Отойдя от окна она присела, а затем и прилегла обратно на кровать. Спасть не хотелось и Лидия Николаевна придалась размышлениям. Уже четвертый день она живет у чужих людей, в чужом доме, на чужой земле, а в душе стойкое чувство, что она вернулась. Вернулась к самой себе, к тому чем и кем она была давно, очень давно, наверное ещё до замужества. Нет, ещё раньше, когда на третьем курсе университета проходила первую практику в школе и почувствовала себя взрослой, но всё ещё с ребячьим задором общалась с учениками. Тогда она была окрылена и выбором профессии, и радостью от встречи с любопытными ребятами, и возможностью всё это обсудить с мамой, с подругами. Выйдя замуж, первое время относила весь этот фейерверк эмоций домой к мужу, и там пыталась делиться радостями и победами. Но Сергей Петрович, человек мало эмоциональный и в чем-то даже холодный, слушал её восторги с пустыми глазами. На подруг порой не хватало времени, да и встречи стали запланированными. А запланировать восторг и поделиться им по расписанию невозможно. С годами привыкла всё носить в себе, всё переживать и не делиться ни с кем. До того дня, когда встретилась ей Вера Львовна.
Она не заметила, как опять задремала в ранних утренних сумерках. Проснулась от смеха Бирюкова, когда солнце стояло высоко, ярко освещая собой удивительно сухую и теплую осень, а все фантомы ночи улетучились. Смех Бирюкова и голос Ани доносился из кухни. Лидия Николаевна поспешила выйти к ним, предварительно приведя себя в порядок.
-Доброе утро! - поздоровалась она.
-Доброе, доброе! - отозвался Бирюков всё ещё улыбаясь. - Как себя чувствуешь? Выглядишь хорошо, лучше, чем тогда на вокзале.
-Сейчас завтракать будем! - послышался голос Ани, хлопотавшей у печки.
Лидия Николаевна присела у стола и стала внимательно разглядывать хозяев дома. Бирюков был приземист и плотен, широкоплеч, с короткой сильной шеей и слегка выпячивающейся грудной клеткой, неплотно прилегающими к телу мускулистыми руками. Он производил впечатление борца своей практически квадратной фигурой. Круглое лицо, почти не тронутое морщинами сейчас имело доброе и даже какое-то детское выражение благодаря большим светло-голубым глазам в рыжих ресницах под торчащими в разные стороны рыжими бровями. Широкий «картофельный» нос над большегубым безусым ртом, лучистые складки у глаз и большие розовые уши делали его лицо комичным, вызывающим улыбку. На светлой, густо сбрызнутой веснушками коже головы, изрядной частью совершенно лысой, и рук, топорщились кустистые рыжие волосы. Сейчас, глядя на Бирюкова, она поняла зачем ему нужна эта нарочитая грубость в общении с незнакомыми людьми. Без неё он похож на доброго деда Мороза, хоть и без бороды и красной зимней шубы.
Аня была совсем иной. Смуглокожая, высокая, стройная. Длинная тяжелая коса прямых черных волос спускалась ниже поясницы. Тонкие губы сложенные в легкую полу-улыбку, два полумесяца бровей. Глаза настолько темные, что в них нельзя различить зрачок. В этих миндалевидных глазах, в обрамлении густых изогнутых ресниц, в повороте головы с легким наклоном, в поступи и в движениях, в профиле лица с изящными и правильными чертами, в высоких скулах, являлась восточная красота, совсем далекая от рыжего деда. Точеная фигура, стройная, гибкая и грациозная говорила о том, что внучка ничего не унаследовала от него.
Завтрак прошел весело. Бирюков отступил от своей хмурости и грубости, и балагурил с Аней, та отвечала ему шуточками и звонким смехом. Видно было, что дед души не чает во внучке и внучка любит деда, что это два близких человека, живущих в ладу друг с другом и с миром. Лидия Николаевна наслаждалась атмосферой радости и любви. Но всё же она чувствовала себя здесь гостем и торопилась уйти.
-Анечка,- обратилась она. - Вы покажите мне дом Веры? Хорошо у вас, но хочется домой.
-Анютка пусть обедом занимается, - сказал Бирюков. - А к Вере… - он запнулся и кашлянул. - А дом я тебе сам покажу. Чемоданы отнес уже.
