Казахский гамбит. Эпизод второй.

оригинальных идей молодым шахматисткам, то я сейчас позвоню Алжасу Кошмаровичу, − Муртас намеренно исказил отчество своего зама, − и вас до нового года отправят в какой-нибудь комфортабельный зиндан, − он поиграл крепкими бицепсами.

− Но как же лозунг «Мы одна семья»? – упирался Сазонов.

− Вы, ребята, закинули по палке и хватит с вас, − Муртас как ленивый кот, откинулся на стенку бассейна, Ольга с Алиной прильнули к его телу по обе стороны,− а теперь пейте водочку, полируйте пивком, закусывайте – там у вас полный дастархан. А я как член турнирного комитета и комментатор заслужил двойную порцию.

Сарделько стала гладить волосатую грудь Муртаса.

− Да, и дверь за собой закройте, − по-хозяйски бросил Кашгалиев.



Разочарованные, Михаил с Максимом вернулись в предбанник к столу.

– Ну все же, мы гости здесь и не можем настаивать, − допил пиво из стакана Утяцкий.

– Прекрати говорить глупости! Как ты не поймешь, что нашему казахскому коллеге может понадобиться помощь здорового коллектива! – нервно дернул плечами Сазонов.

Михаил подошел к столику, взял открытую бутылку водки, тарелочный лопух с сардинами и вернулся обратно к коллеге по шахматному цеху.

– Мы сегодня все равно много почерпнули для себя в шахматном плане, – мелкими глоточками втягивал в себя водку Утяцкий. – даже гроссу надо время от времени повторять усвоенные знания.

– Угу, например «профилактическое мышление», − криво ухмыльнулся Максим и кинул использованный гандон в мусорник.

− Ты вульгарно упрощаешь, − со значением произнес Михаил. – сэкономленную энергию мы должны завтра выплеснуть на шахматную доску, создав новые блестящие произведения, которые могут войти в сокровищницу мировой шахматной культуры…

Тем временем за стенкой донеслись страстные мужские охи и женские ахи.

− А здесь что? – продолжал Утяцкий, хрустя маринованным огурцом, − Хорошая все-таки баба Алинка. Не зажимается только с супругом, как некоторые… Стервочка, конечно, но как без этого. Недавно тут услышал теорию одного знакомого.  Бред, конечно, но в этом что-то есть. Он весь в пене доказывал, что идеальные отношения между мужчиной и женщиной – это когда они любят друг друга, но при этом она считает, что, по большому счету, все мужики сволочи и козлы, а он – что все бабы дуры. И при этом они живут счастливо. А когда этот баланс нарушается, она вдруг неожиданно подумает, что не такая уж он и скотина, или у него мелькнет мысль, что, в сущности, она вовсе и не дура, – все. Баланс нарушается, и дальнейшее совместное проживание превращается в ад! Чушь, конечно, но в этом что-то есть.

За стенкой раздался женский смех.

– Моя это вообще отдельная песнь песней. – налил себе сорокаградусной Сазонов, − Звонит почти ежечасно. Беспокоится, пьяный ли я, трезвый, один или с кем-либо. Бред! Да, хотели вместе приехать. Но не сложилось! Настюха только на блиц прибудет. Но она все время спрашивает про других баб! Если это ревность, то какая-то маразматическая. Глупость бабская! Вот перед туром звонила. Фотки собачек прислала! Хорошо, что я не забыл батарею из телефона вытащить, иначе бы ноль влепили.

Из-за дверей продолжали доноситься то обрывки фраз, то специфические мужские и женские стоны, то взрывы хохота. Максим как следует налегал на напитки на столе – все-таки за день большая нагрузка легла на организм – и физическая и интеллектуальная.

Через какое-то время он увидел над собой бородатое лицо Утяцкого:

– Конечная! Выходим!

Но команда не сработала, и Сазонов почувствовал, что вроде его понесли на руках. Он ощущал себя как античный Антей, оторванный от родной земли, стремительно теряющий богатырские силы. Поэтому отчаянно барахтался и даже пытался плюнуть в неведомых носильщиков. Потом был гостиничный номер. Потом большая кровать. Потом туман. И сумбурный сон про вечный покой, который ну ни в какую не хочет радовать сердце.