жаляще, сумеречно, плавно и, по правде сказать, уже все равно, только бы скорее; пусть – трепанация; везут куда-то, и над тобой – но каким образом ты видишь сквозь твердую тьму промежуточного вещества, то есть, попросту, через крышу фургона? – фонари, холодные косматые кометные головы на склоненных, словно в ожидании секиры, шеях; в вечерней предзимней темноте они плывут навстречу двумя цепочками, сходящимися в перспективе, по левую и по правую руку; а было так: комиссар «Общества поощрения благочестия» облёк, если можно так выразиться, формулы вердикта в сморщенную кожу своего беззвучного фальцета; тебе всего и осталось, что подписать: «я, имярек, согласен изгнать демона, обитающего во мне», а равно, споспешествовать отверзению врат духовных, «это значит, трепанация», зло прошептал он; и те огни, что в боковых окнах расходятся кругом в периферическом зрении, расточают тона светло-оранжевой моркови, протертой и пропитанной майонезом, или же бордовой свеклы; ребристые снежные кораллы ветвей прорисовывают потемки; укол, наркотическое затопление
и в нем ты, нагой и мускулистый, в спальне стягиваешь шнуровкой шелковый корсет Эстер – самой, как многие полагают, изысканной женщины в Байресе*; она маленькая и тонкая; лицо узко и скуласто-лошадино, выточено из темно-желтого нефрита, большой рот снизу заметно оттопырен, как на портретах семнадцатого века, запечатлевших вырождение Габсбургов; великие Испанцы живописью своей не привыкли льстить, ни герцогам, ни королям; что же касается тебя – ты поджар, оливково-смугл, линия усиков слегка закрашивает верхнюю губу; глазные белки испещрены сетью лопнувших сосудов; твой nom de guerre – Мулат, хотя, по чести говоря, ты едва ли даже квартерон; о, эта энигматическая перекрестность, поддающаяся пальцам лишь наиболее искусного жиголо! ее зигзаги напоминают сложное иерархическое строение ярусов Зевсовых молний; и ты знаешь, что на костяной вставке ее корсета вырезаны галеоны со вздутыми парусами; «а если мой муж все-таки убьет тебя, где ты поселишься, Мулат?»; кончается китовый каркас сюжета, ясно, что вот-вот последует развязка: выстрел, дыра в черепе
вновь промозглая ночь; люди в масках, кресло, твоя обритая голова, вид сверху, из полюса родничка исходят, струясь по выпуклостям, странные рукава; закручиваясь, точно спиральные часовые пояса, они сбегают к южной гемисфере, где процветает Буэнос-Айрес, заочно столь любимый, и дальше пропадают; удар молотка по долоту; кажется, выкраивают пирамидальный кусок плоти арбуза; из отверстия в темени, щелкнув сухо, как пробка шампанского, назидательно сверкнув алыми глазами, вылетает микроскопический черный мавр и растворяется в пустоте
* – Буэнос-Айрес (разг.)
