Живым не дамся смерти. Глава 5

– Вопрос на засыпку. – Без всякого предисловия на приветствие и на как ваши дела, что для этого места нахождения может показаться не к месту, сказал не в бровь, а сразу в лоб и в заслезившийся глаз (так будет геологационно верней и ближе), высокий, как жердь, человек настырной бескровности и в тот же момент невероятной дерзости в себе. И всё это вместе взятое относилось к работнику судебно-медицинских служб, приписанного к месту окончательной регистрации граждан (МОРГу), к кому с вот таким нарративом, корёжащим слух голосом, как ржавым ножом по жестяной поверхности, как по кругу обратился этот некто. Отчего работник приёмного отделения МОРГа, так неожиданно для себя разбуженный сперва, а затем перехваченный этим неизвестным, странного очень вида, от которого той же ледяной стужей веяло, что и от основной клиентуры МОРГа, с кем ему приходилось иметь тут дело, несколько в себе опешил, не зная пока что как реагировать на такой к себе подход.
– Что приводит ваших основных клиентов в эту точку итоговой регистрации? – задаётся этим вопросом на засыпку неизвестный.
– Каждого по-своему. – Отвечает работник МОРГа, протирая заспанные глаза.
– Не кажется ли вам тогда странным то, что при наличии стольких разных жизненных путей, они, эти пути, чтобы вы не делали, всё равно приводят в одно место. – Продолжает умничать этот сложный для понимания работника МОРГа человек. И не поймёшь его, чего ему, собственно, тут надо.
– Вас кто-то конкретно интересует? – уже собранным и уверенным голосом задаётся вопросом работник МОРГа, кого, конечно, можно поначалу сбить с толку, но только на короткий промежуток времени. Всё-таки он каждый день, а часто за полночь имеет дело с такой изнанкой человеческого я и жизни, что он перестал чувствительно, сердечно и вообще как-то реагировать на то волнение, за которое отвечает человеческое сердце.
– Нас интересует поступившая вам вчера вечером неопознанная личность свидетеля своей смерти. – В разговор вдруг влезает вышедшая на первый план своего я, молодая и яркая представительница современности, – её яркость определялась не колором её помады и туши, а той самой выразительностью своего внешнего вида, которую в себе подчёркивают эмансипированные представительницы женского пола, категорично отказавшиеся от всего женского, нося на себе брючный костюм, минимум красочного антуража и беспрецедентно ледяной, пробирающий до самых поджилок взгляд надменности и своего уверовывания в том, что вам уже ничем не поможешь, – до этого момента не вмешивающаяся в этот разговор и стоящая позади своего напарника.
– Как-как вы сказали? – неожиданно для всех тута переспрашивает современницу работник МОРГа, видимо из-за своего отшельнического образа жизни (а таковы издержки этой специфической организации труда, мало кто желает и дальше иметь дело с таким человеком, кто большую часть дня проводит с трупами и людьми неживыми) переставший делать верные оценки реальности. И современница, слегка опешившая и покоробленная от такого к себе вопросительного подхода этого смотрителя последнего пристанища человеческой души перед её отправкой в дальнейшее путешествие, – он явно начал упиваться своей значимостью и властью перед людской беззащитностью, – сразу мало что поняла из того. что себе решил позволить этот всего лишь привратник в обитель исключения, как на внутреннем сленге того места, где по штатном расписанию числится эта современница и её напарник, зовётся МОРГ. Но она сдержалась от заслуженного этим привратником примечания его в одно пустое место, и повторила свой вопрос.
– К вам вчера поздно вечером поступила без признаков жизни неопознанная личность свидетеля своей смерти. Будьте так любезны, нас к ней проводить. – Отчеканивая прямо слова, проговорила более чем убедительно современница, по совместительству сотрудник следственного отдела под значимым кодовым именем Алиса, как она этому привратнику отрекомендуется с помощью своих верительных грамот из прошлого, а сейчас с помощью своего служебного удостоверения. Где и будет до этого дерзкого и в чём-то привередливого привратника доведён весь спектр полномочий, дающих право Алисе проходить туда, куда она хочет, просить то, что ей нужно и всему этому должен содействовать он, привратник с основательным именем Пантелеймон.
А Пантелеймон, что за вредная и малоустойчивая всё-таки личность, и он с одного и даже со второго раза не понимает того, что от него требуется и просят. И он вместо того, чтобы сразу проявить гражданскую сознательность и инициативу, предложив Алисе всего себя, – я к вашим услугам, – начинает тут надсмехаться и иронизировать над тем, над чем грешно и кощунственно смеяться. И Пантелеймона в такой своей без рассудочности поведения не оправдывает нисколько даже то, что он отупел и притупился в чувствах и нравственности, круглосуточно также бывало, проводя всё своё служебное время в обществе людей, для кого всё человеческое осталось в прошлом и чуждым.
– Интересно вы его обозначили. – Вот так иронизирует Пантелеймон над тем, над чем не стоит насмехаться. – Свидетель своей смерти.
А вот Алисе Стальевне для вас, удивительно и непонятно такое слышать. О чём она так прямо и говорит. – Не понимаю, что у вас вызвало этот всплеск невежества. – Замечает за Пантелеймоном эту рецессию умственного потенциала Алиса Стальевна. – Пока же не проведены следственные мероприятия и не выяснена причина, приведшая нашего подопечного в то самое состояние, которое констатируется, как смерть, мы не можем записать его не только в обвиняемые, но и в подозреваемые в своей смерти. Так что он пока что привлекается в качестве свидетеля. И по мере следствия мы это всё и выясним. И как понимаете, что в таком деле до окончания расследования, под подозрением находятся все.
