внимание знатных господ. Не был он и выдающимся колдуном. Серединка на половинку – если точнее, с той только разницей, что ему хватило горя это понять о себе и признать, что не стоит он больше, чем имеет и его мечты о каком-то высшем развитии, выходящем за рамки ежедневной рутины, не подходят его началу. Такие мечты надо иметь тому, кто велик.
–Или тому, кто богат, – сам с собою размышлял Фонсо, обводя взглядом свою почти пустую избу. Он давно хотел податься обратно в город, здесь ему осточертело. Но что делать в городе? Где искать устройства? Кого просить о заступничестве? Кому и как продать свои умения в колдовстве? Это всё-таки город. Это не деревня. Там много колдунов и умнее, и хитрее, и беспощаднее.
Фонсо был на распутье. Он всё ещё любил сладкое, всё ещё старался за собой следить, тратя нехитрые сбережения на костюмы и парикмахера, но здесь не было колдунов его ковена, и не было к нему вообще никакого внимания, и потому Фонсо погружался в стоическую тоску, и та отражалась внешне на его лице. Здесь его бунт был незамечен. А раньше, в городе, ему казалось, что если он будет выделяться среди своих, то тогда, конечно, он буде т чего-то стоить. Он и покидал город с мыслями о том, как победит их серую рутинную жизнь, и где-нибудь в деревне, где по его прежнему разумению, было сытно и спокойно, что-нибудь откроет новое в колдовстве, как-нибудь возвысится, сделается заметнее по заслуженности.
А пока – любовью к сладостям и опрятности он просто репетировал славу и создавал в уме свой образ. А реальность швыряла его раз за разом о каменистый берег правды, и била его хрупкие образности без всякой пощады.
В конце концов, в одно утро Фонсо обнаружил, что у него болят зубы. Залечить себя он смог, но тяга к сладкому заметно ослабела, ещё больше делая Фонсо незаметным среди всех. А ему хотелось жизни, когда-то нарисованной воображением…
Но глаза его тускнели, седина ложилась на пряди его волос и он всё дольше и дольше оставался в этой деревне, и без всякого уже азарта брался за какую-нибудь колдовскую исследовательскую работу. И даже когда ему не мешали, он всё равно чувствовал себя обиженным и досадовал на всех подряд. Себя же оправдывал:
–Да я только начну, а они заявятся!
И всё больше откладывал начало письма и изучения, и просто сидел в кресле или дремал в нём. И когда заявлялись-таки, торжествовал:
–Хорошо, что я не начал, пришлось бы прервать!
И шёл, ворча на всех, собираться на новый труд, что кормил его.
***
–Вы ведь колдун? – этот юноша был бледен, и явно напуган. От того же, что страх ему был противен по роду происхождения, голос его звучал вызывающе.
–Колдун, – согласился Фонсо, оглядывая костюм своего внезапного посетителя. Не редкость, конечно, что прибыл ночью, но редкость вид его! Золотоё шитьё, бархатный камзол, перстни с каменьями на руках, высокие сапоги из мягкой кожи…
А ещё надменный вид. Он привык получать то, что хочет.
–Помогите мне! – велел юноша. он хотел попросить, но просить не привык, от того даже просьба его звучала приказом.
–Чем же? – спросил Фонсо, стараясь не завидовать. Не получалось. Колдун видел, на каком экипаже прибыл сюда, в эту глушь, юнец. Видел его двух слуг и кучера – они и сейчас слонялись по двору Фонсо, карауля, чтобы с их хозяином ничего дурного не произошло. И теперь видел костюм этого юноши…
–Я прибыл из земель своего отца! – юноша горделиво усмехнулся, – между прочим, графа Уолтера. Вам это, конечно, понятно?
Нет, понятно не было. Фонсо не знал графа Уолтера. Он не следил за новостями. Но по виду понял – граф известен.
–Чем могу помочь? – спросил Фонсо грубее, чем хотел. Зависть жгла его. Он тоже хотел бы сопровождать своё появление и наглость чьим-нибудь именем.
–Я…– юноша сбился, – мой отец… я заплачу вам сколько вы скажете!
–Заплатите за что? – осторожно поинтересовался колдун.
Посетитель взял себя в руки, вспомнил, что он сын богатого и известного графа и изложил суть дела. А суть была проста и скучна: граф Уолтер был женат. От этого брака у него появился сын – Ардом, на сегодня виконт Уолтер, стоявший сейчас перед Фонсо. Но вскоре графиня заболела и умерла.
