Мерцвяк

так хватает, а ты мне Софу поучи, если понравится.
- Понравится, бычок ты мой, ложись спать. Утро вечера мудрее.
Громко чмокнув мать, он со спокойной душой, пусть и немного переживая о том как будет свататься, лег спать. Мария окинула грустным взглядом балку на потолке и вздохнула:
"Еще зиму назад лежали оба в люле, а теперь ни утром, ни днем да и ноччу их не видишь. Совсем мужиками стали, все в справах...
Ну ничего, скоро Зюзя придет и никуда они из дому не выйдут. Будут тут со мной, мне на потеху, а после уже и внучаты будуть и будут звать меня "баб Марья" или ласково так, как коты голодные, "Бабуся". Осталось лишь Кветочку мою пристроить к хорошей молодухе, и можно на покой". 
Мать встала из-за станка и направилась в сени, уложила веник под платье, слегка раздвинув груди, чтоб не видно было, и направилась к кузнецу. Шла она тихо по дворам, украдкой перелезая заборы. "Важно, чтоб не бачыли, тогда добра буде". Дом кузнеца был средний, заборчик из низких бревен, а возле калитки стояла лавка. Старушка постучала.
- Хто тама? 
- Это я, Мария Никифоровна, выйди, нам потолковать надобно,- старушка уселась на лавку наблюдая за широкоплечей фигурой старика. Он тяжело сел рядом, оправил белую рубаху и, почесав бороду, уставился на гостью.
- Так чего это тебя на ночь глядя принесло?
- У меня вот петушок мой на твою курочку смотреть стал. Надо бы решить ужо.
Лицо кузнеца нахмурилось: - Петушок то у тебя с длинным чубом видать?
- Ой, не, Степан Никитич, это я об таком шибко сильным петушочке говорю.
- Тогда завтра можа прийти, посмотрим мы на этого певника.
Еще немного потолковав о завтрашней встрече, они разошлись. Перед тем как зайти в свою хату, Мария попросила соседку-Марью стать свахой - "чтоб все было как надо и никак иначе".
Вот так быстро, пока будущий жених спал, старушка уже все подготовила и со спокойной душой легла на перину в предвкушении завтрашних сваток, напрочь позабыв о венике, который слегка покалывал кожу.
Как только солнышко село мать по новой уложила веник меж грудей, оделась во все чистое и белое, сын оделся также. Шли они молча, все так же по дворам да огородам, стараясь не испачкать одежду. Дрема окутала все село: куры тихо кудахтали в курятниках, лошади громко сопели в хлевах, мужики да бабы спали на печах, а дети, которых отправили на выпас коров, рассказывали друг другу небылицы под треск огня. Дрема нежно гладила все живое, шептала нечто приятное и спокойное, убаюкивала. Только изба кузнеца не спала, в окнах горели свечи, а гости-свахи - Ратибор и баб Марья- готовились к битве между собой. Подойдя к нужной двери, мать велела прикоснуться плечом к косяку, а после этого — постучать. Сын сделал как сказано и с некоторой боязнью смотрел на дверь.
- Хто тама?
- Это я, Богомил, купец здешний.
Дверь отварилась и гости зашли в дом. Мать сразу же прикоснулась к печке, своей улыбкой благодаря свах, жених чопорно прошел на кухню и сел, Софы еще не было.
- Певничек на месте, а где же курочка? - поинтересовалась мать садясь рядом.
Услышав зов, девушка, в зелененьком чепце и косой сзади, зашла на кухню и выставила каравай на белом кружевном ручнике, кружева были сделаны мастерски, что обрадовала Марью. Невеста села возле отца, а по бокам стола уселись свахи. Марья с улыбкой огляделась, чувство, что от нее сейчас зависит свадьба молодых, тешило; обтерев нос она начала:
- Пришел купец - у нас товар, какой же будет нам ваш дар?
- Первый дар не велик, ведь нам так Род молвит.
На столе оказалась золотая монета.
- Одной монеты мало - ты глянь какая пава!
- Да и наш купец не плох, не горбат и не урод.
- А рожа як корыто - разве ж гэто мило?!
Ратибор выложил три монеты. Лица молодых слегка покраснели, а старый кузнец улыбнулся, не столько смущению детей, сколько острым словам свахи.
