звонила, и, что ещё хуже, не прилетит. Это сон! Он встал, умылся. Сел в кресло, вздохнул и сказал: «Бывает же такое. Всё, как наяву. Но кто же звонил? – подумал Эдгар. – Кто мог прервать такой чудесный сон? Как бы я хотел, чтобы этот сон длился вечность».
* * *
ПОЗВОНИЛ ЮРА, ПОИНТЕРЕСОВАЛСЯ, как Эдгар? Где он? Юра собирался домой, рабочий день закончен. Узнав, что Эдгар собирается ночевать у Камиллы дома, сказал ему, чтобы он не выключал телефон и не забыл его зарядить. Чтобы постоянно был на связи.
В 20.00 вечера Эдгар приехал к Камилле. Зашёл в дом. Заварил чай и сел в своё кресло, в котором обычно сидел. Рядом на столе лежало письмо. Он ещё раз прочитал его. Походил по комнате. И опять сел в кресло. Ему так не терпелось снять простынь с картины и посмотреть, что же нарисовала Камилла. Чем она хотела удивить его? Но не решался. Камилла сказала: ждать, «пока не разрешу», вспомнил Эдгар строки из письма. Его не покидал сон, который он видел в своей комнате, в которой часто бывала и Камилла. «Если бы сон сбылся, - подумал Эдгар. – Ведь говорят, что некоторые сны сбываются. Это было бы чудом». Он сидел в кресле и думал о Камилле – и только о ней.
Он уже начал засыпать, ибо время было позднее, одиннадцать часов ночи. Сидя в кресле, он дремал. Зазвонил телефон:
- Да, - спросонья ответил Эдгар. – Кто это? Вас не слышно.
- Эдгар! Это я, Камилла!
- Камилла! Бог ты мой, это ты? Как ты, моя дорогая? Поправляешься? Мы все думаем о тебе, ждём. Сегодня мне приснился сон, что вы прилетаете. Как проходит лечение?
- Эдгар! Милый Эдгар! Я лежу и думаю о тебе, о нас. Когда я в сознании, я слушаю музыку Моцарта через наушники и вижу море. Ту бухту «Инал», с которой открывается такой прекрасный вид на море, особенно на закате. И как дорожка от солнца, которое медленно опускается в море, доходит прямо до пляжа. А мы наверху. На горе… Эдгар, мои родители увидели на моём пальце кольцо и сразу догадались, что мы помолвлены, что я невеста. И одобр…
- Камилла! Ты снова пропадаешь. Где ты? Говори, говори, я хочу слышать твой голос! Я так хочу его слышать, если бы ты знала.
- Я слушаю сквозь боль музыку Моцарта, потому что лекарства уже не помогают, и вижу наш дом, в котором бегают наши дети, любовь моя. Вижу свои картины. Мысли путаются, и всё, как в густом синем тумане. Эдгар, я так скучаю по городу, по «Восточному дворику», по реке Псекупс, где мы с тобой часто гуляли вдоль берега. По скале «Петушок», по людям, которых я полюбила. По поэтам, художникам. По «Ледяному дворцу», в котором ты учил меня стоять на коньках. По нашему дому, по мастерской и картинам...
- Камилла! Камилла! Продолжай, - кричал в трубку Эдгар.
- Эдгар! Обещай, что напишешь о нас книгу. О нашей любви, которая была такой недолгой, но такой настоящей и счастливой.
- Что ты говоришь, солнце моё, Камилла?!
- Не перебивай. Мне сделали укол. Меня всё время тошнит. Моего волоса, Эдгар, который ты так любил гладить, целовать, уже нет.
Слышно было, как Камилла плачет. И у Эдгара тоже выступили слёзы на глазах.
- Эдгар, обещай, что напишешь о нас книгу.
- Обещаю, Камилла! Обещаю!
- Я написала тебе письмо. Папа его привезёт. Здесь, неподалёку от Цюриха, красивая осень, как в Магадане. Только...
- Камилла! Камилла! – кричал в трубку Эдгар.
- Эдгар! – раздался мужской голос в трубке. - Это папа Камиллы. Я думаю, что тебе пора всё узнать. Камилла оставила тебе письмо дома. Если ты его прочитал, то многое уже знаешь. Она как бы этим письмом подготовила тебя. Она уже не поправится, Эдгар. Всё. У нашей Камиллы нет шансов. Её тошнит от пищи, и она не может её принимать. В этой клинике много таких людей, приехавших по доброй воле расстаться с жизнью, - безнадёжно больных и страдающих.
