ЗАТМЕНИЕ
Многие парни плечисты и крепки…
С.Я.Маршак
1.
Утро незаметно возникало из ночной звёздной бесконечности. Сначала небо в своих восточных приделах из белесого вдруг полыхнуло в пурпур, и, как по команде, проснувшиеся птицы тут же устроили радостный галдёж, приветствуя восшествие владыки мира. Вскоре всё небо просветлело, наполнилось бездонной синевой, и солнечный пожар, показавшийся где-то там, далеко, за кустами на другом берегу неспешной реки, залил весь видимый простор красками нового дня. Городской зарождающийся шум лишь едва ещё начинал проникать в дальний уголок старого парка, и, хотя день был выходной, никто пока не мешал рыбацкому счастью.
А клёв, что начался незадолго до восхода, был просто превосходен. О таком клёве складывают байки, мечтают, врут взахлёб.
Лёньке было совершенно некогда любоваться красотами утреннего неба. Он, притаившийся в раскидистых кустах у самого края, то и дело снимал с одной и с другой удочки серебристых, норовящих выскользнуть рыбёшек. Насаживал наживку, плевал, забрасывал, снова снимал улов, короче, еле успевал поворачиваться. И длилось это счастье, и длилось, и конца-краю ему не было.
Когда садок был уже почти полон, и клёв несколько поутих, Лёнька поднял, наконец, глаза на солнце, выглянувшее из-за кустов уже полностью, и весело подмигнул ему: «Привет!»
Настроение было самое прекрасное…
Вдруг неожиданный близкий шум и клёкот голосов оторвали Лёньку от созерцания светила. Он и не заметил, как невдалеке объявилась машина, и сейчас около неё ходили люди и бойко о чём-то переговаривались. Двое пацанят, лет шести, наверное братьев, норовили улизнуть куда-то в сторону Лёнькиной засады.
- Потом накупаетесь… - расслышал Леонид, - Сейчас начнётся…
Пацанята неохотно повернули обратно к машине и были пойманы дородной маменькой.
- Ох, ты! – бухнуло в голове, - Чуть не забыл! Затмение же!
И, словно в аккомпанемент Лёнькиным мыслям, всё вокруг стало стремительно меняться. Неожиданно поднялся и густо зашумел где-то в могучих кронах ветер. Смутная тревога разлилась и заставила завыть, кажется, всех собак в мире. От этого ли воя, а может и сами по себе, в небо поднялись бесчисленные птицы и закричали и заметались в беспорядке, не находя себе стаи. Были среди них и мудрые, но теперь очумевшие от предчувствия, вороны, и глупые голуби, и какие-то очень большие, Лёнька даже не видел таких никогда, и мелюзга, вроде городских воробьёв, и ещё много разных, всех было не разглядеть. Потом, как-то нелепо сорганизовавшись, все они бестолковой гигантской тучей устремились куда-то прочь, за деревья парка, за дальние городские постройки и пропали в неизвестной дали.
Стало неожиданно тихо, даже собаки замолчали вдруг, и лишь ветер крутил по земле столбики пыли, да шелестел листвой и принесённым откуда-то мусором.
Люди у машины напряжённо всматривались ввысь, приложив к глазам тёмные стёклышки, видно подготовились заранее и нарочно приехали сюда в такую рань, чтобы увидеть редкое явление.
Позабыв про удочки и клёв, Лёня лихорадочно рылся в рюкзаке, ища круглое стекло от очков сварщика, которое ещё неделю назад выпросил у вечно полупьяного сантехника Володи нарочно для наблюдения светила.
Стёклышко, как назло, не желало находиться. «Зараза! Да где же оно? Точно помню, что положил в этот карман! – проносилось в голове, - Неужели потерял?"
Наконец стекло нашлось. Лёня вытащил из воды удочки, поспешно снял с крючков трепыхавшихся попавшихся, выбрался из кустов и поспешил взобраться на недалёкий холмик, чтобы получше рассмотреть затмение.
