Произведение «Элиза » автора Алексей Казанцев - Литературный сайт Fabulae (страница 3 из 3)

его дрожал, а по щеке катилась слеза.

   - Горе моё было так велико, что казалось, я совсем перестал что-либо чувствовать, и когда через пару недель меня вызвал к себе начальник гарнизона, я находился не совсем в трезвом состоянии. Он протянул мне синий конверт, и тряся мою руку сказал: «Поздравляю! Поздравляю, друг мой, вы возвращаетесь домой!» Я стоял перед ним, как истукан, не в состоянии понять его слова. Оказывается, мой дядя Хоксли, с которым я давно потерял связь, все эти годы хлопотал за меня с немыслимым упорством. И вот теперь, после многочисленных отказов, ему наконец-то удалось добиться разрешения суда сократить срок моего пребывания в колонии на три года, путём оплаты в казну Соединённого Королевства крупной суммы денег, что и было немедленно сделано. В синем конверте находился мой пропуск домой, ведь с момента ареста прошло уже семнадцать лет, и теперь я имел полное право отправиться в обратный путь с первым же кораблём.
   Эта новость оглушила меня! Мне не верилось, что я наконец-то смогу покинуть этот проклятый континент и вернуться к цивилизованной жизни, из которой меня вырвали совсем молодым человеком, полным сил и надежд. Теперь я был совершенно другим: годы лишений, боль утрат и огонь войны выжгли меня изнутри, лишив веры в лучшее. Эта гарь отразилась и на внешности: кожа приобрела коричневый оттенок, а волосы припорошил пепел седины. Что ждало меня дома? Ни друзей, ни семьи, ни работы… По сути, я уходил в никуда. Но после нескольких дней плавания, прошедших в забытьи, лёжа на койке в кубрике, я вдруг отчётливо услышал в плеске волн, бьющихся о борт корабля: «Свободен… Свободен…»
   Два с половиной месяца пути пролетели незаметно. Иногда мы заходили в какой-нибудь порт, чтобы пополнить запасы пресной воды и провианта, но я даже не пытался сойти на берег, наблюдая с палубы отлаженную работу матросов. И вот однажды тёплым летним вечером мы пристали в Гавре. Это была последняя остановка на пути в Бристоль. Пока шли приготовления к погрузке, на борт поднялись новые пассажиры: высокий пожилой мужчина с юной леди и дама, по всей видимости, гувернантка. Внешность и обрывки фраз, долетевших до меня, выдавали в них англичан. Их лиц я не мог разглядеть, но в фигурах мне почудилось что-то давно забытое и очень знакомое. Они поднялись к себе в каюты и до утра больше не выходили. А я так и не уснул, взволнованный непонятным предчувствием.

   На следующий день, выйдя на палубу, я увидел молодую леди в воздушном бело-голубом платье и соломенной шляпке с вуалеткой. Она стояла у борта, глядя куда-то вдаль и улыбалась. Мне показалось, что я схожу с ума. Это была Элиза! Моя Элиза. Такая, какой я оставил её семнадцать лет назад. Но этого не могло быть! Я уже почти решился подойти, как вдруг раздался голос гувернантки:
   - Мисс Шерил, батюшка просит вас пройти в салон и позавтракать с ним.
   - Хорошо, Грейс, – весело ответила она, легко вспорхнув с места и прошествовав по проходу.
   Что-то мучительно-родное таилось в её улыбке и блеске волос. Только теперь я заметил, что волосы у неё тёмно-каштановые, а не чёрные, как у Элизы. Небольшая прядка кокетливо выбилась из-под шляпки у виска и переливалась на солнце красновато-медным оттенком. Я, как заворожённый, последовал за ней. В салоне меня ждало второе потрясение. Её отцом оказался не кто иной, как мистер Конарс. Я его сразу узнал. Такие лица не забываются. Он же напротив, остался ко мне совершенно равнодушен. Буря чувств разрывала в клочья мою душу! Когда казалось, что всё уже позади, угли любви и обид давно остыли, новое яростное пламя ревности овладело моим сердцем. Я ушёл к себе в кубрик и до прибытия в Бристоль не показывался на палубе.

   - Джентльмены, заведение закрывается, - сказал бармен, стряхивая крошки с соседнего столика грязной салфеткой. Я поднял голову и огляделся – в зале никого не было.
   - Который час? – поинтересовался я.
   - Без четверти двенадцать. Извините, господа, мне ещё нужно всё убрать.
   - Да, да, мы уже уходим, не извольте беспокоиться, – с этими словами мы поднялись из-за стола и вышли на улицу.
   Дождь уже закончился. В тусклом свете фонарей лужи отражали голые силуэты деревьев, а пьяняще-свежий воздух манил нас на набережную канала.

