьма чистоплотными и без особых запросов. Перед тем как выйти из машины, Корина принялась горячо меня благодарить, но я не дал закончить, внезапно почувствовав утреннее головокружение. К чему скрывать, что чувственный вихрь, вызванный близостью Корины, всколыхнул мои тело и душу. Подчиняясь велению естества, я взял Корину за руку и приблизил лицо к ее лицу, она же, в свою очередь, тоже подалась ко мне, и я ее поцеловал.
Целоваться – замечательно. Говорят, что поцелуй изобрели женщины четвертичного периода то ли во времена антропогена, то ли во времена палеозоя – не знаю точно, я в этом не силен, – чтобы кормить детей, предварительно пережевав пищу, и именно оттуда пришел обычай целоваться в губы, даря нам наслаждение и чувство привязанности. Как это здорово. Мы быстро забываем о прежних поцелуях, но они прекрасны. Как бабочки, которые не даются в руки, но поймать одну из них просто супер! Корина не только приняла мой поцелуй, но и ответила на него. А потом мы молчали. Я не знал, о чем говорить; голова была пустой, а сердце бешено колотилось в груди. Мы только улыбались друг другу как два проказника после удавшейся проделки, о которой мы ничуть не сожалели. Кроме того, она меня возбуждала, а я не был готов к свиданию и разным глупостям. Не в первый день. Корина открыла дверцу и вышла из машины.
Вторую половину дня я провел как на иголках. Меня так разгорячила мощь ударной волны от поцелуя, что давление наверняка зашкалило бы, если бы я его измерил. Я жаждал, чтобы в магазин заходили люди, но не для того, чтобы заработать деньги, потраченные в итальянской пиццерии, а чтобы время шло быстрее. Я был взбудоражен, отчасти из-за выпитого вина, отчасти из-за поцелуя. Свое отношение к поцелуям я уже высказал. Мне показалось логичным поцеловать Корину, учитывая, как мы повеселились. И еще я поцеловал ее, потому что она снова смеялась, и ее зеленые глаза сузились на остреньком личике. Я ничего не знал о Корине: была ли она замужем, имела ли жениха здесь или на родине? Мы никогда не общались на эту тему, и вообще до кофе с тортом мы говорили редко, и то исключительно о работе, скобках, скрепках, тетрадках в линейку и угольниках. Я был у себя, она – у себя. Пять утренних часов пролетали быстро. И все же я был уверен – Корина свободна, потому что только свободная женщина так смеется, кушая пиццу, и так улыбается после поцелуя.
Голова моя неистово кружилась, и я не мог ни на чем сосредоточиться. Внезапно меня осенило: возможно, взлет и жизненные перемены нужно начинать не с документов и нотариально оформленного на меня магазина, а с чувств? И как я раньше этого не понял? Неужели я хотел уподобиться какому-нибудь старинному правительственному зданию, красивому, но заброшенному, потому что все конторы давным-давно перебрались в более оживленные места? Нет, я отказываюсь быть величественным дворцом с его сверкающими, надраенными, но пустыми палатами. Я хочу, чтобы по моей королевской мраморной лестнице с перилами из красного дерева ходили не только скучающие уборщицы со швабрами и тряпками и техники в голубых комбинезонах. Хочу, чтобы по мне туда-сюда сновали люди, оставляя вмятины на ступеньках и зазубрины на красном дереве перил. Естественно, жизнь можно прожить по-разному, просто сейчас я хотел быть живым, а не хорошо сохранившимся, но заброшенным монументом. Думаю, именно поэтому я и поцеловал Корину.
Был ли в моих действиях умысел? Разве что чуть-чуть. Хоть я ничего и не подстраивал заранее, но после приглашения на обед и поцелуя мне показалось, что пазл непременно сложится. Глядя на Хосе Карлоса и Эстер , я счел весьма уместным познакомиться с женщиной своей жизни на работе. Cестрица Нурия, наоборот, всегда ищет себе парня по вечерам в барах и на дискотеках. Плохое начало. Не в моем стиле. С женщинами, с которыми впоследствии встречался, я знакомился на трезвую голову. Моя слабость или непрочность отношений не в выборе и завязке, а в дальнейшем их развитии, как вы поймете позже. По словам Хосе Карлоса, это из-за того, что я не подготовлен к “джунглям одиночек” – коробящее меня выражение, словно отношения мужчин и женщин сродни полям сражений. И хотя после очередного бурного расставания я мог бы думать точно так же, не хочу признавать, что он прав. Я сказал “очередное бурное расставание”, будто у меня их было миллион. На самом деле, бурных было мало. Скажем так, мои отношения, скорей, потихоньку истощались и расползались по швам. Без ссор и скандалов, без измен, разводов по суду, без предательства или еще чего-нибудь столь весомого, что можно было бы отметить в календаре на память. Все мои отношения были какими-то путаными и бестолковыми. О некоторых из них я по прошествии времени думаю: а были ли они на самом деле?
