Сократ, или На ослов не обижаются

Представление

– Какой большой рынок, сколько на нём всего! – удивлялся человек в восточной одежде, разглядывая рынок в Афинах. – Не уступит, пожалуй, ни одному восточному базару, – нет, не уступит, уж я-то немало базаров повидал.
–– Да, наш рынок богат и разнообразен, но с роскошью восточных базаров, всё же, не сравнить, – сказал один из его спутников, красивый молодой человек. – Как я завидую тебе, Зопир! Только на Востоке умеют наслаждаться жизнью.
– В жизни есть кое-что получше наслаждений, – заметил третий их товарищ, крепкий и широкоплечий. – Жаль, что ты этого не понимаешь, Алкивиад.
– Зато ты понимаешь за нас двоих, Платон! – тут же откликнулся Алкивиад. – Ты, конечно, говоришь о мудрости, она для тебя важнее всего? Я тоже её ценю, но не настолько, чтобы отказаться от радостей жизни.
Платон хотел что-то возразить, но Зопир остановил его:
– Не спорьте, друзья, каждому человеку уготовано своё место в жизни: уже по одной внешности можно определить, кто он таков и к чему предназначен.
– Вот как? Ты можешь определить по внешности человека, что он собой представляет? – недоверчиво спросил Платон.
– Это не трудно, – ответил Зопир.
– А ты можешь определить, что за человек вон тот, который застыл на  середине дороги и мешает всем пройти? – спросил Алкивиад, пряча улыбку.
Платон тоже улыбнулся:
– Да, интересно, что ты о нём скажешь?
– Ну-ка, посмотрим внимательнее, – сказал Зопир. – Приплюснутый и вздернутый нос с широкими ноздрями, толстые губы, одутловатое лицо, бычья шея; глаза навыкате, как у рака, смотрят исподлобья. Всё ясно – этот человек умственно отсталый, неуверенный в себе, но одержимый похотью; о последнем свидетельствуют чувственные губы и  маслянистый взгляд.
Алкивиад и Платон дружно расхохотались.
– Что такое? Чему вы смеётесь? – спросил Зопир. – Вы знаете этого человека, я верно угадал его характер?
– О, да, мы хорошо знаем этого человека! – ответил Алкивиад. – Это Сократ, которого дельфийский оракул устами священной девы-прорицательницы назвал самым мудрым  человеком в мире.
– И всё же внешность не может быть обманчивой, – упрямо сказал Зопир. – Я долго изучал физиогномику и редко ошибаюсь.
– А вот мы сейчас спросим самого Сократа, – весело отозвался Алкивиад. – Сократ! Сократ! Очнись! Можешь подойти к нам?
Сократ вздрогнул, будто проснувшись, и, увидев, кто его зовёт, широко улыбнулся.
– Да, уже иду… Что вы хотели?
– Познакомься, это Зопир, мудрец с Востока, – сказал Алкивиад. – Он мастер физиогномики и говорит, что твоя внешность свидетельствует об умственной отсталости и одержимости похотью. Мы позвали тебя, чтобы ты посмеялся вместе с нами.
– Нечему смеяться. Он прав: всё это было присуще мне в молодости, – спокойно ответил Сократ. – Я был очень глуп, а Эрос являлся моим любимым божеством. Если бы ко мне не пришла любовь к мудрости, я бы остался таким, каким меня увидел  Зопир.
– Говорил же я вам! – сказал Зопир. – Но как тебе удалось преодолеть свои пороки? – спросил он Сократа. – Весь мир легче исправить, чем самого себя.
– Человек становится тем, кто он есть, благодаря духовному воспитанию, а врождённые качества можно изменить, – ответил Сократ. – Возьми, к примеру, моих молодых друзей, которые стоят возле тебя. Платон, прозванный так за широкие плечи, раньше носил имя Аристокл, что означает «Венец славы». Он и стремился к славе: стал  олимпийским чемпионом по борьбе и кулачному бою, был окружён толпой восторженных поклонников, но своё подлинное призвание нашёл в философии. Теперь в его душе горит огонь познания, а горение олимпийского огня он оставил для других. Ведь так, Платон?
– Да, так, – кивнул Платон. – Благодаря тебе, Сократ, я полюбил мудрость.
