Не по любви

1.

Ну ладно, скажу честно, при первом собеседовании мне не понравилось всё – и сам офис, и его директор, и мой начальник. Но выхода не было – с работой в те годы было плохо, и я решила остаться в компании. Тем более, я подружилась с Машей - приятной девушкой, которая скрашивала все неоднозначные события и часть рабочих проблем брала на себя.

Начальник был бывшим директором сервис -центра, и плохо говорил по-русски, что не мешало ему мнить себя пупом земли. Сама компания была пакистанской, со всеми сопутствующими индийскими танцами с приседаниями. Мы занимались продажей спортивной обуви, до этого я работала в известной немецкой обувной фирме, и про предмет продаж знала все, наверное, поэтому меня и взяли. Моим напарником был Санджай, и мы с ним сразу нашли общий язык. Он прекрасно говорил по-русски, потому что учился пять лет в российском ВУЗе. Он много рассказывал о себе.

Многие его истории были забавными – про то, как его, только приехавшего студента, учили «ловить метро» - а именно поднимать руку перед идущем поездом, уверяя, что он только тогда и остановится. При этом громко объявлять станцию «Сокол». А также, при опускании пятачка в метро, называть имя и фамилию. Санджай послушно выполнял все требования, при которых его сокурсники умирали от хохота. Потом, конечно, он прозрел, и уже потом ездил, не привлекая внимания веселящихся граждан.

В Машу Санджай влюбился однажды и навсегда, и еще не понял, какими последствиями это будет чревато. Приходя в офис раньше всех, он постоянно оставлял на ее столе букет цветов. Все, от президента фирмы до уборщицы, гадали, кто бы это мог быть. Но ни разу им не удалось поймать Санджая. Маша, которой задавали вопросы, кто таинственный поклонник, тоже не могла ответить на них. Она была счастлива замужем, и происхождение цветов ей было мало интересно. Конечно, она задавалась этим вопросом, но легкомысленно пожимая плечами, выбрасывала его из головы. Ну цветы и цветы, тоже мне бином Ньютона.

Мы дружили с Санджаем, поскольку вместе разгребали проблемы с таможней, куда нам приходилось ездить вдвоем или втроем с Машей. Он делился с нами особенностью индийского менталитета, обычаев и культуры. В частности, нам не давал покоя вопрос о женитьбе Санджая, которая, по традициям, не требовала согласия жениха, так как все решали родители. Мы часто всем отделом ходили в ночной клуб, где горячо обсуждали этот вопрос. Мнение у нас было однозначное - это каменный век, ужас, и нарушение всех возможных прав человека. Санджаю прислали фото невесты и потребовали немедленного ответа. Он в тот же день написал, что категорически не согласен. И тут вступали в борьбу директора фирмы и вся пакистанская диаспора в Москве, которая давила на бедолагу силой традиций и невозможностью отказа. Мы, как могли, противились индийским правилам и уговаривали Санджая не ломать жизнь, но начальство, объединившись с родителями, заставило жениха сделать выбор. Хотя какой там выбор, его и не было вовсе. Невесту звали Харлин, это все, что мы о ней знали.

Санджай уехал в Пакистан, ему дали отпуск в две недели, и он вернулся обратно с женой, с которой они едва успели познакомиться, и, конечно, совсем не узнали друг друга. В морозную московскую зиму Харлин вступила в босоножках на босу ногу, хотя жених приготовил ей и сапоги, и шубу, и все, что полагалось к российским морозам. Но она решила гордо проигнорировать это. В результате, когда Харлин явилась на корпоратив в сари и босоножках, при минус пятнадцати на улице, произвела фурор. Мы с интересом следили за развитием этой семейной жизни, и с ужасом понимали, что ее просто нет. Двоих практически чужих друг другу людей поселили в одну квартиру и они были вынуждены приспосабливаться к новой жизни.

