Феномен Лютикова. Часть I. Глава 3

В  назначенный  час,  по  окончании  рабочего  дня,  я,  стоя  возле  газетного  киоска,  делал  вид,  будто  внимательно  рассматриваю  развешанные  за  стеклом  обложки  глянцевых  журналов.  На  самом  деле  я  исподтишка  наблюдал  за  входом  на  завод,  ожидая,  когда  оттуда  появится  Наденька.
     Вот  и  она!  Уверенная  походка,  на  лице  -  гримаска  равнодушия,  но  глаза  тревожно  бегают  по  сторонам.  Наконец,  заметила,  однако  в  открытую  не  подходит  -  соблюдает  правила  конспирации.  Я  подыгрываю  Наденьке  -  пропускаю  ее  вперед,  еще  с  полминуты  провожу  у  киоска  и  только  потом  иду  следом,  сохраняя  значительную  дистанцию.  При  этом  чувствую  себя  Штирлицем,  отправившимся  на  тайную  встречу  с  радисткой  Кэт.
     Мы  отошли  уже  довольно  далеко  от  завода.  Толпа  постепенно  редеет.  Я  вижу,  как  Наденька  переходит  дорогу  и,  оглянувшись  на  меня,  сворачивает  к  городскому  парку.  Это  наш  обычный  маршрут,  когда  мы  направляемся  к  ней,  и,  хотя  через  парк  путь  до  Наденькиного  дома  получается  несколько  длиннее,  мы  предпочитаем  именно  его,  так  как  в  это  время  мало  шансов  встретить  здесь  кого-нибудь  из  знакомых.
     В  аллее  я  нагоняю  мою  подругу,  и  она,  еще  раз  для  безопасности  оглянувшись  по  сторонам,  отваживается,  наконец,  взять  меня  под  руку.
     -  Так  ты  завтра  в  отгуле?  -  Наденька  смотрит  на  меня  то  ли  с  упреком,  то  ли  с  сожалением. -  С  чего  это  ты  вдруг,  а?
     -  Надо  съездить  в  Серебрянск  -  купить  кое-чего  для  работы.  Да  и  к  институтскому  приятелю  давно  собирался  заглянуть.
     -  Выходит,  я  завтра  целый  день  не  буду  тебя  видеть?  -  моя  подруга  обиженно  надувает  губки.
     Я  никак  не  реагирую  на  ее  слова,  и  несколько  минут  мы  идем  молча.
     -  А  чем  он  занимается,  этот  твой  приятель?  -  первой  не  выдерживает  Наденька.
     -  Он  «свободный  художник».
     -  А  что  это  значит?
     -  Это  значит,  что  он  пишет  картины  и  сам  же  их  продает.
     -  И  много  он  уже  продал?
     -  Не  очень.
     Наденька  на  минуту  задумывается.
     -  А  ты,  получается,  не  «свободный  художник»?
     -  Я  не  художник,  а  халтурщик, -  говорю  это  нарочито  небрежным  тоном,  но  внутри  у  меня  при  этом  что-то  неприятно  сжимается.  Разговор  начинает  действовать  мне  на  нервы.
       -  Почему  ты  называешь  себя  халтурщиком?  -  Наденьку  возмущает  такое  пренебрежительное  отношение  к  моей  работе.
     -  Да  потому  что  то,  что  я  сейчас  делаю,  не  имеет  никакого  отношения  к  искусству.
     -  Ты  говоришь  о  рекламе?
     -  А  чем  еще,  по-твоему,  я  занимаюсь?
     Мне  вспоминается,  как  я  сегодня  пытался  переделать  дырокол  в  крокодила,  и  мои  губы  кривит  саркастическая  усмешка.
     -  Чему  ты  улыбаешься?
     -  Неважно.
     Наденька  смотрит  на  меня  с  подозрением:  кажется,  она  начинает  о  чем-то  догадываться.
     -  Сережа,  а  в  свободное  время  ты  что-нибудь  пишешь?  Ну,  так  просто,  для  души?
     В  первую  секунду  я  даже  не  знаю,  что  ей  ответить.  Мне  почему-то  стыдно  признаться  в  том,  что  я  уже  давно  ничего  не  пишу  для  души  -  наверно,  с  тех  самых  пор,  когда  впервые  стал  писать  по  заказу.
     Я  отвечаю  уклончиво:
     -  Сейчас  почти  не  пишу.
     -  Почему?
     -  Настроения  нет.
     -  А  когда  оно  появится?
     -  Не  знаю.
     Мы  снова  несколько  минут  молчим.
     -  А  почему  ты  тоже,  как  твой  приятель,  не  стал  «свободным  художником»?
     От  бестактности  Наденькиного  вопроса  я  даже  замедляю  шаг.  О  господи!  Неужели  ей  еще  это  нужно  объяснять?  Неужели  она  сама  не  понимает,  что  «свободный  художник»,  как  правило,  постоянно  неустроен  и  заработок  имеет  лишь  от  случая  к  случаю,  что  рисовать  рекламу,  в  конце  концов,  гораздо  легче  и  выгодней?
