Пробы пера 2009-2012

ты попробуй столько же очков команде приносить, я и тебя буду расхваливать, детина стоеросовая!
    Между тем началась тренировка. Порожек был так себе, третьей категории, но для тренировки подходил почти идеально, ибо состоял из трех ступеней с хорошим перепадом высот и средним расходом воды, а также с достаточно сложной линией движения и возможностью выбора проходов по сливам. В самом начале его, на первой ступени, после слива стоял крутой обратный вал, так называемая "бочка", которая могла хорошенько затормозить судно при неправильной работе веслом.
    Чтобы пройти такое препятствие требуется прострелить его на скорости, либо, если уж попал туда, поймать нижнюю струю, так как бочка представляет собой пенный котел, в который судно как бы проваливается. Чаще всего, затормозившись в бочке, оно имеет все шансы перевернуться, хотя, случись такое, опытный каякер легко ставит лодку обратно на киль приемом, называемым "эскимосский переворот" – с помощью весла, а порой и без него, используя только собственные руки и работу бедрами.
    Оценив техничность порога, ребята стали заносить лодки к самому его началу, а потом, попрыгав сверху в струю, начали привычно отрабатывать заходы в улов и выходы из него, зависания на весле, постановку "свечек", и спустившись вниз по течению, на более спокойном участке, каждый "эскимоссился" вертушкой раз по семь-восемь – как выходило. Все это делалось скорее для понта, ведь на берегу тут же появилось несколько отдыхающих из ближайшего отеля.
    День стоял великолепный, лучи северного солнца слепили глаза, многократно отражаясь в пенистых валах и дробясь на кромке горной гряды, что окружала своими скальными выходами реку, бьющуюся и мечущуюся в теснине, как непокорная тигрица.
    Сёма наблюдал за Катькой. Облаченная в обтекаемый костюм, спасжилет и шлем, она выглядела бесполым существом, но глаза ее притягивали его как магнит. На воде он пару раз пытался подбить ее бортом, чтобы "кильнуть", но она удерживалась, почти лежа на весле, и уходила от него как рыбка. Они не разговаривали, кружа среди других каяков, однако его прошивало током всякий раз, стоило ей появиться в поле его зрения.
    После первого заплыва следовало вновь занести лодки к началу сплава. Семён схватил сразу два каяка – свой и Катькин и легко понес их вверх по тропе. Катерина попыталась отнять у него свою "Матильду", но он глянул на нее алчно и сказал:
-Все равно опрокину, вот увидишь.
Она покраснела и умчалась вперед.
    В новом заплыве он притирался бортом к ее каяку, однако скорость потока не позволяла расслабляться, а тут еще Кошка извернулась, улучила момент и сама опрокинула Сёму. Он, естественно, автоматически поднялся, но весло упустил, и оно ушло вниз по течению. Пришлось молотить руками, догонять, хотя стоящие на страховке весло уже поймали и поджидали, чтобы только передать Семену. Вот же, чертовка, положила меня, подумал он и рассмеялся.
  Он решил во что бы то ни стало нагнать Кошку и отомстить ей, поэтому заработал веслом – размашисто и сильно, как только он один умел это делать, и уже почти схватил ее каяк за корму, но она опередила его, почти всем телом вывесилась за борт и снова его перевернула. Как же потешались над ним ребята, когда он на берегу отплевывался и отфыркивался от воды.
-Что, накупала тебя Кошка сегодня? Видать, ты ей хвост хорошо прищемил. Чтобы в один день и два раза – это ж суметь надо.
    Весь вечер он маялся и мешал дежурным, потому что Кошка закрылась с девчонками на их половине шатра. До него доносился их смех и всякий раз, когда он различал среди звонкого женского щебета ее голос, сердце его будто проваливалось в живот.
    На ужине она совершенно не обращала на него внимания, и он, уязвленный в самое сердце, поклялся себе, что больше даже не посмотрит в ее сторону. Тем не менее, стоило Тиму намекнуть на отбой, Сёма тут же отчалил и завалился в палатку в ожидании Кошки.
