Ахиллесова пята

–Я прошу у тебя выковать доспехи для моего сына! – в глазах Фетиды торжественная решительность. Она даже не допускает мысли о том, что Гефест не согласится. В уме своём она уже всё нарисовала и всё увидела.
–А почему его нет с тобой? – Гефест мрачен. Его руки закалены тяжёлым трудом, сам он хромает, а в движениях диковат. Так посмотришь и не скажешь, что перед тобой один из почётных богов – кузнец кузнецом! Но Фетида прекрасно знает, что это не так. Нигде нельзя так больше обмануться внешностью как на Олимпе, и, хоть старше Фетида Гефеста, хоть имеет над ним власть, всё-таки держится с почтением и не приказывает, а просит.
–Мой сын занят. Он упражняется, – Фетида поджимает тонкие губы со всей суровостью. –  У него нет времени, чтобы ходить по кузням!
–Но мне нужно знать его рост, его вес…– Гефест не смягчается. Он знает, что на душе у Фетиды, видит, что она хочет от своего сына лишь одного пути – пути героя, воина, славы. Едва он родился, она уже избрала ему такой путь, и окунула младенцем в чёрную воду Стикса, лишь бы выжечь у него всё, что есть в нём от смертного.
Фетида молча достаёт свиток, кладёт на стол перед Гефестом. Она предусмотрительна.
Гефест кивает, но не удерживается всё-таки от вопроса:
–Но, Фетида, если я не ошибаюсь, Ахиллес ещё очень молод для того, чтобы идти в бой?
Хотя натура Гефеста не позволяет ему обычно лезть в чужие дела, он всё-таки не удерживается от вопроса, потому что знает – нет ничего страшнее начертанного. Особенно, если о тебе решают близкие.
–В походах обретёт он мужество своё! – в глазах Фетиды опасный блеск. Всё-таки общество смертных, данное ей в проклятие за отказ Зевсом, влияет на неё не самым лучшим образом. Оторванная от привычного мира, лишённая своих привилегий, она норовит воплотить их через своего сына Ахиллеса.
–А ещё научится пьянствовать и вдоволь насмотрится на обращение с пленными! – замечает Гефест. – Война не место для юности.
Ещё не договорив, Гефест понимает, что его слова не достигают разума Фетиды. С таким же успехом он мог бы вести беседу с тарелкой или киркой.
–Он герой по происхождению своему и судьбе своей! – Фетида торжествует заранее. Она уже видит триумфы Ахиллеса, слышит овации и восхваления ему. Кто её переубедит? Этот хромой кузнец?!
Гефест отмахивается – она мать, пусть сама разбирается.
–Приходи через три дня, – велит он сухо, и Фетида спешно оставляет его – ей пора к сыну.
***
–Как он сегодня, Хирон? – Фетиду это интересует больше всего. Она застаёт своего юного сына в разгар тренировки с наставником – кентавром Хироном – воином в отставке, но воином славным. Именно ему Фетида поручает день ото дня воспитание Ахиллеса. Хирон не подводит – учит будущего героя языкам, врачеванию, кое-какому размышлению, а больше всего – военному искусству. Ахиллес умеет метать копьё, стрелять из лука, обращаться с щитом и мечом, биться в ближнем бою на кинжалах…
Но Фетида справляется каждый день  о его успехах. Сетует и досадует, если Ахиллес показал себя не лучше, чем вчера. Принимает как должное, если сегодня Ахиллес победил себя вчерашнего – к чему хвалить? Это закономерно. Он герой. Он лучший из лучших и любой успех ему должен быть обыденностью.
Ахиллес и Хирон, заслышав её шаги, прекращают тренировочный бой. Кентавр стоит гордо, ожидая её приближение, Ахиллес привычно слегка склоняет голову в знак приветствия, но на сердце у него тревога – сегодня Хирон нанёс ему поражение. И вроде бы бился Ахиллес как всегда с яростью и скоростью, а…
Чего-то не хватило. Чего?
–Госпожа, – Хирон начинает ежедневный доклад, – сегодня мы обсуждали природу добродетели и милосердства, затем вели разговор о стихосложении и толковании…
–Что с военным делом? – перебивает Фетида. Ей плевать на рифмы и добродетели. Её Ахиллес – воин! Не какой-то поэт или философ. Он – герой.