– И я тоже? – с насмешкой над тем, над чем смеяться себе дороже, вопросил Пантелеймон, чья неисправимость в деле своей упрямости и вот такая преступная беспечность, прямо обескураживает и настораживает.
– Вы в первую очередь. – Без тени возможности иронии и шутки проговорила Алиса, своей нечеловеческой сквозь Пантелеймона холодностью взгляда всё же сумев вогнать Пантелеймона в трепет ужаса при виде раскрывшейся перед ним бездны отчаяния, стоящей в бездонно мёртвых глазах Алисы, куда и обратно шло бесчисленного количество лестниц, и как было дано понять Пантелеймону, то одна из них предназначалась для него.
– Веди. – Раздаётся голос напарника Алисы. И Пантелеймон, не задаваясь больше лишними вопросами, проводит до пункта назначения, прозекторскую, в такую спозаранку его потревоживших сволочей, как по ним (по его не званным гостям) вне себя выведенный прошёлся Пантелеймон. Правда, не без своих заминок и происшествий, без которых редко сопровождается путь по незнакомым и в первый раз вижу местам.
Чему также сопутствовало то, эти незваные гости, сволочи по жёсткому недосыпу и мнению Пантелеймона, были не просто обыватели, кого вдруг настигла трагическая весть о каком-то своём непутёвом родственнике, кому давно и всегда пророчили вот такой скоропостижный исход из своей жизни, а он, вот же новость, на этот раз не подвёл такие на его счёт ожидания всех его знакомых и родственников в том числе, правда только слишком неожиданно, а это были представители тех структур жизни, которые регулируют правила и процессы жизни. И они имеют приоритетное право перед таким, как Пантелеймон обывателем, на доступ туда, куда они и когда укажут.
Так при проходе по несколько мрачновато освещённым коридорам МОРГа, ведомые Пантелеймоном сотрудники специальных служб, занимающиеся поиском истины, как опять же Пантелеймон, на этот раз более разумно и вдумчиво о них рассудил, – они на основании выстраивания логических цепочек, через улики и фактаж, ищут причины из этих следствий, –  своим неспешным, с задержками на пути ходом, давали понять Пантелеймону, что они от него не только что-то утаивают, а они, как минимум, с ним не честны в том плане, что они здесь никогда не были. И хотя они этого в разговоре с ним не утверждали, всё же Пантелеймон не такой наивный служитель МОРГа, и он умеет слышать и понимать значение употребления некоторых слов вот такими людьми из специальных служб.
И когда этот сурового и хмурого вида тип весь в чёрном и с такими же очками на своём вытянутом лице (и не пойми что он из себя строит), заявил ему: «Давай веди», то он таким образом косвенно указывал на то, что они тут в первый раз и без него не найдут дорогу до прозекторской, где расположены холодильные камеры, в которых хранятся люди, прибывшие для своей окончательной регистрации в качестве не живых субстанций, перед своей отправкой в последний путь.
И вот эти представители специальных служб, двигаясь сзади от Пантелеймона так, как им того хотелось и заблагорассудилось, что нисколько не было похоже на то, что они провожались и тем более велись Пантелеймоном, из-за чего ему приходилось раз за разом сбавлять свой ход, перебрасываясь шепотом и словами на чём-то там останавливались (уж точно не на своих словах), и как пронималось Пантелеймоном, кто никогда не опустится до того, чтобы за людьми приглядывать и ловить их на чём-то своём, то они там что-то искали из того, что они могли потерять тогда, когда здесь никогда не были (это была тонкая ирония Пантелеймона; ага, развесил уши и всему поверил).
При этом эти, всё более и более непонятного для Пантелеймона качества люди, по ходу вот такого своего подозрительного движения во всю заговаривают уши Пантелеймона якобы касающимися впереди всех их ожидающего дела разговорами.
– Что нам о нём известно? – и вот для чего задаётся вот таким вопросом сурового вида оперативник. Вот и Пантелеймон совершенно не представляет. Тем более об этих фактах вслух при постороннем сообщать, то это вообще преступная халатность. Если только всё это не является прикрытием какой-то сложной комбинации. Мы, мол, этого лопуха прозектора специальными словами заговорим, а как только он, что за лопух такой, проникнется ответственностью за оказанное ему доверие, то можно будет делать что душе пожелается. К примеру, заняться анатомическими исследованиями, на которые никто разрешение не давал и не даст в ближайшие годы. Эти типа не этично и всё такое. Но когда предлагается столько денег, то не этично и не разумно будет отказаться от этих денег. В общем, вот так его, лопуха, на такой наив решили развести эти коррумпированные оборотни в погонах.
– Работал на доверии. – Даёт ответ Алиса Стальевна после совсем ни о чём задержки.
– И кого он таким образом обманул? – с долей иронии спрашивает суровый оперативник, демонстрируя в себе особый взгляд на этику отношений между людьми, находящимися по разные стороны закона, когда он при исполнении.
– Уж точно не смерть. – Симметрично заданному вопросу отвечает Алиса Стальевна, по всей видимости одного мировоззрения со своим напарником на вот такие аспекты жизни.
– А если пока отодвинуть в сторону судьбу, то какие есть предположения на его счёт. Кто решил не быть им обманутым, клиент или босс? – спрашивает напарник Алисы Стальевны.
– 50 на 50. Хотя я бы