    Правила в команде были строгие, и подъем намечался на семь утра, так что через полчаса Катьке также пришлось укладываться. Она расстелила свой спальник, уселась и сказала:
-Если сунешься ко мне снова, пеняй на себя.
Семен не отвечал, потому что изо всех сил старался на нее не смотреть. А она еще причесываться начала, а потом переодеваться. Пижаму что ли надевает?- подумал он и все же стерпел – не повернулся в ее сторону.
    Ему было жарко, в ушах у него стоял гул, он почти ненавидел себя, но в один из моментов решил, что, будучи хозяином палатки, имеет полное право лежать, как хочет – не уткнувшись носом в тент, а, к примеру, на спине, или даже на правом боку. Однако стоило ему перевернуться – справиться с собою он уже не смог.
    Кошка какое-то время отчаянно боролась. Сёма понял, что своей массой перекрыл ей дыхание, и в ответ на то, что он немного освободил ее, она прошипела:
-Какая же ты все-таки скотина!
-А кто меня накупал сегодня?
-Тебя утопить следовало, не то что накупать. Руки отпусти.
-Ты ж царапаться начнешь, одно слово – Кошка.
Он уже намеревался пошарить по ее груди, но она начала извиваться и сумела таки выскользнуть из-под него.
-Не надейся, я здесь больше и минуты не останусь!
-Катя, все, больше не буду! Прости!- крикнул он, испугавшись, что она сейчас выскочит из палатки.
Кошка остановилась и посмотрела на него:
-Обещаешь? Клянешься?
-Чем хочешь!
  Ничего себе,- подумал он,- угораздило же меня так вляпаться. Правда, самоирония не помогала, да и сердце молотило в ускоренном режиме. Следовало успокоиться, с другими у него и не такое случалось. Между тем Катька укрылась спальником и, как ни в чем не бывало, тут же задремала. Спит она, видите ли, а ты хоть волком вой,- ворочался Сёма и злился. Пришлось вылезать из палатки.
    Тело его пронизала вечерняя прохлада, он поежился, запахнул посильнее ветровку и в молочных сумерках белой ночи побрел к реке. Сзади к нему подошел Тимоха.
-Сёма, ты чего это сегодня купался?- спросил он. Семен смутился, но постарался виду не подать:
-Да так, резвились мы.
-А я слышал, Котенок тебя оба раза перевернула. Неужели ты, слон такой, не смог на киле удержаться? Что же будет на ралли? А если норги начнут на трассе хамить и применять силовые приемы? Может, всем стоит отработать такие нападения? Давай-ка, завтра и опробуем устойчивость к опрокидыванию. А что – хорошая идея! Девок, конечно, купать не будем, вода слишком холодная, а парням следует потренироваться.
    Ребятам в лагере тоже не спалось. Решили разжечь костерок на металлическом листе от мангала.
-Только угли потом присыпьте землей, чтобы эти гринписы ничего не разнюхали, не принято у них костры жечь, природу-мать они оберегают, не то что мы,- сказал Тим.
    Семену было грустно, и сердце вроде бы перестало колотиться как сумасшедшее, зато так сдавило, что дыхание перехватывало. И чего это оно разболелось, как завтра буду тренироваться?- думал он.
    Посидев немного у костра, Сёма решил вернуться в палатку, хотя перспектива увидеть равнодушно дрыхнущую Катьку совершенно его не грела. Однако стоило ему прикоснуться к ней спящей, как он тут же одним движением стянул с нее трико вместе с бельем. Она упиралась ему в грудь руками, брыкалась и мычала, но он своими поцелуями не давал ей пищать и кусаться. Семен слышал, как стучит ее сердце и прекрасно видел, что Кошка возбуждена не меньше его, но, главное, он ощущал, что сопротивление ее не такое уж и отчаянное, она словно растратила свои силы, или... может, сама решила их умерить?...
-Ну что, получил свое?- услышал Сёма, опомнившись после всего и отвалившись от нее на сторону.