–Я помню её руки, – поделился Ардом неожиданно, – тёплые. Она не позволяла кормилице и няньке проводить со мной больше времени, чем ей. Отец не любил этого, но она умела усмирять его нрав.
Но графиня умерла, и дом опустел. Отец и сын не объединились под этим горем, а напротив стали дальше. И некоторое время жили в холодной вежливости и в обязательствах. Но вот. Казалось бы, чудо – оттаивала стена холода, отец начал снова мягчать, и причиной тому…
–Она даже не знатная! – злился Ардом. – Как мог он посмотреть на неё?!
Но как-то всё-таки смог. И посмотрел, и нарёк своей невестой, и уже приказал слугам считать её их госпожой, и уже объявил Ардому, что тот скоро станет старшим братом.
И трудно сказать, что ударило по Ардому больше всего. То, что на место матери пришла какая-то другая женщина? То, что теперь Ардому придется разделить всё наследство с братом или сестрой? То, что Ардом больше не единственное дитя и к нему уже изменилось отношение?..
–Вы должны мне помочь! – заявил Ардом. – Уберите её из жизни моего отца. Из моего…нашего дома. Я заплачу столько, сколько вы скажете. Эта дрянь не должна там находиться! Она не заменит мне мать!
Фонсо выслушал юношу с гулко бьющимся сердцем. Не история его взволновала, а неожиданная мысль, подсказанная самим Ардомом. Мысль о замене.
Мысль о том, что нужно совершить для этого – сама по себе ужасала. Но если откинуть полчаса ужаса и боли , и затем задвинуть на дальни е полки совесть…что останется в итоге? Молодость, чужое лицо, чужое знатное имя, и возможность заниматься чем-то новым, хоть вернуться к исследованиям колдовства без страха за завтрашний кусок хлеба, хоть за что-то другое.
И цена всему этому – полчаса боли и совесть. Много? Фонсо так не считал.
Он забыл, что давно уже не работает над проектами по исследованию колдовства, что никто ему давно не мешает этим заниматься, и что ничего он не достиг в своей жизни на сегодня, имея обидные, но всё-таки лучшие, чем у многих шансы. У него было подспорье в виде колдовства, а он был недоволен этим, досадовал на необходимость труда, на рутину…
Забытый огонёк полыхнул в глазах Фонсо. Он принял решение и стал по-настоящему страшен.
–Сколько? – высоким голосом спросил Ардом, ему не нравилась эта затея. Гнев привёл его сюда, но теперь гнев боролся с чем-то странным, чем-то сильным, и впервые задумался Ардом о том, что неправ, и, гоня эту мысль, заторопился узнать о цене.
–Скажем так, это будет благотворительность…– чужим неживым голосом отозвался Фонсо, и не успел Ардом удивлённо вскинуть брови, как колдун уже складывал руку в нужном ему знаке. Пальцы ломило от неприятного чужого знака тёмной энергии, сила протекала ядовитая, злая, колючая.
Но Фонсо знал – это ещё ничего. знал и всё-таки решился поступить так.
Виконт свернулся от боли, его скрутило ничком, невидимая сила вытряхивала из людской оболочки его самого: его чувства, его зрение, его мысли, выкаливала его лихорадкой, вытравливало…
И Фонсо переживал то же самое. И с ним невидимая сила обходилась также грубо. И его она выкидывала из тела, ослепляла…
Слуги не то услышали, не то почувствовали что-то неладное не сразу. Всё уже заканчивалось, когда они, ведомые какой-то ещё одной стороной силы, вломились в избу колдуна. И застыли, увидев тяжело дышащего своего господина, и распростёртого у его ног колдуна.
–Где вы ходите? – огрызнулся он, увидев слуг, – этот негодяй чуть не убил меня! Он хотел ограбить меня, а вы? На всех пожалуюсь! Мерзавцы! Ротозеи!
Ему подали руку, сбивчиво попытались напомнить, что он сам велел им оставаться на улице, и что они не виноваты. Но тот, кто надел лицо Ардома Уолтера, кто влился в его сущность как в одежду, оттолкнул и руку, и объяснения.
Пошатываясь, он вышел из своего дома в новую жизнь, оставляя позади скованного немотой смерти человека.
Ночной воздух резанул по гудящим лёгким, но эта боль отозвалась в новом Ардоме сладостью. Он шёл в новый мир, в новую жизнь и считал, что заслужил это.