Аня согласно кивнула, а Бирюков встал и вышел во двор. Лидия Николаевна прихватив сумочку, ещё раз поблагодарила и направилась в коридор.
-Обедать к нам приходите! - окликнула её Аня. - Нечего вам в одиночестве сидеть.
При словах об одиночестве в душе Лидии Николаевны царапнули обиды, как мелкие пищики в глазу. Когда каждое движение век только добавляют мучения.
-Я приду, спасибо! - ответила она.
Выйдя из дома обнаружила Бирюкова курящим на скамейке у дома.
-Идем? - спросил он
-Идем! - уверенно отозвалась она.- Куда?
Бирюков махнул рукой вперед и пропустил её перед собой:
-Тут не далеко! - с этими словами он сделал несколько шагов по направлению к тому самому домику, который вызвал у неё столько положительных эмоций, столько теплых воспоминаний.
Щелкнул замок на калитке, петли пропели тонким фальцетом «Ого!» и Лидия Николаевна, трепеща и радуясь, скорбя и ликуя, не веря в происходящее и уверенная в обретении дома, сделал несколько шагов.
-С того дня, как Веру увезла скорая, тут конечно никто ничего не делал, - как бы извиняясь и оправдываясь, говорил Бирюков. - Мы с Анютой больше за домом приглядывали, чтоб не побили окна, да и вообще, чтоб никто не влез.
-Спасибо, Степан Иванович, - сказал Лидия Николаевна. - За всё вам огромное спасибо! Верочка была мне больше, чем подруга, намного больше. Так жаль, что мы с вами не встретились при ней ещё. Всё могло сложиться по другому. Всё… По другому...
Она заплакала. Тихо, безмолвно, вытирая набегающие слезы, совсем без всхлипов. Бирюков помолчал и прошел дальше в глубь двора, заговорил лишь затем, чтоб дать ей прийти в себя:
-Там за домом весь огород, деревья фруктовые и колодец -скважина. Я ей теплицу ставить помогал лет семь назад да стеллажи в ней. А освещение на следующий год сделал. Думал ранние помидоры хочет. А она там тюльпаны выращивала, чтоб к марту всех знакомых тёток одаривать. Анютка её тюльпаны очень ждала. Всё бегала смотреть и помогать, потом весь вечер рассказывала как выросли да как окрепли. - Бирюков вздохнул.- Вера огородом-то не очень занималась, всё у соседок покупала. Цветы разводила вместо огорода. Местные её не особо понимали, но любили и уважали. Она ж медиком была. Кому какие уколы, капельницы или помощь быстрая нужна, все к Вере бежали. Она никому никогда не отказала. Ночь, дождь, вьюга, всё бросала и шла помогать. А себя не уберегла...
Лидия Николаевна шла следом и кивала в такт его словам.
-Пошли присядем. У Веры… - он запнулся опять так же, как в доме. - У тебя беседка есть за домом. Крепкая. Сам ей ставил.
Они обогнули дом по узенькой бетонной тропинке, осененной густой тенью разросшегося винограда, увешенного тяжелыми спелыми гроздьями, черными и светло желтыми. Вокруг каждой грозди гудели поздние шмели и осы. Оглядывая кисти Бирюков сказал:
-Надо же, сколько в этом году! А собрать некому,- и чуть усмехнувшись добавил. - Вот шпалеры для виноградника тоже я. Ты усеки себе, если что надо, никуда не иди, а сразу мне или Анютке говори.
Завернув за угол Лидия Николаевна увидела небольшую почти квадратную легкую постройку под крышей, которую плотно обступили с трех сторон кустарники. Внутри по трем сторонам тянулась лавочка, а в центре находился стол. Под самым потолком была лампа. Кустарники надежно скрывали посетителей от посторонних глаз, разве только одна открытая сторона давала обзор, но она выходила в сторону дома. На столе стояла стеклянная банка полная окурков.
-Вот же бомжи! - воскликнул Бирюков. - Сколько не гоняй, а они обосновались. Ну, спасибо, что хоть в банку собирали. А не по участку разбрасывали.
Они сели и молчали некоторое время.