     Всего  этого  я,  конечно,  не  говорю  Наденьке.  Я  отделываюсь  шуткой:
     -  Ты  спрашиваешь,  почему?  Но  тогда  я  не  поступил  бы  к  вам  на  завод  и  мы  бы  никогда  не  встретились.
     Мою  шутку  она  неожиданно  воспринимает  на  полном  серьезе:
     -  Так  ты,  правда,  считаешь,  что  это  судьба?
     Я  пожимаю  плечами  и  мычу  в  ответ  что-то  невразумительное.  К  счастью,  в  эту  минуту  мы  как  раз  подходим  к  Наденькиному  дому,  и  моя  подруга  все  свое  внимание  переключает  на  соседок,  сидящих  на  скамейке  перед  ее  подъездом.
     -  Не  хочу,  чтобы  они  видели  нас  вместе, -  говорит  она  после  некоторого  колебания. -  Я  пойду  вперед,  а  ты  зайдешь  чуть  позже.  Ладно?
       Я  киваю  с  пониманием:  игра  в  конспирацию  продолжается.
     Надев  на  лицо  знакомую  мне  гримаску  равнодушия,  Наденька  быстро  пересекает  двор  и,  холодно  поздоровавшись  с  бабулями,  подозрительно  примолкшими  при  ее  появлении,  скрывается  в  подъезде,  провожаемая  их  любопытными  взглядами.
     Я  вновь  остаюсь  один  и,  прислонившись  к  стене,  от  нечего  делать  разглядываю  спешащих  мимо  меня  прохожих,  изредка  посматривая  в  сторону  дома,  где  только  что  скрылась  моя  спутница.
     Неожиданно  вспоминаю,  что  за  разговором  мы  совершенно  забыли  про  вино.  Ближайший  гастроном  всего  в  квартале  отсюда.  Бегом  направляюсь  туда  и  после  некоторого  раздумья  покупаю  в  винном  отделе  бутылку  полусладкого  под  многозначительным  названием  «Коварство  и  любовь».  Возвращаюсь  тоже  бегом:  отведенный  мне  лимит  времени  давно  истек.
     Бабули  -  на  прежних  позициях  у  подъезда.  Провожают  меня  оценивающими  взглядами.
     -  Надькин  хахаль  пошел, -  уже  в  дверях  догоняет  меня  их  ехидный  шепот.  Выходит,  наша  конспирация  не  удалась:  Штирлиц  и  радистка  Кэт  уже  давно  под  наблюдением  вражеской  разведки.  Ничего  страшного,  конечно,  а  все  ж  таки  досадно.
     Поднимаюсь  на  третий  этаж,  привычно  толкаю  незапертую  дверь  Наденькиной  квартиры.  Моя  подруга  уже  хлопочет  на  кухне.  До  меня  долетают  звон  посуды  и  шум  льющейся  из  крана  воды.
     -  Это  ты,  Сережа?  Почему  так  долго?..  Проходи,  я  сейчас.
     В  зале  я  сразу  плюхаюсь  на  диван,  равнодушным  взглядом  окидываю  знакомую  обстановку.  Здесь  все  по-прежнему.  Персикового  цвета  обои,  декоративные  тарелочки  на  стенах.  В  углу  над  комодом  фотографический  портрет  Наденьки,  когда  она  была  еще  в  детсадовском  возрасте  -  на  нем  моя  подруга  совершенно  неотличима  от  куклы.  Рядом  маленькая  полочка  с  книгами  -  это  в  основном  учебники,  оставшиеся  с  институтской  поры,  а  также  несколько  романов  «для  дамского  чтения»  -  «Унесенные  ветром»,  «Поющие  в  терновнике»  и  иже  с  ними.  Прямо  напротив  дивана  -  небольшой  сервант,  где  среди  красиво  расставленных  дорогих  сервизов  примостился  симпатичный  плюшевый  щенок,  почему-то  голубого  цвета.
     -  Если  хочешь,  заведи  музыку.
     Что  ж,  можно  и  музыку.  Обнаружив  рядом  с  собой  пульт,  включаю  вначале  телевизор.  На  одном  из  музыкальных  каналов  плановая  профилактика,  на  другом  показывают  какой-то  тупой  молодежный  сериал  с  идиотским  смехом  за  кадром  в  самых  неподходящих  местах.  Перехожу  к  магнитоле.  Радио  почему-то  не  работает,  в  дисководе  ни  одного  диска.  Щелкаю  наугад  кнопкой  магнитофона,  и  он  выдает  мне  что-то  бравурно-фривольное,   кажется,   из   репертуара  группы  «Виа  гра».     Но  с  таким  же  успехом  это  могут  быть  какие-нибудь,  там,  «Краски»  или  «Блестящие»  -  принципиальной  разницы  между  ними  не  вижу.
     В  комнату,  наконец,  вплывает  Наденька.  Она  уже  успела  переодеться  в  просторный  цветастый  халат,  который  мне  никак  не  хочется  назвать  домашним  -  слишком  уж  нарядно  он  выглядит.  Последнее  время  моя  подруга  дома  предпочитает  появляться  передо  мной  только  в  нем,  желая,  видимо,  подчеркнуть  этим,  что  относится  ко  мне  почти  как  к  родному  (подозреваю,  что  в  этом  же  самом  халате  она  щеголяла  когда-то  и  перед  своим  мужем).  