– Но и славу не разлюбил: если бы ты знал, что твои произведения никто никогда не прочтёт, стал бы ты заниматься философией? – спросил Сократ. – Твоё тщеславие побудило тебя заняться ею, как ранее оно вывело тебя на олимпийскую арену. Будем надеяться, что в философских поединках ты достигнешь не меньших успехов, чем в кулачном бою… А вот Алкивиад, чьё имя означает «Храбрый силач». Он действительно храбр и силён, а ещё красив, образован, благороден и наделён многими талантами; к тому же, он из знатного, всеми уважаемого рода. Прибавлю, что  Алкивиад превосходно управляет колесницами и завоевал все три призовых места на Олимпийских играх.
– Спасибо, Сократ, за такую характеристику. Очень приятно услышать её именно от тебя, – улыбнулся польщённый Алкивиад.
– Если бы ты развивал свои достоинства, а недостатки побеждал, ты стал бы лучшим из всех людей, – продолжал Сократ. – Но, боюсь, твои недостатки победят тебя, а не ты их.
– Какие же мои недостатки столь сильны, чтобы победить меня? – обиделся Алкивиад.
– Какое впечатление произвёл на тебя этот рынок? – вместо ответа спросил Сократ.
– Как раз перед твоим приходом я восхищался его богатством, – удивлённо сказал Алкивиад.
– А если бы ты ценил умеренность и воздержание больше богатства, если бы помнил о том, что чем меньше у нас желаний, тем ближе мы к богам, ты сказал бы: «Как много здесь того, что мне не нужно», – ответил Сократ. – В мире много соблазнов, и нелегко перед ними устоять. Ты мчишься по жизни, по пути срывая удовольствия, будто цветы, – смотри, чтобы твоя колесница не опрокинулась на каком-нибудь крутом повороте.
Алкивиад пожал плечами, не найдя, что ответить, а Зопир с уважением произнёс:
– Теперь я и сам вижу, Сократ, что дельфийский оракул недаром так высоко отозвался о тебе.
– Уже и тебе об этом рассказали? – засмеялся Сократ. – Афинянам приятно думать, что наимудрейший человек мира живёт в их городе, но мне ответ оракула доставил одни неприятности. В чём моя мудрость, разве на свете нет других мудрых людей? Я даже образования хорошего не получил: мой отец Софроникс был скульптором, и я помогал ему в мастерской, кое-как учась в гимназии. До сих пор я запинаюсь при чтении и коряво пишу – неужели это похоже на мудрость?
– Ты принижаешь себя! – вскричал Алкивиад. – Когда я слушаю тебя, сердце у меня бьётся гораздо сильнее, чем у беснующихся жрецов Аполлона, а из глаз моих льются слёзы; то же самое происходит со многими другими. От твоих слов моя душа приходит в смятение, негодуя на мою ничтожную жизнь, и я понимаю, что нельзя больше жить так, как я живу.
– Не ты ли говорил, Сократ, что самое позорное невежество – думать, что знаешь то, чего не знаешь? – вмешался Платон. – Ты никогда не опускался до такого, напротив, ты утверждаешь, что знаешь лишь то, что ничего не знаешь. В этом твоё отличие от прочих  мудрецов, которые напыщенно и важно проповедуют свои идеи.
– И ты с ними, Платон? – с иронией спросил Сократ.
– И я, – согласился Платон. – Оттого-то ты мудрее всех нас.

Война

– Платон! Платон! Платон! – кричал Алкивиад перед домом Платона.
– О, великий Зевс, кто это раскричался так, будто у него сто глоток?! Да войди ты в дом, безумный, что ты орёшь на улице? Да кто он, этот громогласный? – возмущались соседи. – А, так это Алкивиад! Хвала и слава тебе, Алкивиад! – узнали они его. – Пусть боги будут милостивы к тебе!
– Платон! Платон! – не обращая на них внимания, продолжал кричать Алкивиад, пока Платон не появился в дверях.
– Что тебе? – спросил он. – Зачем ты пришёл в такой ранний час?
– Ты, что, не слыхал? Сегодня должно быть принято решение о войне со Спартой, – зашептал ему Алкивиад. – Пошли к Сократу! Интересно, что он скажет об этом?
