Он носил очки.
С тех самых пор, как попал в аварию и ударился головой о руль. Тогда он водил машину всего несколько месяцев и не смог вписаться в поворот – выскочил на тротуар. И сбил человека. Насмерть. Погиб случайный прохожий, что шёл по тротуару. Женщина ещё рядом с ним была. Кажется, беременная. Хорошо, что хоть с нею ничего не случилось. Ничего серьёзного. Хотя, если честно, то он не знал: ничего ли, или, всё же, случилось. Но тогда он был занят собою. Слава богу, что был хороший знакомый в прокуратуре: дело как-то замяли и тихо о нём забыли. Даже суда не было…
Вот с тех пор он и носил очки.
Дорогие, всегда в хорошей оправе. А эти, последние, которые ему очень нравились, в Италии, кажется, купил, куда съездил как-то, чтобы провести выходные. И вот они сломались – правое стекло лопнуло прямо возле дужки. Было несколько пар других, но к этим привык уже. Потому решил не выбрасывать, а попробовать сдать в ремонт.
По дороге с работы остановился у какого-то близкого к дому салона оптики и вошёл.
Салон был современный, без прилавка, с торговым залом, по стенам которого были развешены тысячи всевозможных оправ и уже готовых очков. А в центре была женщина. Молодая ещё, высокая, статная и очень милая. Она сидела на краю кушетки и беседовала с мальчиком лет семи-восьми. По тому, как они были похожи, сразу становилось ясно, - сын.
Как только вошёл он, продавец встала, что-то сказав ребёнку, и направилась к клиенту. Он попросил её не беспокоиться, пока будет разглядывать это море почти роскоши, и она, чуть улыбнувшись, вернулась к мальчику, чтобы продолжить прерванный разговор.
Он бродил по залу и делал вид, что изучает оправы. На самом деле стало вдруг очень любопытно, о чём они говорят, потому и прислушивался к негромкой беседе…
- … а ты прости его. Он, скорее всего, не хотел тебя обидеть, а сказал это, просто не подумав.
- Ага, прости! Я и хотел простить. Подошёл к нему на следующей перемене и первый сказал, что прощаю.
- И что же он? Что он тебе ответил?..
- А он говорит, что ему и не нужны мои прощения и всё такое, потому что он правду сказал. Я – безотцовщина. Он ведь, мам, на самом деле правду сказал… – и мальчик, ожидая ответа, поднял глаза на мать.
Та как-то вдруг беспомощно замолчала, а потом, чуть приобняв сына за плечи, ответила:
- Да, мой дорогой. Но был у тебя папа. И был он настоящим, замечательным человеком. Просто так случилось, что ему… нам всем троим однажды не повезло.
Нас с папой было тогда ещё двое – ты только собирался стать нашим сыном, ну, то есть, тебя ещё тогда не было. Но ты уже был, вот здесь, - и женщина показала ладонью себе под сердце.
Затем сложила руки на коленях и чуть опустила голову, словно забыв, где она и что рассказывает. Не рассказывает, а просто вспоминает, сама для себя.
- Мы с работы возвращались и зашли в магазин. Мне вдруг стало жарко, да и ты толкнул меня ножкой в самое сердце. Я и вышла на улицу. А папа задержался ещё у кассы.
А на улице так славно было! Зима – в самом разгаре. Вокруг всё чисто и светло, хоть облака низкие. Но казалось, будто снежный свет в них отражается, а потому идёт сразу ото всюду: сверху, снизу, со всех сторон. Я помню, что подняла тогда лицо к небу. А снежинки падали мне на глаза и губы. И было хорошо и спокойно как-то внутри. Я тогда ни о чём другом, кроме того, что ты скоро к нам с папой придёшь, думать не могла. И в этот раз о тебе думала. Мы уже знали, что ты у нас родишься, и знали, что зовут тебя Ваня.
А тут папа на крыльцо магазина вышел, увидел, как я тебе и снегу улыбаюсь, и спросил: «Ну, как там наш Ванечка себя чувствует?..» Сошёл с крыльца и направился ко мне. А сам руки в стороны раскинул, чтобы нас с тобою обнять. И улыбается… Так хорошо улыбается…
Тут вдруг рядом машина на дороге скользить начала. И разворачиваться как-то неправильно, поперёк дороги. И выскочила на тротуар…
И не успел наш папа обнять нас с тобою в последний раз…
Я сначала даже не поняла, что случилось, а когда увидела, как он лежит, прижатый этой машиной к стене магазина, то больше уже ничего не видела. Свет, красивый, снежный, померк…
Когда, уже в больнице, пришла в себя, сразу про папу спросила. Медсестра, что за мною ухаживала, сказала, что его больше нет. Зато ты появился. И принесла мне тебя. Так мы впервые с тобою увиделись. Я держу тебя на руках. Держу и плачу. И сама не знаю: слезами ли горя, радости ли. Папы нет, а ты появился. Я, как только увидела тебя, сразу поняла, что ты – папа вылитый. В тебе он дальше жить будет…
Она обняла сына, теперь уже крепко, и прижала к себе единственное своё сокровище. А сокровище хлюпало носом и прижималось всем телом, душою, наверное, тоже, к самому дорогому на земле для него человеку. И не ясно теперь было, кто кого утешает…
… Он выскочил на улицу, потому что оставаться там стало невмоготу. Подставил лицо падавшему снегу и стоял так в расстёгнутом пальто, словно ожидая своей роковой машины, которая вот так же глупо и случайно оборвала бы и его жизнь. Стоял и думал, что это было бы, наверное, высшей справедливостью…
|