Одиночество

она стала заниматься в студии танцев, и чаще с ней приходилось присутствовать матери. А Усольцева к тому времени девчонки стали интересовать и компания дружков. С сестрой малявкой он общался тогда уже только дома.
    Ему нравилось обедать и ужинать с Женей. Она не жеманилась, как некоторые девицы, и ела с аппетитом. И почти всякая еда, которую он ставил на стол, нравилась ей. Даже та, которую до этого она никогда еще не пробовала. Например, устрицы. Зойка так и не полюбила их.
-Знаешь, что я очень хочу попробовать? – спросила Женя за ужином, – Пиво!
Усольцев весело рассмеялся и достал банку из холодильника. Но пиво ей не очень понравилось. Она явно удивилась:
-Странно, что все пьют его. Оно же не слишком вкусное.
-Это поначалу. Я помню, лет в 10 попробовал его, и мне оно тоже показалось горчащим. 
-В 10 лет? Это же алкоголь, хоть и слабый!
-Да мы пацанами чего только не пробовали.
-И курить?
-Конечно. Слава богу, курево мне не пошло, я задыхался от него, чуть астму не заработал.
-А вино и водку?
-Пили, тайком, конечно. Потом валялись в гараже пьяненькие и хохотали. Много ведь выпить не получалось, бутылку вина на пятерых. А с водки почти все блевали. Но это редко бывало, родители прознали и такого леща лично мне надавали, что я быстро отвадился от таких занятий.
-Отлупили?
-Нет, это я образно. Меня никогда не били. Но карманных денег больше не давали и в секцию самбо записали. А там строгие порядки действовали.
-Ты владеешь приемами самбо? – изумилась Женя.
-Да, а что, не похоже? Слишком интеллигентный на вид? – засмеялся Усольцев, – Вот Сашка приедет, я на нем тебе покажу свои умения.
-А на мне?
-Не боишься?
    Но уже после второго приемчика, опрокинув на спину, он навис над ней сверху и стал целовать.
-Ты как магнит для меня, даже не знал за собой такого. Всегда мог себя контролировать, но не с тобой. 
    Он уже не думал о ее возрасте, потому что воспринимал в ней нечто глубинно женское, а вовсе не детское, как то, например, что до сих пор чуял в сестре. Наверняка это проявлялась лишь память об их общем детстве, да еще и кровное родство не позволяло возникать в нем даже намеку на влечение. Именно поэтому ему было трудно представить сестру в постели с Сашкой. Если бы тот не являлся его лучшим другом, Усольцев наверняка невзлюбил бы избранника Зойки. А Сашка… тот вообще обожал обнимать Усольцева и постоянно дурачился, притворяясь, что хочет поцеловать его прямо в губы. Даже на руки хватал, как девушку, поскольку превосходил Усольцева по силе и росту. 
-Ну почему ты не девочка? Такой красавчик, так бы и съел, – часто прикалывался над Усольцевым Сашка. Даже сейчас, когда они с Зойкой вот-вот должны были пожениться.
    Когда Усольцев и Женя уже лежали в кровати и отдыхали, он спросил:
-А что тебе понравилось во мне в самом начале?
Он боялся, что она скажет "ты такой красивый", как говорили ему многие из тех, с кем у него хоть что-то было. Но Женя всего этого не знала:
-Ты так смотрел на меня тогда, в магазине… Искренне. Понимаешь? Обычно для других покупателей продавщица словно робот, ей никогда в глаза не заглядывают с таким интересом, с каким смотрел ты. Многие даже внешность продавца не помнят после того, как из магазина вышли.
-По-моему, это ты смотрела на меня расширенными удивленными глазами, – сказал Усольцев.
-Это в ответ. Твоя искренняя заинтересованность меня изумила. И только потом я поняла, что не подхожу тебе – ты выглядел слишком… как бы это сказать, рафинированным. Поэтому я от смущения сразу убежала на автобус.
-Рафинированным? Я ведь зашёл в магазин всего лишь за пивом, надел обычную ветровку и кроссовки. Ни пиджака, ни галстука, как на работе. 