     -  Я  обнаружила  в  холодильнике  большую  пачку  пельменей.  Они  сытные  и  возиться  долго  не  надо.  Ты  любишь  пельмени?
     -  Обожаю!
     -  Вот  и  прекрасно!..  Ой,  а  про  вино-то  мы  забыли!
     -  Кто  забыл,  а  кто  и  нет.  Возьми  там  в  сумке,  в  коридоре.
     Моя  подруга  изображает  радость  -  впрочем,  не  вполне  натурально.  Я  вдруг  с  опозданием  понимаю,  что  нарушил  заранее  спланированный  сценарий:  наверняка  вино  Наденька  купила  заранее.
     Так  и  есть  -  через  минуту  она  кричит  из  кухни  с  хорошо  разыгранным  удивлением:
     -  Ну  надо  же!  Сейчас  открываю  холодильник,  а  у  меня  там  на  нижней  полке  бутылка  «Рислинга»!  Наверно,  еще  с  прошлого  раза  осталась.
     -  Что  ж,  думаю,  лишняя  бутылка  нам  не  помешает.
     -  Я  тоже  так  думаю…  Ага,  пельмени  уже  готовы.  Сережа,  пожалуйста,  отодвинь  стол  от  окна.  Ужинать  будем  в  зале.  Хочу,  чтобы  все  было  как  тогда.
     -  Тебе  помочь?
     -  Нет-нет,  я  сама.
     Подпевая  льющейся  из  магнитофона  мелодии,  Наденька  накрывает  на  стол,  перепархивая  из  кухни  в  комнату  и  обратно  так  стремительно,  что  полы  ее  распахнутого  халата  стелются  следом  как  флаг.  Она  явно  в  хорошем  настроении  и  всячески  старается  подчеркнуть  это.  Я  благодушно  наблюдаю  за  ней  с  дивана,  вернее,  любуюсь  ее  стройными  ножками  в  черных  колготках,  грациозно  мелькающими  туда-сюда.  Я  так  увлечен  этим  занятием,  что  даже  не  сразу  слышу,  как  Наденька  приглашает  меня  к  столу.
     Мы  усаживаемся  друг  против  друга  над  дымящейся  чашкой  с  пельменями,  и  моя  подруга  весело  объявляет,  что  есть  мы  будем  из  этой  самой  чашки:  так  гораздо  интересней,  к  тому  же  и  посуды  меньше  мыть.  Я  откупориваю  бутылку  Наденькиного  вина  (решили  начать  с  «Рислинга»,  так  как  полусладкое  еще  не  достаточно  охладилось)  и  торжественно  разливаю  по  бокалам  кисловатый  желто-зеленый  напиток.
      -  А  за  что  мы  выпьем?  -  Наденька  смотрит  на  меня  выжидательно.  Она,  видимо,  хочет  услышать  какой-то  особый  задушевный  тост.  Но  у  меня  нет  настроения  оригинальничать.
     -  Давай  за  нас.
     -  Ну,  давай, -  моя  подруга  несколько  разочарована,  хотя  старается  не  подавать  виду.
     Опорожнив  свой  бокал,  я  с  жадностью  набрасываюсь  на  пельмени.  Наденька,  однако,  не  проявляет  в  этом  деле  особого  энтузиазма.  По  лицу  моей  подруги  видно,  что  ее  тянет  на  сентиментальность.
     -  Сережа,  а  ты  помнишь  тот  вечер?
     Ну  вот,  пожалуйста!  Я  лишь  утвердительно  киваю  в  ответ,  еще  ниже  склоняясь  над  чашкой.
     -  Скажи,  ты…  ни  о  чем  не  жалеешь?
     -  Да  что  ты,  Наденька!  Скорей  наоборот.
     Взгляд  моей  подруги  заметно  теплеет.  Она  вдруг  вспоминает  о  своих  обязанностях  хозяйки.
     -  Тебе  нравятся  пельмени?
     -  Ну  еще  бы!  
     -  А  как  тебе  мой  салат?
     -  Выше  всяких  похвал!
     -  Ты,  наверно,  шутишь?
     -  Нисколько.
     Наденькина  болтовня  действует  на  меня  умиротворяюще.  Я  уже  готов  пожалеть  о  моих  недавних  опасениях.  Но  не  тут-то  было!
     -  Сережа,  знаешь,  о  чем  я  сейчас  мечтаю?
     -  О  чем?
     -  Чтобы  этот  наш  вечер  никогда  не  кончался,  чтобы  мы  всегда  были  вместе.
     Внимание!  Начинается.  Теперь  держи  ухо  востро.
     -  А  ты?  Ты  хотел  бы  этого?
     -  Что  ты  имеешь  в  виду?  -  я  делаю  вид,  что  не  понял  намека.
     -  Неужели  ты  ни  о  чем  не  догадываешься?  -  Наденькины  губы