- А чего ж сидит молчит - не уж то грустный он сидит?
- Краса Софьи мне мила, но только плохо складываю слова...
- Слова сложить у него не выходить, а покажи ноги хоть ходють?!
Ратибор поднял брата и подвел его к смущенной девушке. Старушки завели веселую песню.
"Покажи нам женишок как пляшут твои ножки!
А ты девица тож не стой - не жалей сапожки!
От как пляшут молодые - вот бы нам и их лета,
Ох была б я молодая вышла б замуж за купца!"
Когда молодые устало вернулись к столу, начал говорить Кветочка:
- Вон как силы много в нем, он потягается с конем!
- Это бачу я и так - а ти много в нем ума?
- Ума богато в закромах да сундуках и с собой его он носит, лишнего не спросит!
- Раз уж так, то глянь кака мастерица кузнеца! Сама рубаху вон сплела, да и шапку смастерила.
Баба Марья достала с печи новую рубаху с черной шапкой, жених сразу их одел.
- Хороша ли шапка, брат?
- Хороша.
- Хороша рубаха, брат?
- Хороша.
Сваха поставила перед женихом стакан полный вина. Сделав глубокий вдох и выдох Богомил одним махом выпил и стукнул пустой кружкой по столу. Невеста покраснела еще сильнее, из-за чего ее щечки стали похожи на спелые яблоки.
- Тогда невесту мы берем, да косу тоже мы возьмем!
Кузнец аккуратно подрезал косу, чтоб она доставала до грудей, и передал свахе.
- Коса наша не даровая - отдавай нам злато да часть каравая! Да только смотри - отца не разозли!
Мешочек с монетами появился на столе, жених разрезал каравай на два куска и каждый отломал себе от них мелкий кусочек.
- Курочка моя очень мне уж дорога, но петушок твой, Марья, знаю хороший будет муж. Свадьбу чрез пару дней сыграем и угол тоже им устроим.
***
Свадьба прошла как надо: весело и шумно. Каблук у невесты не ломался, а главным в семье оказался Богомил, потому что он откусил чуть ли не половину свадебного каравая. "Не повезло Софе такого детину кормить. И как с ним только мать справлялась?" - с улыбкой спрашивала сваха, вызывая смех гуляющих. Чтоб не теснить молодых Мария поселилась в доме кузнеца, а Ратибот в избе ведьмы. Ночью же, после свадьбы, весь хутор слышал, как черти пили за здоровье новобрачных!
Да только отец невесты, после гулянья, вышел на старое языческое капище и подошел к трем камням, лежащим друг на друге, положил маленький кусочек пахучего дубом каравая и, немного помолчав, прошептал: "Выдал я Софию нашу в добрые руки, хороший хлопец, не переживай тама. Чувствую, что и мой век идет к концу, но внуков я за нас двоих поняньчу, а как вырастут лягу тут у тебя и уже не будет мне так тяжко. Эх, Галя, совсем на тебя похожа дочкá, и так радостно и грустно смотреть на нее... Почти пол века я тебя любил и, надеюсь, еще столько же проживу тебя любя",- старик дотронулся губами до нижнего камня и, слегка поностальгировав, двинулся домой.

Глава седьмая. Лихо.
Ночью октября всегда приятно посмотреть лишний раз на луну как на стареющую, так и на растущую. Цветные листья деревьев постепенно падали на землю, укрывая ее от звереющих ветров. Дым от труб домов радовал глаза, казалось, что он тянется своими бесформенными пальцами к луне, но ветер бессчетное количество раз обрубал их своим невидимым мечом. Эта картина чем-то напомнила Ратибору ту сказку, о маге и луне.
Вернувшись с ночной вылазки с корзиной разных цветов - Кветка вычитал в книгах старухи о разных свойствах растений в разное время - он увидел на распашку открытые двери, три белых клубка, издали напоминая букетик ромашек или белых кувшинок, вжались в дно корзины и заскулили.
- Что такое?
Но ответа не последовало, он слегка потер кончик вылезшей пряди решая, что делать, и все-таки зашел в дом. На кухне сидела девушка с закрытыми глазами, длинные волосы были спутаны, а одежды ее явно ей малы. Подойдя ближе Ратибор смог осмотреть в свете луны изрубленные руки и ноги гостьи, полностью покрытые гнильниками и язвами, на шее красовался темный след, словно кто-то пытался задушить ее.