Харлин сидела дома, не понимая, что надо делать. Она перенесла в московский быт часть индийской жизни, которую Санджай не хотел и не мог принять. Она готовила лепешки, цыпленка кари, целыми днями красила лицо и ногти, а Санджай этого просто не замечал. Он оставался в офисе ночами, а она ждала его дома. Он всячески придумывал отмазки, а она не понимала, что происходит. В результате она стала писать письма всем руководителям компании с просьбой вернуть неверного мужа. А муж продолжал приносить цветы Маше и делать все, чтобы не появляться дома. Маша не понимала происходящего и вместе со всеми порицала устои каменного века.

В один из пятничных вечеров, когда все поехали в ночной клуб, Санджай и Маша вышли на Арбат, и он признался ей в любви. Он подарил ей свой дневник, в котором он день за днем описывал свои чувства. Маша была шокирована. Она выслушивала объяснения и не понимала, что ей делать. «Однажды, когда вы увидите падающую звезду в небе, знайте, что это я посылаю вам свою прощальную любовь», - писал Санджай.

Санджай ушел из дома. Я поселила его у себя, потому что ему было просто некуда деваться. На съем квартиры денег не было, в общежитие не принимали. Дома была чужая жена. В офисе началось расследование, и, когда руководство узнало, что Санджай живет у меня, меня просто уволили. Ему перекрыли все каналы, он никуда не мог устроиться на работу, все индийские компании сделали его персоной нон-грата. Вечерами, когда мы сидели дома и обсуждали его жизнь, он задавал только один вопрос – Маша уйдет от мужа? И когда понимал, что нет, пил коньяк и плакал.

- Санджай, зачем ты женился не по любви? – спрашивала я.

- У меня нет ответа, - отвечал Санджай.

… Через полгода он был вынужден уехать в Пакистан, сошелся с женой, и насколько мне известно, продолжает жить, как предписывали предки. Он звонил сначала раз в неделю, потом раз в месяц, потом звонки прекратились.

Маша? Живет со своем мужем, но я с ней не общаюсь… Иногда я очень скучаю по ней… Может, и она по мне тоже…

2.
Вчера мы с детьми разбирали альбом со старыми фотографиями. Я пыталась вспомнить какую-то из своих многочисленных тетушек, когда мой младший сын сунул мне фотографию и спросил:

- Мама, а это ты?

С картинки на меня смотрели Маша, Санджай и я сама пятнадцать лет назад. Фото было сделано на том самом корпоративе, куда Харлин пришла в босоножках при морозе на дворе. Все трое мы были очень молодые, красивые и напряженные. Санджай искусственно улыбался, Машка выглядела растерянной, а я в центре обнимала их обоих, как будто пыталась защитить.

- Это я, сынок, только очень давно.

- Да ,– кивнул он, – у тебя волосики другие. А тетя красивая. А дядя грустный.

- Все. Спать, завтра сложный день, - отрезала я.

Завтра у меня последний день выставки «ОбувьЭкспо», теперь я директор по развитию очень модной обувной сети, и мне непременно нужно быть на закрытии.

Я придумала распродажу брендовой коллекции в последний день, эту идею я подсмотрела в Италии, куда мы с мужем ездили путешествовать. Во Флоренции мой взгляд упал на витрину Балдинини с шикарными туфлями со скидкой 90%.

Мы зашли, и тут же ко мне бросился нереальной красоты парень, уговорив померить туфли, встал на одно колено и принялся медленно, невероятно эротично расшнуровывать мои ботинки, под которыми у меня были простые шерстяные колготки в рубчик. Продавец не сводил с меня глаз, а меня охватила паника.

- Сереж! - крикнула я мужу, - отвлеки этого плейбоя чем-нибудь, у меня колготки непарадные.

- Простите, вы мне не поможете? - обратился к продавцу муж.

Парень, продолжая неотрывно смотреть на меня, крикнул вглубь магазина что-то типа : «Марио, иди, займи клиента.»

