Уже более информативное утро второго дня
– Ну и кого там ещё принесло? – всю дорогу от своего номера до гостиничного вестибюля, где были расположены административные стойки для работы с основным контингентом отеля, постояльцами, Алекс вот так возмущался, и это самое мягкое из того, что он себе позволял про себя. И хотя он до вероятности очевидности догадывался, да и портье это подтвердил, кто этим беспокойным гостем мог быть – Максимилиан, всё же Алексу нужно было как-то себя разбудить через своё раздражение, а чем шире область применения своего раздражения, тем бодришься активней.
При этом по выходу из своего номера, Алекс как-то вдруг и неожиданно для себя наткнулся на весьма ощутимое для себя препятствие в виде конфликта своих интересов сейчас и опять сейчас. А если более понятнее, то он, увидев в конце коридора тот самый вид лестничной площадки, который его всю ночь тревожил, как-то в себе вздрогнул от явного ощущения в себе присутствия реально произошедшего, а не просто фантазии его сна, являющегося мысленным скоплением его дневных тревог и недоразумений, выстроивших вот такую модуляцию одной из критических жизненных ситуаций, которую ему требовалось решить и таким образом пройти тест на свою профпригодность.
– Чушь какая-то. – Послал всех по всё тому же адресу Алекс, глядя в сторону этого лестничного пространства, да и пошёл своим, а не навязанным ему путём, спустившись вниз по другой лестнице, расположенной в другом крыле отеля, с западной стороны.
– Ну и где он? – задался этим вопросом Алекс уже по своему приходу вниз, в вестибюль отеля, оглядываясь здесь по всем имеющимся в наличие сторонам. Где и в самом деле никого нет из тех, кто мог бы ждать Алекса. А вот стоило ему бросить свой взгляд в сторону входных дверей, то там он и обнаружил Максимилиана, скромно так стоящего у самого входа.
Алекс со вздохом неопределённости подходит к Максимилиану, и… Натыкается на вопрос с его стороны. – Ты готов? – Алекс несколько покороблен таким без приветственным приветствием Максимилиана, где тот ко всей этой своей невоспитанности добавляет своё оценочное восприятие его действительности, посмотрев очень пристально на него анализирующим взглядом и тут же сделав нескрываемый от него вывод: Как вижу, то посредственно.
И хотя это было отчасти так, Алекс, выведенный из себя этим самоуправством Максимилиана, не собирался с ним соглашаться, и сказал твёрдо: «Да, я готов».
А тому только этого, привести Алекса в рабочее состояние (а он дурак и не сообразил, что его берут на его рефлексы) и нужно было. Впрочем, Максимилиану всего этого недостаточно, и он, однозначно не страдая своим вредоносным характером, который он холит и лелеет различными каверзными и язвительными насмешками над людской природой, начинает следовать тому, что в него заложено природой. А это близкая к циничности насмешка над всем и вся.
– А к чему готов? – вот такое издевательство спрашивает Максимилиан. И Алекс прямо в себе пререкается, не зная, что и ответь на всё это.
– Как насчёт кофе? Как один из вариантов. – После небольшой паузы, которую Максимилиан благотворно для себя потратил за наблюдением за подавленностью собой Алекса, сделал он такое предложение Алексу. И тому ничего другого не оставалось делать, как только согласиться с ним.
– Вот только природа нынче диктует свои временные правила, и что тут поделаешь, придётся им соответствовать. – Говорит Максимилиан, поворачиваясь в сторону входных дверей, где за ними Алекс только сейчас обнаруживает ненастную погоду в виде вполне себе приличного дождя. А вот к дождю, при виде которого Алекс поёжился от холода, он не очень то был готов.
Алекс косится в сторону Максимилиана, и не замечает в нём подготовленности к этой ненастной погоде в виде того же зонта или плаща. А это значит…а чёрт его знает, что значит, кроме того, что ему сейчас придётся мокнуть и подставлять свой лоб дождю. Впрочем, Алекс посмотрит на Максимилиана, и на то, как он всё это объяснит.
– Тогда пошли. – Говорит Максимилиан. – Я знаю неподалёку одно место, где подают отличный кофе. – Добавляет Максимилиан и как ни в чём не бывало выдвигается к дверям на выход. Куда след за ним идёт и Алекс. Ну а что насчёт того, что он хотел сильно нервно и яростно посмотреть на то, как Максимилиан поведёт себя в противостоянии с этой погодой, то у него из этого ничего не вышло, так как он, оказавшись на улице, сразу начал заливаться каплями дождя, и тут только поспевай за собой следить и за тем куда вступаешь, и какой там ещё на кого-то другого обращать внимание.
А вот насчёт того, чтобы посмотреть на то, как Максимилиан вот такой свой подход с открытой головой к дождю объяснит, то это Алекс для себя получил как только они и в самом деле скоро дошли до того самого места, где по заявлению Максимилиана отличный кофе подают. Где по заходу в этот кафетерий, Алекс, несмотря на всю свою занятость по приведению себя в порядок после встречи с дождливой погодой, которой как бы он не пытался противостоять, пытаясь пробегать между струек, у него из этого ничего не вышло, и он промок насквозь, не смог не удивиться тому, что он увидел во внешнем виде Максимилиана. Кого, и это совершенно невероятно и пока что никак необъяснимо для Алекса, вообще дождь никаким боком не тронул, как будто он и не был на улице под этим дождём.
И всё это не может не вызывать вопросов у Алекса, кто тоже хочет ходить под дождём без зонта и не мокнуть. О чём Алекс прямо сейчас бы и спросил у Максимилиана, не уткнись он на ответный и очень внимательный к нему взгляд Максимилиана. Кто оказывается отлично видит эту его растерянность, и предупредительно сам без вопросов с его сторону даёт всему этому разъяснение.
