Записки "бомбилы" (из сборника "90-е. Москва. Судьбы.")

   В 90-е работал в редакции одной из центральных газет. Платили мало. Цены росли – не угонишься. Я не мог фруктов детям купить. Стал по ночам и выходным на стареньких Жигулях «бомбить» (возить пассажиров).

                                                                  ДВЕ СУДЬБЫ

Умереть не умирая – дано не только великим. Муж женщины, о судьбе которой пойдет речь, умерев, живет в ней, и, наверно, будет жить до конца дней её…

Она села ко мне в новогоднюю ночь, за два часа до боя курантов. Лет сорока, красивая, со скорбно-тревожным, как у мадонны Рафаэля, взглядом.

- Меня отвезёте, успеете к столу? – спросила заботливо.
- С Измайлово-то… Успел бы… Только вот работать надо. До утра придётся… Хлебная для нас ночка.
- Понимаю… Тяжело, наверно?
- Привык.
- А муж мой попробовал и…

Повисла фраза. Посмотрел. Платочек из сумочки достала и -  к глазам.

- …Не смог. «Сядут - рассказывал - курят. Пепел куда попало… Пиво льют. Меня трясти начинает…»
Любил машину. Тяжело досталась… На двух работах надрывался…

Слышу, дрогнул голос. Всхлипнула…

- Простите, нервы. Умер он два года назад... А я вот здесь, неприкаянная… Еду и себя спрашиваю: зачем?

Затихла. Сжалась, как птичка раненная, не шелохнётся. Повисло горе в салоне; физически ощутил. Помочь бы, но как?..

- Да… Бывало и мне плохо… Не так, но бывало… - начал неуклюже - одно спасало: бездумность.
- Бездумность?
- Заделье какое-нибудь. Когда делаешь что-то, уходишь в него и ни о чём больше не думаешь.
- Мне на работе, да, помогает. А дома…

Порог переступлю – Сашенька… Как наяву... Встречает... Всегда так делал. Улыбается… Рад…

На кухню зайду и там он… Слышу: «А я тебе, солнышко, на рынке финики купил. Смотри, какие хорошие!» Любила я их с чаем.

А в спальню… Сладость моя женская… Всё по-простому было… Но всегда хорошо. А сейчас…

Еду, знаю, чем закончится. Он человек хороший. Вот только опять мое тело не откликнется… Да и душа… Сашенька в ней… И никому там больше места нет. Никому…

К подъезду она шла медленно. Я не уезжал. Смотрел вслед. Словно почувствовав мой взгляд, она обернулась, приостановилась, а затем, почему-то махнув рукой, ускорилась и скрылась за дверью.

«Эх, - подумал я – от горя бы своего тебе так скрыться. За дверью… Да чтоб не открывалась…»

*                                        *                                            *

Мой двоюродный брат, художник-самоучка, в 90-е нарисовал картину: бескрайнее поле, на траве «продажного» вида девица - русые волосы игриво подхвачены обручем с разноцветными лентами, белый сарафан с вышитыми васильками нараспашку, манят ножки в красных сапожках.

Всё то в ней «разудало». Кроме глаз: тоска в них и печаль. Светлая, чистая, ручейком так и льётся из души…

- Жрица любви во времена оные что ль, Вась?
- Русь сегодняшняя, братишка. Подстилают её суки на верху под Запад, да под грёбаного Сэма! Когда такое было?.. Скажи мне?.. Сволочи!..

Вот это - «Сволочи!» и глаза - отозвались в моей памяти эхом…

В свете фар моих полукруг продающих себя девчонок. Сзади, слышу, выбирают:

- Вон ту, светленькую, давай возьмём.
- Почему?
- Стройная... Глянь, фигура…
- Что фигура?.. Нам надо плотненькую, крепкую брать, чтоб нас троих выдержала. Да и Махмуду с братом, чтоб досталось. А эта…

Сижу. Стиснул зубы. В голове звенит: «Сволочи! Сволочи! Сволочи!»

Выбрали. Села, бедная, и поникла, видно, знала, что её ждёт. Отвёз на Самаркандский бульвар.

И вот как бывает: еду там вечером следующего дня – голосует.

- Здравствуйте, узнаёте?
- А, это вы меня вчера отвозили, здравствуйте.
- Досталось?
- Да уж…
- Куда сейчас?
- Туда же, на Волжский бульвар, деньги у «мамочки» забрать.

Издержки профессии: всё-то «докапываться» тянет. Не удержался и тогда.

- По-другому зарабатывать не пробовали?
- Копейки платят. А мне за лето надо побольше заработать.
- Почему только за лето?
- Мама, учительница, сидит с двумя моими детьми. Осенью ей в школу, преподавать. Возвращаться мне надо.
- А муж?
- Муж… В гражданском браке были. Придумали… Такие, как он и придумали. Слинял… Другой дурочке, небось, про любовь поёт… Мозги пудрит: «Печать не главное, печать не главное…» Урод.

Замолчала. На скулах желваки промелькнули. Вздохнула.

- Ненавижу эту грязь… Да детей кормить надо. Вспомню лапочек маленьких, плачу… Только «мама» научились говорить. Приеду, боюсь, не узнают…

Посмотрела на меня. Будто через стекло посмотрела. В какую-то свою даль. Может, деточек хотела увидеть…

А глаза… Как у брата на картине: тоска в них и печаль. Светлая, чистая, ручейком так и льётся из души…

Н.Гузенко 04.11.2021
­