Повороты жизни

подпоручик с переломом таза и пулевым ранением в плечо, выжил. Ходить после того, как ему сделали операцию, он мог, только сильно согнувшись. Но, каждый раз, после прогулок по больничному саду, несмотря на сильные боли в пояснице, он доставал образок и молясь, причитывал: «Матушка, Богородица, жив! Спасибо, что жив остался!» И крестился на небольшую иконку, которую держал в здоровой левой руке. Креститься ему тоже было тяжело, рука поднималась плохо. Но он никогда не жаловался, а только повторял при каждом случае: «Жив, сберегла меня Богородица, жив ведь я!»
‒ Видно, страшно у них там на войне-то, ‒ шёпотом говорила Дуняша, ‒ вишь, как радуется, что жив остался. Ходит скрюченный, как вопросительный знак, а всё же благодарит Бога за то, что не умер.
‒ Ты грамотная? – удивилась Александра Павловна, когда услыхала эти слова, ‒ и вопросительный знак знаешь, и буквы тоже?
‒ А то как же? ‒ обиделась Дуняша, ‒ батюшка в нашей деревне многих читать выучил. Я-то уж больно хотела научиться, чтобы книжки в избе-читальне как многие у нас делали, читать. Да не успела, как война началась – избу-ть и закрыли. А я не только читать – я ещё и писать могу, медленно только. Считаю вот только плохо, отец Роман говорил, что у меня способностей к пересчету цифр совсем нет. И всё смеялся, называя мою голову кочаном капусты. Вот смешно! Если бы это был кочан, я бы и читать не смогла. Где это видано, чтобы капуста на грядке книжки читала?»
Александра Павловна улыбнулась такому незатейливому рассуждению. Но вечером, когда увидела, как в одной из палат Дуняша вслух читала газету, она невольно прониклась уважением к этой девушке, которая, несмотря на трудности военного времени, одолела грамоту и теперь старалась подарить хоть немного тепла больным людям.
Вдохновленная этой идеей, сестра милосердия стала оставаться в больнице вместе с Дуняшей и читать книги и газеты пациентам, у которых не было никаких развлечений.

Как-то раз Александра Павловна задержалась в больнице и пришла во флигель, где они теперь жили, совсем поздно.
- Мама, - бросилась к ней Кира, - тут без тебя какой-то дяденька приходил и дал нам шоколад. Я не стала есть, спрятала, потому что ты ничего не разрешаешь у чужих людей брать. А Томка съела.
- Ага! – выползла из-под стола Томочка, - он такой был вкусный и сладенький. И она зажмурилась от воспоминаний, каким был шоколад, которым одарил их незнакомец.
Александра Павловна только руками всплеснула: лицо младшей дочери убедительно показывало то, что малышка получила от съеденного шоколада большое удовольствие.
- Тебя теперь мыть надо! – в сердцах воскликнула она, - а воды дома наверняка нет! Собирайся, Кира, пойдём на ручей. Хоть ведро, а принесем.
Она так устала, работая днём в больнице! Как назло, именно в этот день и пришлось таскать воду, чтобы мыть пациентов. Сколько раз Александра Павловна съездила на телеге к местному водоёму  - Камбарскому пруду - она не считала. Думала, что придёт домой – и отдохнет. И вот на тебе – теперь ещё Томочку надо отмывать от шоколада.
- Что хоть за дядька был? – накинулась она на старшую дочку, - и почему ты его на порог пустила? А вдруг вор какой? Наш мешок с сухарями цел ли остался? Ты проверила?
Но Кира равнодушно махнула рукой:
- Да никакой он не вор, ладно тебе, мам. Видно, что дядька культурный и воспитанный. Сказал, что шоколад из Англии, и что его привезли как помощь больным и раненым. Он ходил и всем раздавал. И нам дал.
- А мешок с сухарями на месте? Его точно не украли? – повторяла Александра Павловна в сильном волнении.
- И не смотрела даже, - сказала Кира. И рассудительно добавила:
- Как его украдёшь, когда он у тебя в подполе спрятан? А дядька этот дальше порога не заходил.
Они пошли на ручей, и Александра Павловна всю дорогу продолжала распекать Киру за то, что она так легкомысленно позволила незнакомому человеку зайти во флигель.
«Копия Борис, ну, копия! - думала женщина, зачерпывая ведром ледяную воду из ручья. – Что тот как совершенно к жизни не приспособлен, что Кира – такая же наивная дурочка растет. Вырастет – поумнеет, конечно. Но сколько ещё нужно ждать, пока это, наконец, произойдёт!»

Александра Павловна ещё не знала, что их приезд в Камбарку был только началом трудностей. Что всё это время, пока они жили вдалеке от дома, завод закрылся. Через пять лет производство возобновит работу, и вновь открывшемуся предприятию будет присвоено имя Двадцати шести Бакинских комиссаров. Бориса Владимировича снова восстановят в должности, как и многих других, кто по злому року судьбы остался без работы. Но всё это будет очень и очень нескоро.
А пока «ничего не понимающий в жизни» бывший главный химик устроился работать тапером в небольшой клуб, чтобы, играя на рояле во время демонстрации фильма, хоть как-то свести концы с концами. Странное это было время: люди голодали и в то же время тянулись к искусству. Иначе как можно было объяснить то, что в клубе продолжали демонстрировать кино?
Прислуга была распущена в виду того, что платить было нечем. И только верный Петр продолжал оставаться с барином, несмотря на то, что не получал в последнее время ни гроша.
Но самый жуткий голод начнётся через несколько лет, когда в стране будет объявлена политика военного коммунизма. И те куски хлеба, которые сберегала Александра Павловна в холщовых мешочках, работая сестрой милосердия в больнице в Камбарке, сослужат добрую службу. Именно благодаря запасу этих сухарей они переживут вторую волну голода.
А пока она, обессилевшая за рабочий день, тащила тяжёлое ведро во флигель и думала: «Сейчас принесём воду, а её греть надо. Это значит,  печь снова растапливай, затем Тамару от липкого шоколада отмывай... Думала ли я, что меня такая жизнь ожидает?»