Мой план провалился. Сняв мои ботинки, он подержал с полсекунды мои ступни в своих ладонях и очень бережно надел на них туфли. У меня было полное ощущение грехопадения, и про колготки я вообще забыла. В туфли влюбилась навсегда.

Вот подобную акцию я хотела устроить в последний день выставки. Размеры были неходовые, и это должно было привлечь публику за покупками в нашу сеть по нормальным ценам без скидок.

День проходит суетно, встречи, презентации, я валюсь с ног, и вручая каталог известному предпринимателю, вижу, как продавец, стоя на коленях, пытается обаять клиентку – роскошную красавицу примерно моих лет. Но с размером, видно, там случился облом.

– Все хорошо? – подхожу к ним, и она поднимает на меня глаза.

– Маша?! – не верю я глазам. Она кидается мне на шею.

Через полчаса мы сидим в кафе, пьем кофе и от радости все время перебиваем друг друга, я показываю фото сыновей и мужа, и Маша охает : –––Боже, какие большие! Сколько же мы не виделись, лет десять? Больше?

– Пятнадцать, - улыбаюсь я, - с ума сойти.

– Ты такая красивая! – улыбается подруга и как будто подсвечивается изнутри. Она всегда обладала какой-то неимоверной легкостью, шармом, улыбка ее могла растопить и директора, и самого неприступного таможенника. При этом она никогда не пользовалась своим обаянием и жила мимо него, но люди все равно тянулись к ней, как к магниту.

– Маш, ты не поверишь, но только вчера я нашла нашу старую фотографию с корпоратива, ну помнишь, мы там втроем – ты, я и Санджай. Как будто вчера это было!

– Про Санджая знаешь что-то? – спрашивает Маша,- я его периодически пытаюсь разыскать по все соцсетям, нигде не нахожу.

– А ты не думала, что он просто не хочет с тобой общаться?

– Знаешь, тот дневник, который он мне дал тогда? Такая тетрадь, а обложка – две деревянные дощечки. Так вот, он их сам выпиливал, своими руками, представляешь? Я слезами обливалась. Это произведение искусства. Я как представила себе, что он полтора года изо дня в день сидел и выпиливал на ней узоры, сколько всего он передумал тогда? Что было у него на душе? Я читала его послания, и это было больше, чем стихи, это была мантра. Он как будто придумал себе всю эту историю, и писал каждый день то, что ему хотелось бы. А я ничего не знала, даже не подозревала, понимаешь? Потом я представила его вот эту жизнь, в параллельных мирах – мир грез и мир реальности. Как он умом не тронулся вообще, я не понимаю? Как он все это пережил?

– А как твоя семья? - спросила я Машу осторожно.

– Моя семья – прекрасно. Я и моя дочь. Муж нашел дневник Санджая и устроил мне безумную разборку, видя, как лью слезы. К тому времени мы уже были совсем чужими людьми – у него была подруга на стороне, а мне уже было все равно, - рассказывала Маша.

Я задумалась и представила себе Санджая, который долгими вечерами создавал узоры на дереве и писал на бумаге то, что его мучило и не давало ему покоя. Его электрические заряды, которые он посылал в космос, а космос оставался глух. А на том конце провода была ни о чем не подозревающая Маша, которая жила свой жизнью и освещала все вокруг себя ровным светом доброжелательности и радости.

Мы расстались с Машей, обменявшись телефонами и пообещав друг другу звонить и писать, а вечером я зашла в ЛинкдИн – профессиональную сеть, и сразу нашла Санджая.

«Привет, приятель дней моих суровых!», - написала я « Как ты, жив ли, здоров, все ли хорошо?»

Ответ пришел незамедлительно. Санджай написал, что у него все хорошо, мечтает приехать в Москву, перекинулся от спортивной обуви на продажу бытовой электроники. Спрашивал меня, как я, в ответ прислала ему фото мужа, детей, работы и заверяла, что буду рада его видеть в Москве. « Часто вспоминаю наши душевные посиделки на кухне. Помнишь,