   - Чем же закончилась эта удивительная история? – спросил я своего нового знакомца.
   - Поселившись в доме дяди, я ещё полгода пытался забыть эту встречу, но призраки прошлого не оставляли меня в покое. Тогда я собрался и приехал в город, который подарил мне столько счастья и принёс столько горя, что этого с избытком бы хватило на несколько жизней. Удивительно, но он почти не изменился, и я без труда отыскал дом сэра Вильяма. Позвонив в звонок, я не особо заботился о том, что скажу, хоть ситуация могла получиться довольно неловкая. На моё счастье, дверь открыла миссис Томпсон, изрядно постаревшая, но по-прежнему с мягкими чертами лица.
   - Вам кого? – спросила она, подслеповато прищуриваясь.
   - Вы не помните меня? – вопросом на вопрос ответил я, не в состоянии больше вымолвить ни слова. Ком застрял в горле, а слёзы застили глаза.
По её испуганному лицу я понял, что она меня узнала. Возникла напряжённая пауза, а затем дрожащим голосом она произнесла, что будет ждать меня через полчаса на нашем с Элизой месте.

   В парке я обнял пожилую женщину, которая трясущимися руками вцепилась в рукава моего пальто, и со слезами на глазах стала молить о прощении, причитая, что гореть ей за содеянное в геенне огненной до скончания века. Лишь когда миссис Томпсон немного успокоилась, я смог понять, что это именно она, испугавшись за Элизу, рассказала сэру Вильяму о нашем побеге. Мне насилу удалось успокоить её, заверив, что я вовсе не держу на неё зла.
   Мы медленно брели по той же тропинке, где когда-то гуляли втроём. Её голос, сохранивший лёгкий уэльский акцент, звучал для меня, как мелодия из прошлого, и казалось, что время остановилось здесь: в косых лучах солнца, в колыхании воздуха и шелесте молодой листвы… Я ощущал незримое присутствие Элизы.
   По словам миссис Томпсон, моя возлюбленная заболела сразу по возвращении домой, хоть и старалась это скрыть. А после проводов в порту её состояние ухудшилось настолько, что все опасались за её жизнь. Сэр Вильям не отходил от неё ни на шаг. Семейный доктор сказал, что стресс спровоцировал начало болезни, унаследованной ею от матери. И в этой ситуации ей совершенно необходимы были более мягкий климат и душевное спокойствие. Мистер Конорс, принимавший самое живое участие в судьбе Элизы, вызвался помочь. На удивление они очень быстро сговорились, и как только ей стало лучше, обвенчались рядом в церкви без лишней помпезности, а затем уехали в Италию. Назад они вернулись через год, уже втроём с малюткой Шерил. Элиза обожала дочурку и выглядела вполне счастливой, а мистер Конорс души не чаял в них обеих! Но несмотря на это, её состояние с каждым годом становилось всё хуже и хуже. С первыми холодами семья переезжала на Ривьеру[sup]7[/sup]. Возвращались они в Англию только поздней весной. В это счастливое время дом оживал, наполняясь шумом и детским смехом, и даже сэр Вильям с удовольствием ловил бабочек на лужайке вместе с внучкой. Но как только Шерил исполнилось восемь лет, Элиза тихо угасла. За несколько дней до смерти она передала миссис Томпсон письмо, чтобы та вручила его мне, если я когда-нибудь покажусь на пороге их дома. И теперь, прогуливаясь в старом парке, она исполнила волю усопшей.

   В письме говорилось:

   «Дорогой мой, любимый мой Джордж!

   Не знаю, имею ли я право так называть тебя после всего, что случилось, но смею заверить, что всё сделанное мной продиктовано любовью и заботой о нашей дочери.
   Ужасно, что приходится сообщать тебе об этом в письме через столько лет, но всё же это лучше, чем держать тебя в неведении. Шерил твоя дочь! Она плод нашей любви, нашей единственной ночи, проведённой на постоялом дворе, перед тем как расстаться навсегда. Я ни о чём не жалею, и благодарна Богу за такой подарок!
   Уже провожая тебя в порту, я знала, что внутри меня зреет маленькая жизнь, но не могла, не имела права усугубить твои страдания таким известием. Прости меня, единственный мой, что ради её будущего мне пришлось выйти замуж за мистера Конорса, от которого я не стала скрывать правды. Он принял это и обещал, что будет любить и заботиться о нас до конца жизни. В том, что он сдержит своё слово, нет никаких сомнений.
   Я никогда не любила его, и жизнь моя была бы безрадостной и пустой, если бы не наша малышка. В ней и только в ней я растворялась без остатка, видя каждую минуту твои черты: золото волос, улыбку, глаза, полуоборот чудной головки, когда окликала её по имени…
   Прости меня, если сможешь, что не тебя, а его Шерил называет папой и целует перед сном; что к нему, а не к тебе идёт со своими радостями и печалями... Поверь, мне бы очень хотелось, чтобы всё сложилось иначе, но Бог распорядился так. Поэтому умоляю тебя: пусть всё остаётся как есть. Ради её счастья!
   Верю, что ты выполнишь мою последнюю просьбу.

   Нежно любящая тебя до последнего вздоха, Элиза.»

   Мы расстались с Джорджем на берегу канала близ порта. Я стоял, облокотившись на ограду, и смотрел, как его долговязая фигура в заношенном сюртуке растворяется в тусклом свете ночных фонарей. А утром, покидая этот город, я силился разглядеть в толпе провожающих образ вечной любви - девушку в бело-голубом платье и соломенной шляпке, из-под которой кокетливо выглядывает прядка волос красновато-медного оттенка.