Глянув через стёклышко на светило, он с трепетом обнаружил, что нижний край его как будто начинает темнеть, и какая-то тень стремится поглотить его. Стало даже немножко жутко, и сердце застучало заметно чаще.
Компания у машины замолкла и тоже, видимо, пребывала в трепете.
Тень медленно, но неуклонно наползала снизу на сияющий диск, и по мере того, как темнота поглощала солнечное сияние, замолкала вся природа. Вскоре исчезли последние звуки, и наступила полная тишина, даже ветер затих и перестал играть листьями и мусором.
Какой-то вселенский ужас разлился и заполнил всё вокруг. Стало прохладно, как будто среди знойного лета вдруг неожиданно случилась промозглая осень.
Ёжась от неожиданно свалившегося холода, Лёня всматривался через стёклышко, стараясь уловить момент, когда затмение станет полным и можно будет увидеть солнечную корону, как обещали в газете. И вот этот момент наступил. Абсолютно чёрный диск вспыхнул по краю ослепляющими, даже сквозь тёмное стекло, всполохами и загорелся необыкновенной красотой.
Затаив дыхание и почти не обращая внимания на холод, Лёня с восторгом и упоением наблюдал космическую феерию красок.
- Ур-р-р-а-а-аа! - донесся до него хор со стороны машины. «Увидели! - подумал Лёнчик, - Вообще, здорово, конечно!» Он буквально на секунду отвлёкся от созерцания и повернул голову к машине. Возле неё прыгали и радовались люди, особенно старались пацанята. Лишь один мужчина стоял неподвижно, поднеся к лицу руку, устремив взгляд к необычайному зрелищу.
Вдруг Лёня то ли заметил краем глаза, то ли ощутил всей своей сущностью мгновенную перемену, случившуюся на небесах, и, тут же повернувшись, в разочаровании чуть не швырнул прочь стёклышко - диск потух, и больше не сияла корона.
- Чёрт! Раззява! - мелькнуло в голове, - Отвлёкся на ерунду, балбес! Пропустил момент!
Он ещё немного посмотрел, как тень покидает светило, давая свободу ярким лучам, и, потеряв интерес, вернулся к удочкам. Неожиданная прохлада закончилась, и постепенно возвращалось летнее утреннее тепло.
Пробираясь сквозь кусты к месту своей засады, подумал, что неплохо бы сменить дислокацию, быстро собрал вещи и утвердился рядом с кустами, слева от них, так, чтобы тень листвы покрывала его.
Клёв, конечно, почти закончился, и Лёня, всё ещё досадуя на себя за то, что глупо пропустил важный момент, изредка только поднимал удочки, чтобы освежить наживку, да иногда всё-таки поглядывал через стёклышко за тем, как великое светило освобождается окончательно.
Люди у машины теперь занимались не наблюдением, а развернули на траве одеяло и раскладывали припасы, готовясь, вероятно, отметить и закусить увиденное.
Мелюзга была уже раздета до трусиков и радостно гонялась за резиновым мячом и друг за другом, заливаясь счастливым смехом.
Поглядывая иногда в их сторону, Лёня заметил, что мальчишки похожи, как две капли воды, и тут же сделал вывод, что это близнецы.
Просидев бездарно ещё какое-то время, он решил, что пора сворачивать манатки, и стал укладывать всякую важную мелочь в надлежащие коробочки и пакетики, чтобы затем всё сложить в рюкзак. Наклонившись над снаряжением, он так увлёкся этим, что вздрогнул от неожиданности, когда в спину ему несильно ударил мяч и отскочил прямо в воду.
Тут же мимо него пронёсся один из пацанов и, даже не притормозив, сиганул вслед за мячом.
Леонид опешил от неожиданности. Глубина у самого берега, край которого резко уходил вниз, была достаточной, чтобы взрослому человеку можно было нырять с разбега, не рискуя уткнуться головой в дно.
Тут подскочил второй брат и так же, без прелюдий, бросился в воду.
Оба погрузились мгновенно, и только два светлых пятна обозначились под поверхностью зеленоватой воды, а чуть дальше пятен болтался на поднятых волнах злополучный мячик.