- Но ведь Камилла была здорова! Столько она написала за эти три года картин! Я её познакомил со многими творческими людьми города. А выставки?..
- Эдгар! Без сомнения, эти три года – самые счастливые годы в её жизни, - чувствовалось, что отец Камиллы говорил уже сквозь слёзы. – Она только поверила в себя, начала жить самостоятельной жизнью, и как женщина тоже. Ты понимаешь, о чём я? И всё это благодаря тебе. Упущен почти год, как сказал врач. Самый главный год. Болезнь стала прогрессировать, несмотря ни на что. К лейкемии, так внезапно обострившейся, добавилась почечная недостаточность. Всё плохо, Эдгар. Она так страдает… Врач сказал, что пора решать и готовить документы на эвтаназию…
- Эвтаназию! Но в Интернете я прочитал, что такие больные живут по 5-7 лет после лечения. Я заходил на сайт «Хорошая смерть» (слово «эвтаназия» греческое и переводится, как «хорошая смерть» - авт.). Теперь я понимаю, почему Вы, Пётр Серафимович, повезли её в Швейцарию. Там разрешена законом эвтаназия. «И когда люди сильно болеют, страдают от рака или других болезней, мучаются сами и окружающие его родные, включая детей, встаёт вопрос об эвтаназии…». Это я вычитал на сайте клиники. Боже мой! Эвтаназия в Швейцарии разрешена с 1942 года. Да, Пётр Серафимович, что же наша Камилла… Не могу поверить, что Бог отнимает у нас самое дорогое, самое сокровенное…
- Эдгар! Мне больно это говорить. Ты взрослый человек. Но скажу: она тебя любит по-настоящему. И не думай, что она знала всё и хотела скрасить свои последние годы, выбрав тебя. Не думай об этом. Она сама не знала этого, но догадывалась о чём-то таком, но мы ей ничего не говорили. Надеялись… Прошу тебя, не вини её. Ведь и тебе было с ней хорошо. Она много о тебе рассказывала. Мне подают знак, чтобы я заканчивал разговор. Тут с этим строго. Буду краток. Со своей бывшей женой мы решили, что этим днём будет 30 ноября, последний день осени. Она так любит осень. Словно свою подругу. И любила цветок безвременник, который растёт в ваших лесах…
- Это же послезавтра! – вскакивая с кресла, пояснил Эдгар. - Что ж так скоро?!
- Держи телефон при себе, не выключай его ни днём, ни ночью. Камилла говорила, что ты в 20.00 всегда выключаешь телефон. Как только она придёт в себя, она хочет сказать тебе что-то важное, - уже не сдерживая слёз, продолжал отец Камиллы. – Мне трудно это говорить, но она, оказывается, составила завещание, когда я приезжал в конце зимы. Завещание такое, какое составил ты. В той его части, где указывается место…
Разговор оборвался или их разъединили, потому что женщина, к голосу которой уже привык Эдгар, что-то сказала по-немецки, и телефон отключился.
- Что там у них за правила прекращать разговоры на самом главном месте? Эти разговоры такие серьёзные! О судьбах людей, о жизни. О последних днях, часах!
Эдгар поднялся на второй этаж, лёг на кровать, где они не раз предавались сладостям любви, и застонал:
- Боже! За что? Что я мог такого страшного, нечеловеческого совершить, что ты отнимаешь у меня единственную любовь? Чем перед тобой провинилось твоё божественное создание? И за что ты отнимаешь у неё меня? И почему ты всегда молчишь? – кричал Эдгар, глядя на икону. – Ответь мне, ответь… Три дня! Через три дня мне уже не нужны будут твои ответы.
* * *
- НУ, КАК ТАМ ЭДГАР? ГДЕ ОН? Чем занимается? Что слышно о Камилле?
- Я застал его у неё дома, он спал в кресле, в мастерской. Наверно, всю ночь не спал, пил вино.
- Вино? Он же с 1984 года в рот не брал даже пиво, - перебила Юру супруга.