– Я уже был очевидцем этой погодной очевидности и познал, что из чего и куда проистекает. – Говорит Максимилиан. – Осознанность всего этого мне позволила стать свидетелем. И теперь очевидность меня по сколько, по стольку я её до себя допускаю, касается. – На этом Максимилиан замолчал, считая, что это будет достаточно, чтобы понять, что всё это значит.
Что же всё это значит, Алекс не стал спрашивать, догадываясь и понимая, что до полного понимания подразумевания Максимилиана ему самому придётся дойти. А сейчас они проходят в гостевой зал, делают заказ, занимают свои места за отдельным столом, и… Опять начинается обоюдоострая, как только думает Алекс, игра в молчанку, и кто кого пересмотрит. Чего можно было уже не делать, сегодня уже не вчера и первый день их знакомства, и можно было бы обойтись без этого своего странного представления. Тем более всё в Алексе настоятельно требует просушится, что невозможно сделать под таким упорством на себя взгляда Максимилиана.
И что самое нестерпимое для Алекс (правда, если он всё это терпит, то не будет правильным так разбрасываться словами), то это то, что он об этом не может сказать Максимилиану, и вынужден с отстаиванием своей твёрдой позиции на себя, ответно на него бессмысленно смотреть. Ведь если ты начнёшь всему этому делу придавать смысл, то это будет ещё более невыносимая глупость и дурь головы.
И так продолжалось до тех пор, пока Максимилиан не решает прервать эту игру в молчанку (и Алекса совсем не утешает то, что он вышел победителем из этой, глупой, преглупой игры), посмотрев по сторонам и задав вопрос. – Что-то долго кофе несут. Не кажется тебе, что уже пора его принести?
Алекс же, заметив никакого подвоха в этом вопросе Максимилиана, беспечно с ним соглашается: «Кажется», и тут же, на, получи новый вопрос, уже на засыпку.
– А почему? – задаётся вопросом Максимилиан.
– Что почему? – чёта ничего не понял Алекс.
– Ты со мной согласился. – Как-то поверхностно и неинформативно поясняет свой вопрос Максимилиан. И Алекс прямо сбивается, не понимая, что от него тот хочет и чего добивается.
– Я это…– только на это и хватает Алекса, дальше он затрудняется ответить. Чего и добивался Максимилиан, взяв слово. – А не наводит тебя всё это, – вот такой наш отсчёт и измерение собой времени, – на то, что в каждом из нас изначально установлен, если не датчик, то функция по определению времени, которая и отмеряет сопровождающие всю нашу жизнь отрезки и интервалы времени.
А вот это пояснение Максимилиана оказалось вполне себе понятным для Алекса, согласившимся с Максимилианом в этом вопросе. – Пожалуй, соглашусь. – Говорит Алекс.
– Да, наш внутренний будильник, как в обиходе называют наш датчик времени, – пускается в рассуждения Максимилиан, – хоть и работает от себя, тем не менее, по мере человеческого контакта с внешним миром, его вовлечение в него, начинает под него подстраиваться и под него корректировать свои настройки, чтобы быть заодно и понимать значение его условных единиц и определений для своей с ним коммуникации. Но тем не менее, это всё не значит, что время не существовало до нас. Мы просто выделили его и одновременно себя из безвременного потока бесконечности движения сознания, подстроив под себя и оцифровав его в порядок доступности нашего понимания того, что недоступно нашему разуму. – Максимилиан остановился, глубоко задумавшись. И за этим своим вниманием к чему-то в себе существенным, он пропустил мимо себя приход официантки и постановки ею чашки кофе перед ним.
А вот вид этой чашки перед собой возымел отрезвляющее действие на Максимилиана, вдруг очнувшегося от своего блуждания в себе, и обратившегося с несколько странным вопросом к Алексу. – Вот что ты перед собой видишь?
А так как это вопрос большой очевидности, – перед Алексом, как и перед Максимилианом стоит чашка кофе, – то такой вопрос представляет особую сложность для спрашиваемого. Кто должен для себя решить сперва, за кого его принимает и считает спрашивающий: за дурака, не только не понимающего самых очевидных и простых вещей, но и понимать не собирающего, или же за большого умника, кто уж точно видит в самых обычных вещах какой-нибудь сложный контекст существующей системы.
А так как за дурака себя мало кто себя признаёт (ищи дурака), и тогда получается, что их практически нет, как минимум в твоём окружении, а вот дальше где-то их полно, то Алексу предстоит сложная задача, расколоть эту чашку перед собой на какие-нибудь смысловые значения, которые в ней скрыты философским умом прежде всего Максимилиана. Что практически невозможно сделать, как считает Алекс, со своим понимаем ещё не разобравшимся, а что уж тут говорить о чужом уме. И Алекс решает тянуть время, демонстрируя из себя простака.
– Чашку. – Даёт вот такой ответ Алекс.
– А что она есть по своей сути? – ожидаемо Максимилиан задаёт следующий вопрос.
– Что? – прикидывается дураком Алекс, что достаточно умное решение и тот случай, когда признание себя дураком не есть фактическое признание себя дураком. А вот наоборот, ловким и хитрым подонком, то это куда не шло.
– В основе всякого нас окружающего предмета и вещи, – взявшись пальцами рук за чашку, заговорил Максимилиан, – лежит труд и его конвертация во времени. И выделение времени в свою знаковую частность ознаменовал переход общества из общинного, ручного строя в индустриальное. Ведь каждый творческий процесс, создания той же
