Мир сошёл с ума. Опять?! Глава 6

придирчивость адмирала в такие сложные для него моменты, когда ему грозит смертельная опасность быть не признанным, а затем не принятым за того, кем он себя для всех считает – не просто важной и влиятельной персоной, без которой никак не решается одно из направлений государственной политики, а он на этом посту незаменим.
И в такие сложные для адмирала моменты причиной и объектом его придирчивости и синдрома навязчивого состояния становится, кто бы мог подумать, супруга адмирала, Антонина Цеппелиновна, та ещё непреложная для адмирала истина в плане с большим постоянством портить ему жизнь. – Запомни, Оскар, одну непреложную истину. – Через вот такие слова к адмиралу, Антонина стала для него фактором жизни сродни фантому. – Незаменимых людей нет, за одним исключением для адмиралов. Для них, а в частности для тебя, этой незаменимостью являюсь я. Если ты, конечно, и дальше хочешь оставаться адмиралом. – И вот спрашивается, при этом очень нервно и возбуждённо адмиралом Канаринским, что Антонина имела в виду, когда ставила под сомнение его адмиральскую компетентность.
Правда, дальше выразительного недоумения на лице адмирала это дело не пошло рассматриваться. А так бы было очень важным для их супружеских отношений, для установления своего статуса кво, битие по мордасам Антонины адмиральскими кулаками, с дальнейшей её выволочкой за космы, с причитанием адмирала: «Запомни дура раз и навсегда, одну морскую истину. Баба на корабле к беде. И тогда скажи на мою милость, как всё это вяжется в этим твоим странным утверждением о никчёмности моего адмиральства без на то твоего присутствия рядом со мной?».
И как прямо сейчас адмиралом Канаринским выясняется, то женская сущность, особенно супруги – это такой непреодолимый фактор твоей жизни, который сколько бы ты не таскал за волосы и космы, утверждая над ним свою правоту, хоть и при таких мало сознательных обстоятельствах жизни, всё чаще в мечтах и во сне, он всё равно будет стоять и затем настаивать на своём. И это затем по времени наступит в самый неподходящий и неожиданный для этих разборок момент, как именно сейчас, когда адмирал итак был не в себе и весь растерян, не находя себя. И ему, ищущему себя и основания быть прежним влиятельным человеком, сейчас крайне требовалась поддержка, за которой он и обратился рукой в сторону второй половины кровати у стеночки, где как он помнил ещё с вечера, себя с трудом и для него с тяготами совместного время проведения и размещения на одной кровати, помещала Антонина Цеппелиновна, недовольно толкая его в бок кулаками, деструктируя его ум что за циничными заявлениями: А-ну подвинься. Опять на всю кровать развалился.
Что, между тем, не соответствует нисколько действительности, учитывая геометрические и физические параметры их двуспальной кровати и соответственно те же параметры в нём, подтянутом и не имеющим никакой возможности раздобреть на своей неспокойной, не только службе, но и в местах дислоцирования своего отдыха, то есть у себя дома. Где, как с каждым разом всё убедительней и убедительней для адмирала выясняется, у него гораздо меньше отдыха и неспокойная обстановка в сравнении с местом его службы. И основным фактором этого его беспокойства и затем значит, его подстёгивания в сторону нервов, само собой является его супруга Антонина, которая с самого утра, а точнее уже с вечера, определяет весь будущий настрой адмирала на своё недовольство обстоятельствами своей жизни. Что в свою очередь ведёт к его большой отдаче своему служебному долгу и делу, за что он высоко ценится и получает для себя служебные преференции и рост по службе. И стоит только адмиралу Канаринскому одним глазком взглянуть на эту причинно-следственную связь, как его всего буквально выворачивает от тех выводов, к которым всё это дело подводит.
– Это что же получается. – Прямо остолбенел на одном месте от такого пришедшего в голову озарения адмирал. – Я своему возвышению обязан не своим профессиональным качествам, а залогом моей успешности стало подзуживание и подтрунивание надо мной Антонины!? Да что б ты… – Но дальше этих слов в адмирале ничего не пошло, а всё потому, что он натолкнулся на то фаталистическое, как сейчас понял адмирал, предупреждение ему Антонины насчёт её места в его и жизни его адмиральства. Типа если меня рядом не будет, то тебя, такого безынициативного и пожинающего на лаврах человека, в момент разжалуют в капитаны третьего ранга.
А эти все, крайне сложные для собственного восприятия мысли адмирала, приводят его к ощущению своей покинутости на кровати. В общем, сколько он рукой своей не сновал по ней, он всё не мог к своему сперва удовлетворению, а затем к встревоженности обнаружить там свою супругу Антонину. И он даже себе посмел не воздержанно в её адрес высказаться: Да где её чёрт носит?!
И хотя адмирал несколько поспешно и далеко заглядывал в будущее Антонины, тем не менее он не настолько был к ней предвзят, чтобы озвучивать даже в таком нервном состоянии полнейшую белиберду и неразумность. И если кому и по силам носить Антонину, даму более чем дородную, полную сил и пышек как её основы, то только чёрту.
Впрочем, сейчас не время до вопросов метафизики, а время для адмирала сейчас самый определяющий его будущее бытие фактор, и ему нужны реалистичные ответы на свои вопросы. И адмирал начинает уже визуально искать и оглядываться по сторонам, ища следы Антонины, без которых не может сопровождаться её ход по жизни и в частности по их спальне. Но к удивлению и чуточку к коматозу адмирала, он ничего из того, что можно было бы приписать следам воздействия Антонины на реальность не было, и это начинает постепенно ошеломлять адмирала, ведя его к безнадёжности своего отчаянного положения. Где у него начинают рождаться, что за панические и беспардонные к женскому сознанию и организму мысли.