– Постой, куда ты направился? Нам в другую сторону, – остановил его Платон. – Сократ сейчас работает в поле, я знаю.
– Работает в поле? – удивился Алкивиад.
– Ты как с Луны свалился! Это мы богаты, у нас есть слуги и рабы, которые трудятся за нас, но Сократ небогат, ему приходится жить своим трудом, – сказал Платон. – К тому же, есть ещё причина, по которой он стремится реже бывать дома: его мать Фенарета настаивает, чтобы он женился…
– Женился? – переспросил Алкивиад. – Но ведь он уже не молод.
– Фенарета – лучшая повитуха в Афинах; она помогла появиться на свет многим детям, а теперь хочет увидеть своих внуков, – объяснил Платон.  – Сократу же вовсе не хочется жениться: «Женюсь я, или не женюсь, я буду жалеть об этом, – сказал он мне. – А если нет хорошего решения, к чему торопиться?».
– А мне он сказал, когда я впервые пришёл к нему: «Славный юноша, доверься мне как сыну повитухи. Сам я пуст, но помогу тебе родить на свет знания, сокрытые в тебе самом», – вставил Алкивиад.
– Вот видишь, мать многое значит в его жизни, и он не хочет огорчать её, так что я не удивлюсь, если Сократ, всё-таки, женится, – усмехнулся Платон. – Однако пока он оттягивает это событие.
– Ну, хватит болтать! – нетерпеливо сказал Алкивиад. – Пошли к Сократу!
***
Сократ мотыжил землю; увидев Алкивиада и Платона, он отставил мотыгу в сторону и с улыбкой произнёс:
– Вот и мои друзья, о которых я точно знаю, что они – мои друзья. Это удивительно: всякий человек без труда скажет, сколько у него овец, но не всякий сможет назвать, скольких он имеет друзей, — настолько они не в цене.
– Ты слышал, Сократ, у нас будет война! Что ты думаешь об этом? – с ходу выпалил Алкивиад. – Бросай же свою работу, есть более важные дела!
– Всему своё время, – спокойно ответил Сократ. – Я скоро закончу то, что хотел сделать сегодня, а вы пока посидите в тени масличного дерева – в столь жаркий день вам не помешает охладиться.
–…Война? – говорил Сократ, когда вместе с Алкивиадом и Платоном возвращался в город. – Я вчера беседовал о ней с нашими тактиками и стратегами. Они уверены в нашей быстрой победе, а я нет. Они даже не знают численности нашего войска, а боеспособность его хуже некуда: сторожевые посты и те не справляются со своими обязанностями. Если же взять в расчёт состояние нашего народа, то надежд на победу не остаётся никаких. Вместо взаимной поддержки для общей пользы, наши люди вредят друг другу, завидуют больше, чем чужим; больше всех на свете ссорятся как в частных, так и в общественных собраниях, чаще всех на свете ведут тяжбы между собою и предпочитают наживаться таким способом. На общественное достояние смотрят как на чужое, дерутся из-за него и чрезвычайно бывают рады, когда обладают силой в такой борьбе. Вследствие всего этого у нас в городе полная сумятица и засилье зла, страшная вражда и ненависть среди граждан, и потому я очень боюсь, что война станет для нас таким бедствием, какого мы не в силах будет перенести.
– Но не можем же мы допустить, чтобы Спарта напала на нас! – вскричал Алкивиад. – Спартанцы уже собирают военные силы для нападения и заключили союз с нашими врагами.
– С чего ты это решил? Я, напротив, слышал, что спартанцы неукоснительно соблюдают условия наших с ними договоров и вовсе не собираются нападать на нас.  Платон может подтвердить мои слова, ведь он участвовал в переговорах со спартанцами, – Сократ взглянул на Платона.
– Верно, – кивнул Платон. – Наши лазутчики в Спарте также доносят, что там нет никаких приготовлений к нападению.
– Вы заблуждаетесь: спартанцы хитры и способны обмануть кого угодно, – недовольно  заметил Алкивиад. – Не стал бы наш стратег говорить о войне со Спартой, если бы спартанцы не готовились к нападению.
– Все войны