-Ты вот что, Лида, - обратился он к ней тихим голосом. - Ты дом сама осматривай. Я в него не пойду. Сил моих нет. Возьми ключи.
Она молча кивнула.
-В понедельник поедем к нотариусу оформлять наследство. Я знаю куда. Ты только паспорт не забудь, -продолжил Бирюков. - Если тебе денег надо или ещё чего, я помогу. Только деньги чур с отдачей.
-У меня есть деньги, спасибо, Степан Иванович. - глухо ответила она.
-Ну, хорошо. - он мялся и не решался сказать, но надо было всё же проговорить ситуацию. - Ты когда дом будешь продавать, тоже мне скажи. А то найдутся аферисты и обдурят тебя. Твой-то муж пока доедет, чтоб с тобой беды не приключилось.
-Я не буду дом продавать, - покачала головой Лидия Николаевна. - Жить тут буду. Насовсем приехала.
А про мужа признаться не смогла, стыдно было и больно.
Бирюков удивленно посмотрел на неё:
-Насовсем? Вот новость! А я-то думал для чего ты три чемодана тряпья за собой привезла! А теперь выходит, что мало, всего-то три. - и рассмеялся.
-Я тут прикуплю что понадобится, - улыбнулась она.
-Ну, добро пожаловать новая соседка! Живи и здравствуй! - Бируков протянул ей руку и энергично встряхнул в рукопожатии. - Вот ещё что, обедать приходи к нам! Анютка моя вкусно готовит.
-Она меня уже звала! Я приду. - сказала Лидия Николаевна.
-Вот и хорошо. - Он встал, положил на стол ключи, ещё раз кивнул и ушел.
Лидия Николаевна осталась одна. Она оперлась о стол, закрыла глаза и стала вживаться в новый для неё мир, в новую жизнь. В нагретом воздухе как-то по-особенному пахли уцелевшие в бесхозном лете и дотянувшие до осени цветы, кустарники ещё не окунулись в желтые краски тоже источали какой-то пряный аромат, земля не остывшая и в тоже время прохладная поглощала осеннее солнце не давая накалиться воздуху. Гудели насекомые, летавшие туда сюда, чирикали воробьи, слышались голоса соседей, чей-то смех, кто-то окликнул какого-то Петровича. Ветерок принес вкусный дух костра - кто-то жарил мясо на мангале, где-то шумели пилой и стучали молотком. Совсем далеко прогудела электричка и послышался легкий перестук колес, похожий на биение сердца. Не смотря на все горести и печали, на всё, что способствовало её здесь нахождению, ей было хорошо и спокойно. Она уже привыкла к этому месту, к этим звукам и людям, из которых пока знает только двоих.
[justify]По улице промчался мотоцикл и резким звуком вывел Лидию Николаевну из задумчивости. Она встала и направилась к дому. Со стороны беседки имелась дверь, но она оказалась заперта изнутри. Тогда Лидия Николаевна прошла обратно под виноградом и поднялась по трем ступеням, ведущим к крыльцу. Ключ подобрался сам из связки и легко открыл замок. Из-за распахнувшейся стеклянной двери пахнуло нагретой пылью, горячим деревом от стоящей на
«Лидия Николаевна осталась одна. Она оперлась о стол, закрыла глаза и стала вживаться в новый для неё мир, в новую жизнь. В нагретом воздухе как-то по особенному пахли уцелевшие в бесхозном лете и дотянувшие до осени цветы, кустарники ещё не окунулись в желтые краски и тоже источали какой-то особенный аромат, земля не остывшая и в тоже время прохладная поглощала осеннее солнце, не давая накалиться воздуху. Гудели насекомые, летавшие туда сюда, чирикали воробьи, слышались голоса соседей, чей-то смех, кто-то окликнул какого-то Петровича. Ветерок принес вкусный дух костра - кто-то жарил мясо на мангале, где-то шумели пилой и стучали молотком. Совсем далеко прогудела электричка, и послышался легкий перестук колес, похожий на биение сердца. Не смотря на все горести и печали, на всё, что способствовало её здесь нахождению, ей было хорошо и спокойно. Она уже привыкла к этому месту, к этим звукам и людям, из которых она пока знает только двоих.»
Это литература, господа.