Ахиллесова пята

её испуг.
–Ноги моей в его войске не будет! – решает Ахиллес, и в эту минуту его лицо действительно становится жутким и безумным. Пленница испуганно вскрикивает, и даже Патрокл, который видел уже так много, с трудом удерживается от желания отшатнуться, а ещё лучше – выбежать из шатра Ахиллеса. – Завтра же!
–А солдаты? – Патрокл побеждает свой страх. Но вспоминает, что Ахиллес это не только герой, но и его друг. – Они ждут, что ты завтра поведёшь их в бой. Неужели ты нарушишь их ожидания?
Ахиллес приходит в себя, неожиданно смирно кивает:
–Ты прав, Патрокл. Но я не могу больше…Агамемнон оскорбил меня, и всё же…
Ахиллес в ловушке. Он не может найти выхода между честью солдата и честью героя. Прикрыв глаза, он пытается услышать голос матери: что бы она сказала?
Голос молчит.
–Я могу повести их, – Патрокл вырывает Ахиллеса из тишины. – Все знают, что я твой друг. Они поверят мне. Знают, что я не стану действовать от своего имени.
Ахиллес открывает глаза, обдумывает и колеблется недолго, наконец отзывается:
–Надень мои доспехи. Пусть солдаты думают, что я пришёл к ним вопреки всему.
***
Патрокла больше нет. Навсегда нет. Доспехи сброшены – они больше не имеют значения. Ничего больше не имеет значения.
На лицо Ахиллеса страшно взглянуть. Безумие наполняет его, горе ощущается даже на расстоянии.
–Кто…кто это сделал? – Ахиллес хрипит. Голос предаёт его.
–Царевич Трои…Гектор, – Агамемнон скорбит. Лицом, во всяком случае. Он явился с робостью и печальной весть к своему мятежному герою. Но в душе его триумф – теперьТроянская война решена, Ахиллес не только Гектора порвёт в клочья, но и всю Трою!
Агамемнону уже плевать на предлгог этой войны – бежавшую Елену – жену его брата царя Менелая, и на самого Менелая уже тоже плевать. Победа над Троей – вопрос чести и славы, в этом они с Ахиллесом схожи.
Ахиллес разворачивается, отшвыривает попавшихся под руку солдат, идёт быстро и решительно.
–Остановить его, господин? – один из придворных Агамемнона спрашивает ради приличия, сам знает ответ, нодолжен же он проявить заботу о любимце богов!
–Ни в коем случае, Одиссей, ни в коем случае! – Агамемнон  не сдерживает улыбки. С кем спор начал, щенок? Дабудь ты хоть трижды любимцем богов, пока твоё сердце так легко поддаётся страсти и гневу – не быть тебе в лучах вечной славы!
«Тебя забудут, Ахиллес…» – думает Агамемнон с радостью. – «Ибо ты не царь, а всего лишь глупец, который не может унять своё сердце!»
***
Гектора нет. Славный защитник Трои – любимый её герой мёртв. Ахиллес убил его. А после превратил тело врага в месиво.
По улицам Трои плач и стон. В этом видят лишь одно знамение: Троя падёт. Скоро всё закончится.
–Ты поведёшь солдат на штурм города? – спрашивает Агамемнон тихо, так, чтобы слышал только Ахиллес, и не слышала даже грозная ночь. – С войной пора закончить, солдаты хотят домой, эта война затянулась. И по праву горечи твоей утраты я доверю это тебе…
Ахиллес качает головой:
–Стены Трои всё ещё неприступны. Мы уже не первый день пытаемся пройти в город…
–На этот счёт не беспокойся, – Агамемнон усмехается, – не все сильны в военном деле, некоторые действуют с хитростью. Одиссей, поди сюда!
Одиссей покорно подбегает к своему царю и разворачивает лист пергамента. Ахиллес изучает его быстро, с ревностью – ловко придумано! Ахиллес бы так не смог.
–Поведёшь солдат? – царь ждёт ответа. 
Ахиллес неожиданно колеблется. Он хочет к воде, в озёрной глади. Там, где было что-то тихое и славное. Там, где Ахиллес сам себе казался мелким и ничтожным.
Ему хочется окунуться в эту воду. Кажется, что так вся кровь врагов, впитавшаяся в его душу, наконец, будет смыта.
–Ты поведёшь солдат? – Агамемнон повышает голос, но Ахиллес не вспыхивает и как-то тихо отзывается:
–Я должен увидеться с матерью.