Хирон хмурится, но покоряется:
–Ярость Ахиллеса в бою поразительна. Он упорен и твёрд.
Фетида кивает. Ахилесс уже, было, выдыхает с облегчением – не сказал Хирон про поражение, но нет, кентавр всё-таки добавляет:
–Но ему не достаёт сдержанности. Страсть ослепляет его. А бой – это расчёт.
Хирон хочет донести очень простую мысль: «Ахиллес должен биться с большим разумом и с меньшим сердцем», но Фетида слышит: «всё плохо».
Она бледнеет, бросает на потупившегося Ахиллеса взгляд, полный бешенства, но не затевает разбора при Хироне, кивает коротко и сдержанно и уходит прочь такой походкой, от которой Ахилессу нехорошо. Он знает, что будет, когда Хирон уйдёт.
Сначала будет крик о том, что Ахиллес не упражняется, что, конечно, совсем не правда. Ахиллес уже заразился мечтами матери и грезит сам о будущей славе, и упражняется до прихода Хирона каждый день.
Потом будут слёзы о том, что Ахиллес разбивает бедное сердце своей матери, которая всё ради его будущего оставила, и даже от мужа ушла, дабы тот не смел дурно на сына влиять.
Затем последует причитание о том, что Ахиллес хочет своими выходками свести её в забытьё и совсем лишить сил, и не помогут здесь не восклицания, ни мольбы Ахиллеса, ни попытки к оправданию…
Закончится всё это суровым приказом заниматься усерднее и наказанием: никаких прогулок. И если к занятиям Ахиллес привык – одним больше, одним меньше, то прогулок действительно жаль. Они доступны ему всего раз в неделю, на пару часов, но священны для Ахиллеса! Никакого занятия, никакого Хирона, никаких мечтаний матери, лишь Ахиллес на прогулке с верным и единственным другом своим Патроклом, единственным, как кажется Ахиллесу, кто ценит его не за умение владеть мечом.
Ахиллес не получал таких прогулок уже три недели, и рассчитывал, что в эту получит долгожданную награду за труды, но по удаляющейся спине матери он понимает, что прогулка снова отложена.
–Не печалься, – Хирон по-своему толкует печаль юноши, – не ко всем приходит мудрость боя с рождения. Ты научишься всему.
Ахиллес кивает, чтобы Хирон – добрый, в общем-то к нему, и не со зла поступивший так с ним, успокоился.
–К бою! – призывает Ахиллес, снова берясь за тренировочный меч. После занятия его ждёт тяжёлая беседа с матерью, так пусть это занятие ещё немного продолжится, ради всего светлого, что есть в мире.
***
–А если я не хочу быть героем? – спрашивает Ахиллес, заранее прощаясь с новой лирой, которую мать, без всякий сомнений, после такого вопроса вышвырнет в окно.
Фетида бледнеет от бешенства:
–Это как? Ты не хочешь быть воителем? Ты хочешь сказать, что все мои мучения – зря? Все мои старания, все мои труды?..
Сегодня Ахиллес уходит в первый свой поход. Он не знает – вернётся ли, и захочет ли возвращаться. Утешает лишь его присутствие Патрокла – он тоже уходит, и будет, без всяких сомнений, рядом. И это даёт Ахиллесу храбрость, чтобы  задать единственный вопрос, который так долго жил в его сердце.
Фетида кричит и плачет. Она молит Зевса поразить её молнией тотчас, если она так ошиблась в своём же сыне, и пустить её душу в Тартар, чтобы и после смерти не встретиться с тем, кто предал все её старания.
Ахиллес ничего не чувствует. Он смотрит на её лицо, полное бешенства, горя и отчаяния и вспоминает, что в последнюю встречу с отцом спросил его о том же.
–Ты можешь не быть героем, – согласился тогда его отец, – но это твоя мать начертала на твоём челе. Кем ты будешь? Поэтом? Кузнецом?