Я закрыл магазин на пятнадцать минут раньше. Сама по себе идея плохая, потому что чаще всего покупатели заходят в магазин именно перед закрытием. Но мне не терпелось продолжить свою непредвиденно успешную тактику. Неожиданная встреча после спонтанного поцелуя.
Я едва не опоздал и оказался у ворот коттеджа как раз к концу рабочего дня Корины. Мне пришлось с предельной осторожностью проскочить на нескольких светофорах и гнать на полную катушку, лавируя среди квелых водителей, возвращавшихся в свои спальные жилые массивы на окраине города. Но быть бдительным не составляло труда. Опьянение сменилось своего рода обостренным восприятием звуков и цветов, сделав из меня классного шофера; с рождения знакомые городские улицы, здания и памятники я видел теперь в новом свете, и это мне нравилось. Вот что значит поцелуй. Вот что значит желание, когда ты вот-вот его достигнешь. Все замечательно, ни капли негатива. Жизнь кажется прекрасной.
От коттеджных ворот до остановки, где Корина садилась в автобус, вела дорожка. Если я опоздал, то Корина, возможно, уже стояла на остановке. А если в честь дня рождения ей удалось отпроситься и уйти пораньше, вообще уехала. Пять минут, проведенных на стоянке, показались мне вечностью и свели на нет ликующее разноцветье ярких красок и сочность звуков, о которых я упоминал. Неужели я просчитался? Приехал слишком рано или опоздал? Конечно, можно позвонить на мобильник, но тогда сюрприз будет испорчен. Впрочем, была и другая, более серьезная помеха. При разговоре по телефону у Корины появится шанс отказаться от предложения подвезти ее, она запросто может сказать на своем ломаном, со странным произношением, языке что-то вроде: “ прежнее не повторится”, тем самым закрыв передо мной все двери. Отказаться же лично, по-моему, будет гораздо труднее, поскольку бурлившее во мне сейчас желание непременно охватит и ее. Непременно это, пожалуй, чересчур. Я надеялся, что она ответит мне взаимностью так же естественно как ответила на поцелуй. Позвонить и сказать: “Привет, это Висенте” мне очень трудно еще и потому, что я вечно боюсь услышать в ответ: “Кто?” Мне никогда не нравилось имя, данное родителями. Оно требует чуть больше умственного и душевного настроя, чем другие. Лишь недавно я познакомился с несколькими своими тезками, а в школе других Висенте не было, и оказаться единственным было не очень-то приятно. В детстве и особенно подростком я ненавидел свое имя. По правде говоря, стыдился. Я даже хотел сменить его, но не подобрал другого. В самом начале мне трудно произносить свое имя женщине, за которой я ухаживаю. И если я сам не признаю своего имени, то с какой стати должна его помнить она? Поджидая Корину на той пригородной улочке, я был безымянным человеком даже для себя, и это было еще одной помехой. Наконец я ее увидел. Она торопливо сбегала вниз по склону. Вопреки моим опасениям, Корина не только не ушла с работы раньше, но даже задержалась. К остановке уже подъезжал автобус, и я выскочил из машины, чтобы она не села в него.
- Корина! Корина! – громко окликнул я ее.
Она не ожидала встретить здесь кого-либо из знакомых и не думала, что зовут ее, но, все же, немного помедлив, обернулась. Увидев меня, Корина улыбнулась, отчего я возликовал и обрел уверенность в себе.
- Надо же, ты приехал, – промолвила она и юркнула в машину.
- Приехал, как видишь. – Я умирал от желания поцеловать Корину, но сдерживался, поскольку мы находились на ее территории, неподалеку от места работы, а сама она инициативу не проявляла. – Хочу пригласить тебя на ужин.
Я придумал это на ходу. До сих пор я собирался всего лишь отвезти Корину домой после работы, чтобы в день рождения ей не пришлось, как обычно, долго трястись в городском транспорте. Однако после нашего обеда и неожиданного поцелуя приглашение на ужин показалось мне самым что ни на есть естественным.
- Даже не знаю, – ответила она.
Мы покинули огороженный квартал старинных построек, и привратники в их будках остались позади. Это поселение показалось мне не самым подходящим местом для любовного натиска, было в нем нечто такое, что делало нас нежелательными здесь лицами. Не то, чтобы нам об этом сказали, но в здешнем экзотическом мирке мы оба в равной степени были чужаками: Корина потому, что