– Я так и знал. Она меня бросила именно тогда, когда она мне больше всего нужна (или нужно?). – И вот теперь спрашивается очень агрессивно и в свете направленной прямо в глаза лампы освещения, как это понимать: «Я так и знал?». И какой это отрезок жизненного времени относится к озвученному так беспринципно Оскаром моменту: «Тогда, когда она мне больше всего нужна?». А в какое другое время значит, не сильно-то и была нужна. А было и такое время, что и вовсе не нужна. Так вот значит, как вы, Оскар, относились к своей супруге Антонине. Вы её использовали как того хотели и не только так того она хотела и заблуждалась на ваш счёт.
Здесь и прямо на этом месте, адмирал, опираясь на свои руки, поставленные на пол и обосновывая все свои действия тем, что его с провоцировали на всё это люди с тайными замыслами и намерениями, и в первую очередь…в общем, решил он докатиться до такой точки общественного порицания вот таких своих малодушных поступков пока этого никто не видит, – это и всплакнуть от жалости к себе и пустить сопли, вытирая их рукавом халата, – что прямо противно на всё это смотреть. Ну, а чтобы и самому не замечать всё это паскудство за собой, адмирал Канаринский решил всё это усугубить истошным криком и прикрикиванием на свою супругу Антонину, которую он посчитал необходимым сейчас больше всех ненавидеть и проклинать. 
– Антонина!!! – чуть ли не исторгая из себя душу и сердечные спазмы, с таким отчаянным проникновением из себя выдавил адмирал это не просто имя, а концентратор всего, что составляло для него определение жизни, что всё вокруг, что обладало акустическими возможностями и определениями заткнулось на хрен, не имея ничего противопоставить этому звуковому посылу. И наверняка даже те специальные люди, специалисты по расщеплению человека на элементарные частицы, кто сейчас находился на проводной связи, раз адмирал так до сих пор не удосужился повесить трубку телефонного аппарата, несколько в себе подвинулись, посчитав, что их квалификации недостаточно, чтобы квалифицировать этот жуткий случай.
А между тем адмирал и сам за себя за такие свои невероятные возможности своего нервного определения испугал, и тут же замер в одном положении, принявшись прислушиваться к не перебиваемой тишине вокруг. Затем с этого испугу опять прокричал тоже самое имя в сторону этого женского вероломства, раз никто не посмел его перебить и тем самым переубедить быть таким крикливым, опять прислушался к этой полнейшей тишине, и раз так, и его решили по максимуму игнорировать и не считаться с его мнением, то он знает один безотказный способ, как найти отклик даже в самом чёрством женском сердце. Нужно-то всего лишь озвучить другое женское имя. И Антонина, на, получай его.
– Анфиса!!! – в той же пропорции истеричности и отчаяния заголосил адмирал, но при этом он был не так растерян, а он был предельно собран и сконцентрирован во внимании к коридорному переходу, по которому Антонина ранее его покинула, а сейчас она ожидается в нём появиться.
И, бл*ь, как в воду глядел адмирал (что для него очень близко), и стоящая до этого момента мёртвая буквально тишина, – тиканье часов на стене не считается, – в один момент разрывается грохотом какого-то предметного падения, вслед за которым начинает нарастать шум приближающихся, семенящих шагов, ни с кем их не перепутаешь, Антонины.
Что же касается Антонины, то она пребывала всё это время вне ведении происходящего с её супругом Оскаром, кого она, как сейчас выясняется, оставила на произвол самого себя беспутного, а так-то она всего лишь отлучилась на пару минут по естественной надобности в туалет и всего-то, а этот Оскар уже из всего начинает делать трагедию. Когда сам по нескольку раз за ночь ставит их всех в неловкое положение этими своими ложными сигналами о целях своего пробуждения, отчего Антонина уже перестала верить даже мужским поступкам (на слово им верить это уж давно её увольте).
Но всё это уже последствия, а сейчас она своим ушам не верит, слыша к чему привело её на пару минут отсутствие рядом со своим адмиралом, чья бесконтрольность привела к тому, что он сразу же захотел подпасть под влияние какой-то другой стервы, с именем Анфиса. И, конечно, Антонина всего этого не допустит и терпеть не будет в стенах своего, заметьте как-нибудь скоро Оскар, дома. Ну и когда Антонина вся на взводе и впопыхах достигла спальни, из которой истерил адмирал, то она прямо вся в себе онемела, не веря своим глазам и всему тому, что тут произошло с адмиралом за время своего отсутствия. Докатился адмирал да самого предела спальни, до одной из стенок, закрутившись попутно в палас и всё это он проделал с видом обезумевшего от вот такой своей решительности человека.
Но всё это несущественно для Антонины, и она даже видит в этом некоторое притворство адмирала, таким образом решившего скрыть свои ролевые игры с некой Анфисой, кстати, где она? А сейчас перед Антониной стоит перво-наперво вопрос об этой Анфисе, и что всё это значит. И пенять на своего нового голосового помощника, то есть помощницу, к которому адмирал обращается в экстренных ситуациях, – сама же слышала каким диким и нисколько не любовным тоном я к ней обращался, – лучше не стоит. Антонина своими зубами выгрызет у адмирала всё, что он от неё скрывает. И вот такие бы