-Понимаешь, манеры, повадка, они – во всём, в каждом движении. Ты именно зашёл – не заскочил, не забежал… И ветровку надел, а не накинул. В каждой детали и в каждом жесте у тебя сквозит порода. А потом то, как ты говорил, голос. Это теперь я уже вижу тебя несколько по-другому.
-И как же?
-Ты… щедрый.
-Щедрый? И что это значит?
-Ну, это, в смысле того, что ты готов заботиться даже о незнакомом человеке. Ты же извинился тогда, хотя и не был виноват. И потом без раздумий решил помогать мне. А сейчас и вовсе абсолютно всё мне позволяешь, как неразумному ребенку. Даже на шее у тебя сидеть.
-Ведь тебе это нравится.
-Меня это подкупило в самом начале, а сейчас я просто ни минуты не могу без тебя и твоей заботы. Это плохо. Человек не должен повиснуть на другом человеке, прилепиться к нему и не отсоединяться ни на миг.
-В отношении меня тебе это позволено.
-Почему?
-Потому что ты – моя. И я тебя люблю.
От этих слов Женя вдруг заплакала. Усольцев обеспокоенно спросил:
-Что такое?
-Я так мечтала о таких словах, смотрела на парней, прикидывала, кого бы могла полюбить, и кто бы мог меня полюбить. Мне предлагали встречаться и признавались в любви уже с 8-го класса. Но я не верила ни одному слову. А ты так просто сказал, что сердце сжалось. Словно, кто-то вот-вот тебя отберет у меня. Люди жестоки…
-Никто меня не отберет. Во-первых, я не из тех, кто может кому-то поддаться.
-Но твоя сестра… неизвестно еще, как твои родители отреагируют. Слава богу, мой отец тебя принял. Но папа никогда ни в чем не мог мне отказать. Да и не мог ты произвести на него плохого впечатления.
-Не беспокойся о моей сестре. Понимаешь, она всегда была только младшей и единственной, кого мне приходилось защищать. Ее ревность – это как рудимент из детства. А родители… когда я пришел к маме в библиотеку, именно она показала мне твое фото на мобильнике с целью, чтобы я обратил внимание на тебя. Ты ей очень нравишься.
    Он обнял ее и стал гладить по волосам, которые спускались ниже спины.
-Понимаешь, всё случилось так молниеносно, я до сих пор не могу осознать и поверить, – сказала Женя.     
-Молниеносно? Разве? Думаю, все началось еще в магазине, при первой нашей встрече. Неужели ты тогда ничего не почувствовала?
-Я ждала тебя почти две недели. И за это время начала думать, что мне все просто показалось.
Он осторожно вытер ее глаза своим почти стерильным по чистоте носовым платком:
-Не переношу женских слёз, у меня сердце сразу начинает болеть. Такое со мной всегда, даже, когда я вижу, что кто-то сильно фальшивит и пытается меня использовать.
-И такое часто бывало?
-Женя, мне 33 года. Со мной уже всякое бывало. Я покупал эту квартиру с мыслью, что заведу семью и старался все для этого приспособить. Правда, с того момента прошло уже 10 лет, но итог налицо – ты здесь, со мной. 
-Да, я заметила, что часть стеллажей в ванной пустует, словно ждет полотенец, банных принадлежностей и всего такого. И встроенные шкафы пока не заполнены. Даже холодильник двухсекционный, хотя наполовину пуст.
-Все это заполнять будешь ты по своему вкусу и на свое усмотрение. У меня всегда, с детства очень сильно было чувство семьи, потому что мне не хватало родительской заботы. Отец много работал, а мама старалась реализоваться как личность. Зойку они почти полностью скинули на меня, и я привык, что эта мартышка вечно на мне виснет.
-Теперь у тебя новая мартышка, которая виснет точно так же.
-Да, но, как оказалось, именно это и дает мне ощущение счастья и покоя, чего я был лишен долгие годы и к чему всегда стремился.
-И я не кажусь тебе обузой?
-Не кажешься.
-Ты всегда говоришь так сдержанно.
-Я привык скрывать эмоции, у меня работа такая. Но с тобой я открыт. Разве нет?