Беспомощно оглянувшись на компанию у машины, Лёнчик успел разглядеть, что все заняты приготовлением к пикнику и даже не смотрят в сторону реки.
Его как бы сковал непонятный ступор, и, повернув голову обратно, он видел, будто в замедленном кино, как из-под воды поднимаются цепочки пузырей и беззвучно лопаются на поверхности.
Дальнейшее происходило столь стремительно, что Лёня с трудом впоследствии вспомнил последовательность.
Он вдруг почему-то оказался стоящим на коленях у самого края воды, фуражка была отброшена назад в кусты, и страшно мешала штормовка, которую он рвал с себя и рвал, и никак не мог сорвать. Наконец, неимоверным усилием, ему удалось справиться с ней, и тогда он, наклонившись всем телом вперёд, запустил руки в такую ласковую и такую коварную воду. Ему повезло, сразу же удалось нащупать один затылок, и сразу следом другой. Не думая о том, что может причинить боль, он крепко накрепко впился ставшими неимоверно цепкими пальцами в жиденькие волосики и потянул вверх, на волю, из воды…
Поставив обоих братцев на траву, долго не мог разжать руки, всё боялся, что упадут. Бледные, полные ужаса лица, совершенно одинаковые, если не считать родинки на носу одного из братьев, которая формой напоминала полумесяц…
- Вы что, очумели? Здесь же глубоко! - только и смог выговорить он, когда оба, откашлявшись и отплевавшись водой, ожили окончательно и начали всхлипывать и кукситься.
Что было дальше, Леонид почти совсем не запомнил. Кажется только, что братья хором плаксиво просили его: «Дя-а-адечька! Только ма-а-аме не говори-и-ите...», и родинка полумесяцем прыгала у него перед глазами. Запомнилась ярче всего, почему-то, именно она.
Взрослые у машины весело поднимали тосты и хохотали, а в их сторону даже не оглядывались.
Потом он, вроде садком, поймал болтающийся у самого берега мяч, а что было затем, и как он оказался дома, этого Лёнчик не мог вспомнить совсем, как ни старался.
2.
Братья Сероштановы были погодками, но года через три младший Вадик в развитии своём догнал старшего Витю, и, кроме того, они стали настолько похожи, что все считали их близнецами.
На пятый день рождения Виктора ему была куплена канадская куртка-пуховик сиреневого цвета с оранжевой подбивкой, а все швы и карманы куртки были отстрочены двойным узорным швов. Более того, на спине была пришита красивейшая кожаная «лэйба», а низ окантован тесьмой с орнаментом. Карманов – не меряно! Хочешь – игрушки туда прячь, хочешь – варежки или конфеты. Ну, что сказать? Сказка, а не куртка. Отличный и, главное, полезный подарок.
За общим шумным столом, когда раздавались поздравления и доставались подарки, куртка эта была единодушно восторженно принята. Но глаза Вадика тут же зачем-то налились ненавистью, и губы как-то странно сжались.
Когда же гости разошлись и детей отправили спать, Вадик, полежав немножко в своей постели с закрытыми глазами, дождался, что взрослые выйдут, выскользнул из-под одеяла, подошёл к брату и со словами: «А ты сё ано па-а-хой!», дважды рубанул того пластмассовой саблей по лицу.
Вопли младшего были услышаны чуткими родителями, скорая помощь увезла Виктора в республиканскую больницу, где ему наложили четырнадцать швов и навеки обозначили быть в догоняющих. Вадик же был наказан тем, что три дня не ходил гулять, в результате чего озлобился ещё больше, затаился и на следующий день рождения брата надел ему на голову полиэтиленовый пакет и добился этим окончательного признания своего первенства.
Кончилось тем, что братьям, словно близнецам, стали покупать всё одинаковое в двойном комплекте.
Виктор, хоть и учился в школе на класс старше, но при любом конфликте звал младшего брата и неизменно оказывался в выигрыше. Вадик, не спрашивая ни о чём, с ходу бил под дых.
К старшим классам