Ахиллес не знает. Он читает о древних царях, что воевали и получали лавровые венки славы на голову. Ему хочется того же. Наверное…
Иногда он думает о том, что это не совсем его мечта. Но удостовериться в этом он не может – проходит минута-другая и Ахиллес спохватывается: разве он сам не грезит о военной славе, о золотых доспехах, о рёвах золочённых труб, когда его конь будет появляться в рядах солдат?
Грезит. Ахиллес много читал об этом с детства, представлял. Но иногда ему кажется, что он мог бы быть и кем-нибудь другим.
–Ты обретёшь счастье в битве, – твердит мать.
–Твой путь начертан, – вторит отец, который говорил что-то о том, что Ахиллес имеет свободу выбирать.
–К бою, юноша! – призывает Хирон.
–Пойдём к озеру? – тихо спрашивает Патрокл и Ахиллес как будто бы просыпается, но ненадолго. Расступаются в его сознании золотые доспехи, умолкают золочённые трубы, и Ахиллес, который ещё мгновение назад был могучим героем, ощущает себя мелким и слабым у блестящего светлого озера.
Но озеро заканчивается, мутнеет его зеркальная гладь и перед Ахиллесом лицо его матери. И в сердце неожиданный укол совести, и вина разливается по жилам.
–Мама! – Ахиллес бросается к ней, обнимает крепко-крепко, вкладывая в это объятие больше, чем может сказать, – я стану героем. Ты будешь гордиться мной!
Фетида смолкает. На её лице больше нет слёз. Но, кажется, только Патрокл замечает, что успокоилась она слишком быстро, и даже плечи её не дрогнули от затихающих рыданий.
–Возвращайся со славой! – Фетида целует сына в лоб с особенной торжественностью. Сегодня начинается новый мир для неё, ведь её сын ступает на путь воина.
***
Слава любит Ахиллеса, а Ахиллес любит славу. Боги отзываются ему, и даже солнце щадит. Из первого же боя Ахиллес выходит победителем, дальше – больше: меч в его руках словно молнии Зевса – не знает промаха; и растёт, гремит его имя в своей значительности.
Ахиллеса ценят, об Ахиллесе говорят с почтением. Ему наливают лучших вин и отдают лучшие куски мяса. Ему всегда есть место у костра, его приветствуют солдаты, даже те, у кого есть и своя слава в битвах, ибо за Ахиллесом молодость.
Он неуязвим и в каждом бою рвётся доказать это.
Но только Патрокл знает, что в свободную, в такую редкую свободную минутку, Ахиллес пишет матери письма. Пишет с ошибками – Хирон не обучил его всей грамоте, о своих успехах, и получает от неё неизменное: «Взращивай славу свою».
Он принимает её волю. Новый бой, кипит кровь, рвутся жизни – мелкие, смешные, жалкие – так кажется Ахиллесу. И Ахиллес обагряет своё имя новой кровью, и новая слава  оплетает змеёй имя её.
–Взращивай славу свою… – читает Ахиллес из нового письма матери.
–Ахиллес, веди солдат в бой! – призывают полководцы, отдающие дань уважения этому молодому герою, уже обошедшему половину войск в храбрости и победе.
–Вся слава мира лишь тень, – напоминает Патрокл без нажима, но этого хватает, чтобы Ахиллес вспылил:
–Тебе откуда знать о настоящей славе?!
Патрокл не обижается: какой смысл обижаться на любимца богов? Патрокл остаётся ему другом, но с этой поры всё отчётливее видит прежде бледную черту в поступках Ахиллеса: заносчивую гордыню.
Ахиллес спорит с полководцами, Ахиллес нарушает дисциплину, заставляя себя ждать перед новым переходом, Ахиллес, наконец, ссорится со своим царём.
–Агамемнон посмел отнять моё! – Ахиллес бесится, не желая примиряться с господином, над которым. По собственному мнению, возвысился.
–Она теперь всего лишь рабыня, а он – царь! – Патрокл пытается воззвать к Ахиллесу.
Но Ахиллес не идёт на уступки. Он в гневе даже не замечает отнятую у своего господина пленницу, которую стал уже считать своей. Патрокл делает быстрый успокаивающий знак девушке, мол, всё в порядке – он не всегда такой. Хотя пленница и названа Патроклом рабыней, она остаётся женщиной и он невольно чувствует ответственность за