-Имей в виду, ты применил ко мне силу. Ненавижу тебя и никогда не прощу,- заявила Кошка и накрылась спальником почти с головой. Он пытался ее обнять, но его утешения она не принимала и только больше заливалась слезами.
-Тебе ведь было хорошо,- говорил он, на что она отвечала:
-Не твое дело, как мне было – хорошо или нет, о себе лучше думай!
Вот и пойми их,- вроде бы злился Сёма, а на деле чувствовал, что ему нестерпимо жаль Кошку и так хочется вновь ее обнять.

*** 3
    Он забылся только под утро: все прислушивался – успокоилась ли она. Но, нет-нет, а из-под спальника да раздавался очередной всхлип. И как можно так долго плакать?- удивлялся Сёма, впрочем, после того, как Кошка пообещала расцарапать ему все лицо, больше не рисковал к ней приближаться.
    Проснулся он с каким-то странным чувством и сразу понял, что Катерина пригрелась у него под мышкой. Сёма боялся шевельнуться, чтобы не разбудить ее, только косился изо всех сил в попытке разглядеть: спит она или притворяется. Если просто замерзла и во сне к нему притулилась – это одно, а если сама... С этой мыслью он и задремал.
    Разбудил его голос Тима, который рявкнул ему под самое ухо:
-Ну, ты здоров хоря давить, детина, вставай, а то каши не получишь.       
Семен вскочил как ужаленный, но Кати в палатке не было.
-Быстро поднимайся,- торопил его Тим,- все на утренней пробежке давно, один Сёма у нас дрыхнет. Не посмотрю, что ты мой друг, знаешь ведь меня.
    Пробежка не задалась, да и что можно было выдать после бессонной ночи, однако Семён быстро нагнал команду и пристроился сзади.
    Кошка на него даже не взглянула. Мало того, он услышал, как она говорит Тиму:
-Посади меня к Лысому в смешанном экипаже. Не хочу я больше с Кузнецовым в лодке идти.
Тим опешил:
-Ты что, сбрендила? Через три дня квалификационные заезды, да и не готов Лысый вторым номером работать. Мне сильный экипаж требуется, а кого я Сёме первым номером дам кроме тебя? Может, Киру-тяжеловеса? Даже не мечтай!
Что ответила Катька, Сёма уже не слышал. Ноги не слушались его, он даже отстал от остальных ребят, а потом и вовсе побрел шагом. Хотелось сказать ей все.... правда, что он может сказать, да и как объяснить – почему у него так хреново на сердце.
    На завтраке Сёме стало еще хуже, потому что Катерина, взяв свою порцию, прошла мимо, будто знать его не знала. Он пытался поймать ее взгляд, но тщетно,– она не замечала его, и как назло от души заливалась с Сонькой. Наверняка над какой-нибудь ерундой, тем не менее, ему нестерпимо хотелось знать, над чем можно так заразительно смеяться.
    После завтрака началась утренняя тренировка на воде. У Сёмы все валилось из рук, он постоянно проваливался и "зевал", не успевая цепляться веслом за небольшие буруны. Кошка же напротив была в ударе. Сегодня к нему она не приближалась, сквозила мимо на своем каяке и старательно отводила взгляд, так что у Сёмы тоскливо ныло под ложечкой. И чего дуется? Ведь так было классно! А какая она гладенькая,- подумал он и, закрыв на секунду глаза, представил вчерашнее до мельчайших подробностей.
    Мысли его нарушил Тим.
-Ты что это, как обухом шарахнутый? Да и Кошка, слышал, от тебя к Лысому в лодку просилась. Вы совсем оба с ума посходили? 
-Отвали, Тимоха. На душе тошно,- сказал устало Сёма и прикорнул возле камня на берегу.
-Ты же сам просил ее к тебе поселить. Может напился вчера или поцапался с ней?
-Лучше бы напился! Не поцапались мы... а это... ну, как бы тебе объяснить... только такого кайфа я в жизни не получал.
-Ничего себе! Я Катьку целый год обхаживал, так она ни в какую со мной.
-И со мной.
-Как это?
-Сам я. Понимаешь?
Тим