- Кто же ты?
Открылся правый глаз, красный, то ли от слёз, то ли от крови.
- Приш-шел хозяин значит...-девушка стала принюхиваться. -И чертей мне принес-с…
Длинная изуродованная рука достала из корзинки белого чертика.
- Оё-ё-й! Батько, не губи!
Лихо широко открыла свою зубастую пасть, языком провела по шерстке пойманного беса.
- М-м-м... Чис-стый... Вкус-сный...
- А ну не тронь!
Парубок грубо отобрал черта и уложил его в корзинку, которую после ногой отодвинул. Нечистый тихо заплакал: испугался, да и еще клочок шёрстки урвали – бедняга. Лихо растеряно смотрело прямо в лицо молодого-колдуна, а после вновь улыбнулась облизываясь.
- С-скоро приду ещ-ще, ж-жди беды.
Девушка встала почти впритык к юноше. Почему-то ее уродство не пугало его, а даже вызывало некоторый интерес, он почувствовал в руке стебель цветка, мокрый от ночной росы, и преподнёс его почти к лицу чудовища. Она чуть смущенно, было заметно по бегающему зрачку, который смотрел то на лицо, то на цветок, резко провела своим синим языком по шее и губам Ратибора.
- Вкус-сный, хра-абрый... Ещ-ще с-свидимс-ся…
Гостья плавно вышла, беззвучно закрыла дверь. Хозяин грузно сел за стол, черти мигом вылезли из корзинки и, став одной белою кошкою, улеглись на колени.
- И зачем дали цветок?
Тихо урча, голос кошки постоянно менялся, хватая то низкие, то высокие ноты:
- М-м-ры видели как хозяйка м-р-р дарила ей эти цветы, чтобы быстрей ушла. Видимо, редко дар-мр-рят.
***
В кузнице Степана никогда не гас огонь, чтоб не разозлить Сварога и не потерять его милость. Даже сейчас, как только пропели петухи, Богомил уже разжигал слегка ослабший огонь и готовился выплавлять подковы да ухнали. Старый мастер лишь наблюдал за работой ученика, изредка помогая, и, когда только первая дюжина оказалась готова, Богомил присевши стирал пот с лица, кузнец заговорил:
- Ты, брат, уже хорош в моем деле, хочу я тебе кузницу мою передать, да только тебе нужно кое-что сделать.
- Чего же, батько?
- Нужно тебе сделать штуку для меня хорошую, чтоб я убедился в твоем мастерстве. Выплавляешь ты ловко, да только теперь нужно без заготовки. Выкуй мне меч, да чтоб такого меча я еще не видовал.
- Добра, батько, завтра начну.
Чуть передохнув и остудившись, Богомил вернулся в кузню, а старик, довольный таким ответом, на пару с Марьей, пошел проверить свою дочку. Та без устали трудилась по дому, а на печи были развешаны пеленки.
- Уже готовишься? Молодец, дочка, вот тут нужно немного переделать, а тут вот добротно вышло! - указывала мать, а старик, слегка поговоривши с бабами, ушел на свою любимую лавку. Мимо него проходил Егорушка и он окликнул немого:
- Гэй! Егорушка, посиди со мной, побалакаем.
Немой с радостью присел к деду и, когда тот набил свою носогрейку, стал показывать и пытаться говорить.
- Что ты на хату ведьмы показываешь? Не ведьма? А, Ратибор тот, не нравится он мне, слишком какой-то сам себе живет. Хотя, да, на поле работает хорошенько. Что ты на рот показываешь? Не уж то сказал вылечит? От-ти-на! А старая Астасья так и не смогла. Устал уже молчать и показывать, да? Понимаю, но знаешь как говорят: "Язык мой - враг мой". А сейчас еще такое время, чуть скажешь что-то про Христа этого, то тебя сразу - старик сплюнул и несколько раз ударил ногой в лапте по земле - и забудут кто ты и жил ли ты. Ладно, заговорил я тебя, не серчай.
Но Егорка остался и не ушел. Сделав пару затяжек носогрейки и выпустив дым, дед сказал:
- Нравится меня старика слухать? Ну добра, расскажу одну историю,