-Не всегда. Иногда что-то скажешь, и я сижу, думаю – правильно ли поняла тебя. Потом махну рукой и просто плыву по течению, лишь бы быть рядом.
-Ты вполне меня понимаешь. Я же чувствую. Это во многом проявляется, так что не преуменьшай своих способностей в данной сфере. К тому же твоя сенсорика очень сильна. Далеко не все женщины обладают такой.
-Сенсорика? Знать бы еще, что это такое.
Усольцев засмеялся:
-На лекции ходить нужно, прогульщица. Не хватало мне еще жены-двоечницы.
-Я поняла, в душе ты учитель начальных классов. Ээх, какой талант пропадает!
-Нет уж, я детей вообще недолюбливаю. Ну…если только девочек лет 20-ти, которых обнимать-целовать можно.
    Он уже не удивлялся тому, что сексуальные желания, так долго спавшие в нем все последнее время, теперь словно обрели второе дыхание. И этот голод стал настойчивым и циклично возвращаемым к самому началу, словно в первый и последний раз, и потом уже ничего не будет. Он все прислушивался к своим ощущениям, и понять не мог, где эти волны прятались так долго. А Женя… это только в первый раз он опасался, что она не почувствует удовольствий секса. Как оказалось, женская психология играла в этом процессе весьма существенную роль, во всем дополняя физиологию, которая у такой молодой девочки была еще не привычна к очень близкому контакту с мужчиной. Но удовольствия она получала в полной мере. Впрочем, Усольцев не знал, испытывает ли она истинные оргазмы, или это удовлетворение только потребности быть желанной для любимого. Конечно, за свою сознательную жизнь Усольцев вполне научился удовлетворять женщин по всем правилам, но с Женей он не спешил применять все свои умения, потому что хотел узнать ее получше, не только внешне, но и внутренне. А в сексе она вполне раскрепощалась и отключала тормоза стыдливости. И пока ей не требовались какие-то дополнительные действия с его стороны, кроме обычных ласк влюбленного мужчины. Она жадно ловила его взгляды в такие моменты, и он иногда боялся, что, замутненные желанием, эти взгляды могли ее напугать. Она ведь выискивала в них любовь к себе, потому что пока не разделяла любовь и секс, они для нее являлись синонимами.

    Все выходные он ощущал себя полным сил. Они ездили на залив, много гуляли по городу, заходили в кафешки, куда раньше он никогда не заглядывал, потому что считал, что по статусу не должен посещать такие бюджетные заведения. Но рядом с Женькой он ощущал свободу и радовался просто хорошей погоде и вкусной еде.
    Однако наступил понедельник, Усольцев отвез ее на учебу, а сам, одетый с иголочки и очень строго, явился на службу. Коротков пришел с докладом, и по всему выходило, что за выходные все в городе сошли с ума, из-за чего работы Усольцеву навалилось выше Эйфелевой башни. Он улыбнулся, потому что подумал, что обязательно свозит Женю в Париж. Хотя с этими санкциями такие поездки конкретно для него уже стали почти невозможными.
    Когда Коротков ушел и унес запах домашних ватрушек, которыми снабдила его любящая супруга, Усольцев ощутил первые покалывания в груди. А когда вошла секретарша и принесла ему утренний кофе, то ей уже пришлось идти прямо по разверзшейся чёрной дыре. Усольцев сидел и мрачно смотрел в пространство, чем смутил секретаршу.
-Ааа, спасибо, Злата, – сказал ей Усольцев. Она еще раз взглянула на шефа, после чего удивленная вышла.
    Что ж такое, думал Усольцев, ведь всё шло так хорошо. Просто замечательно. Завтра поедем и подадим заявление, Женя так этого ждёт. Она и платье уже приготовила. Он закрыл лицо руками и представил ее. В этом микро-замкнутом пространстве было уютно, потому что на его руках остался едва заметный запах Жениных волос. Это он, когда она выходила из машины, пригнул ее голову к себе и поцеловал. Усольцев встряхнулся, выпил кофе и принялся за работу, изредка поглядывая на