***
–Я окунула тебя в реку Стикс, чтобы выжечь всё смертное, что было в тебе от твоего подлеца-отца, – так встречает сына Фетида, так заговаривает с ним, опережая его приветствие. – Твой отец, как все эти смертные, поднял жуткий крик! Но я смеялась. Я знала, что сделала тебя неуязвимым, ну…почти.
–Почти? – Ахиллес чувствует робость. На поле битвы он горец и герой, а здесь? ему чудится, что он снова мальчишка и его мать решает, позволить ли ему по результатам недельного труда, прогулку.
–Я держала тебя за пятку, – Фетида усмехается, и тут же серьёзнеет. – Зачем ты пришёл?
–Я…– Ахиллес вдруг понимает, что и сам не знает, зачем он пришёл к ней. По-хорошему, мог бы уже властвовать в Трое! – Мама, а ты гордишься мной?
Ещё один вопрос, который так важен Ахиллесу, и который так долго зрел в его сердце. Им гордились солдаты и полководцы, отмечал царь и враги. Но мама?..
–А разве ты завоевал всю славу мира? – удивляется Фетида и что-то разбивается в сердце Ахиллеса, ранит его. Может быть снаружи он неуязвим, но внутри…
Нет, ни один Стикс не выжжет из смертного ни души, ни чувства. Ахиллес чувствует, как глаза его наполняются слезами, и Фетида морщится, тоже это заметив:
–Перед солдатами на разревись. Они не пойдут с тобой в Трою!
–В Трою…– шепчет Ахиллес, и странное предчувствие колет его куда-то под рёбра.
–А куда ж ещё? – с раздражением отзывается Фетида. – конечно же, в Трою! Там ведь будет битва.
Будет. Конечно будет. Ахиллес даже не прощается с ней, уходит прочь и возвращается в лагерь в расстроенных чувствах. Кто-то бы это заметил, кто-то вроде Патрокла. Но Патрокла нет. у Ахиллеса больше ничего и никого нет, а остальных волнует лишь его присутствие.
–В бой…на Трою! – кричит Ахиллес, потому что больше не знает дороги.
***
Троя пылает. Белые стены древнего города чернеют, что-то трещит, хрустит, бьётся. Кто-то визжит, и трудно дышать в этом кровавом дыму войны.
Ахиллес сражается без бешенства. Он ведёт себя как хорошо обученный солдат, но не походит в этом сам на себя. Он не рвётся к ступеням царского двора, не рвётся первым занять тронный зал, и его движения как-то ленивы.
Разве это Ахиллес? Разве это герой?
Но кругом дым и чернота, и солдаты едва ли замечают что-то неладное. Это замечает только сам Ахиллес, который ощущает с каждым выпадом меча всё большую пустоту.
Перед ним, мешаясь с лицами живых, вспыхивают лица убитых им. Это отвлекает, и Ахиллес едва не пропускает удар.
Вспоминается Хирон со своей заботой, что отравляла Ахиллесу детство, и тихое сочувствие Патрокла…
«Я больше не хочу», – вдруг решает Ахиллес и даже останавливается от неожиданности посреди какой-то улицы, что стала местом побоища. Такие побоища сегодня на всех улицах Трои.
Но Ахиллес непоколебим в своём нежелании. И только он это осознает, как понимает отчётливо и ярко, что не знает, чего хочет.
–Точно не этого! – Ахиллес отбрасывает меч, выкованный с прилежностью Гефестом, и разворачивается, чтобы уйти прочь.
Уйти в неизвестность, может быть к озеру, уйти, чтобы подумать.
Шаг, другой, третий…
Троя уже обречена, но всякий конец может быть разным. Уходить тоже нужно уметь. И умирать можно с честью. Младший царевич Трои – Парис не думал о том, что делает, когда схватился за лук и стрелы. Честно говоря, он и не целился даже в толком, но боги любят шутить, только шутки их смешны обычно только им.
Ахиллес даже не понял, что за жжение вдруг в ноге? Остановился в удивлении и холод охватил вдруг его. Впервые Ахиллес в битве испытал ужас…
«Этого не может быть!»
Ахиллес делает шаг, но яд стрелы уже проникает в кровь. Ахиллес оступается и падает на колени, ненадолго – агония отбрасывает его навзничь – на потеху собственному удивлению.
Ахиллес не чувствует боли. Досада перекрывает всё. И последняя мысль угасающего его сознания не о боли, не о собственной смерти. Она проста и куда более губительна, чем всё его горе:
«Так кто же я? герой или глупец? Кто я, мама?»
А затем чернота поглощает его дух без остатка.