- Не знаю, сколько он выпил или допил… Камилла иногда пила вино, фужерчик. Словом, всё, как я тебе вчера говорил, то есть предполагал, подтвердилось. Если коротко. У них в роду, по линии матери, женщины, достигнув возраста от 40 до 45 лет, начинают заболевать раком крови. Умирают не все, но большинство. Одна даже умерла в 23 года. Это из письма. Камилла как-то в детстве подслушала разговор между матерью и отцом. Тут она сильно испугалась. Но это её матери рассказывала прабабушка, которая прожила на редкость долго и умерла в 88 лет! До сегодняшнего дня молодой умерла только Настя, но в каком-то поколении это может произойти, ещё одна умрёт молодой.
Отец, оказывается, уже её возил в Москву три или четыре раза – не помню. Она как приехала в Горячий Ключ, ей стало лучше. Купила книги Эдгара у Юли Шибановой в магазине «Мир книги», в жилом комплексе «Инга», возле магазина нашей Юли. Ей понравилась его поэзия. Взяла его книги в библиотеке, они ей тоже понравились. Нашла родство душ в его произведениях – своей и его. Потом в баре пригласила его на танец. Так они завязали свои романтические отношения. Если коротко.
Всё шло хорошо. Выставки, успех, заказы на картины. Девчонка расцвела…
- Да, она красивая, весёлая, добрая. Редко сейчас встретишь такую из современной молодёжи, - одобрила Татьяна.
- Не перебивай. Всё шло у них хорошо. Им завидовали. Особенно ему. Конечно! Ему - 45 лет, ей - 22 года. И так продолжалось три счастливых года.
- Я знаю историю их любви. Все три года, почти три года, это происходило на наших глазах. Можешь не продолжать. Ты о главном, о главном говори.
- Последние два месяца она чувствовала себя неважно. Ездила даже в онкологический центр в Краснодар. Эдгар, разумеется, об этом не знал. Но держалась, не подавала вида. В последние две недели состояние резко ухудшилось, когда Эдгар уехал в Волгоград к Дементьеву на юбилей. Через два дня после его отъезда она потеряла сознание в мастерской. Хорошо что пришла Дильнара, её подруга по Магадану, навестить её, она-то Камиллу и отходила. Позвонила отцу. Тот немедленно прилетел. Отвёз дочь в Краснодар. Посоветовавшись с профессором, который её наблюдал, они немедленно вылетели с отцом в Цюрих, в Швейцарию через Москву. Он, кстати, возглавлял штаб по выбору мэра Москвы. Прилетели в Швейцарию. Вот и всё. Остальное никому, что написано в письме, знать не следует, - уточнил Юрий.
- Она ему оставила две любимые картины, деньги восемь тысяч евро и дарственную на машину. «Твоя машина, Эдгар, опасна. На ней ездить нельзя…» - так она написала.
- А деньги зачем? – поинтересовалась Таня.
- Знаешь, когда я читал письмо, а оно длинное, у меня возникло чувство, что она что-то предчувствовала роковое. Хотя тональность письма весьма ровная и уверенная, без жалоб на судьбу и всё такое. Деньги, короче, - Юра выпил стакан пива и продолжил: - на книгу, которую она попросила Эдгара написать – книгу " О нас". О их любви, жизни за три года, что они прожили. Она считает их самыми счастливыми, и что благодаря Эдгару она ощутила полноту жизни. И на то, чтобы вернуть авансы заказчикам за незаконченные картины. Там, на пакете, написаны их телефоны и адреса. Есть из Венгрии, Сочи, Краснодара, Неаполя даже. Остальные деньги на то, язык не поворачивается даже сказать это, чтобы авторы ЛИТО, поэты, если с ней что-то произойдёт, помянули её в 27-м кабинете санатория «Предгорье Кавказа», где она нашла много человеческого тепла и полюбила их за преданность к искусству, и, конечно, они её тоже.
- Ты что, плачешь? Ну и ну! Ты стал сентиментальным!
- Старею, мать, старею.
- Как жалко. Будем надеяться, что она поправится. В Швейцарию все ездят на лечение – наши олигархи и чиновники. Там хорошие клиники, - утвердительно сказала Татьяна. – А помнишь, Эдгар привозил её знакомиться с нами и с твоей мамой. Мы хорошо её встретили, она растрогалась. Ведь мы уже считали её без пяти минут невестой Эдгара. Помнишь, как она нас всех удивила?
- Чем же? И, кстати, не помню, говорил я тебе
