был ответ. – У тебя послание?
–Я должен передать кое-что Азазелю, – признался Габриэль.
–Можешь дать мне, я передам, клянусь тьмой! – Велиал протянул широкую ладонь, когда-то покаравшую Гоморру, в дружеском жесте.
–Лично в руки, – предложение было соблазнительным, но не то это было место и не то было время, чтобы принять его.
–Я передам! – Велиал снова был оскорблён, – ты что, архистратиг, полагаешь, что я…
–У меня прямое повеление. Лично в руки Азазелю.
Велиал помедлил с решением. Ему очень хотелось не пропустить архистратига, очень хотелось оставить его стоять у ворот, но мечты-мечты. Велиал когда-то полагал свою службу у Владыки ярмом, но оказалось, что свободы нет и во тьме, и более того, местная дисциплина вообще не терпит спора и не знает пощады. Но Велиал был заносчив и горд, и он никогда не признает за собой ошибки.
«И где Михаил мог увидеть в этом мире проблеск света?» – искренне недоумевал Габриэль, глядя на ту борьбу тщеславия и страха, что была сейчас в лице Велиала. Велиал, конечно. Не был единственным демоном Подземного, но неужели спасённый Михаилом Сельдфигейзер был другим и так отличался от всех, кого знал сам Габриэль?
–А я тебя не пропущу, – ухмыльнулся Велиал, – вдруг ты несешь опасность для нас? Письма с тобой нет, приказа тоже. Ты не наслужбе, а частное лицо. А это значит, что я могу дать тебе, частное лицо, по носу…
Драться с Велиалом не хотелось. Это была его территория, а при Габриэле не было оружия, но спасение пришло неожиданно.
Женский голос – высокий, пронзительный, и редко-властный в этих краях, раздался за спиной Велиала и заставил его сжаться:
–Почему задержка?
Габриэль увидел обладательницу этого голоса, хотя и сам уже, не видя, понял, кто это. Лилит. Та самая Лилит, у которой было лишь два состояния: нервное или мудро-мягкое. В первом случае она бесновалась, творила бесчинства, во втором выступала в роли миротворца среди Подземного Царства.
–Госпожа Лилит, тут архистратиг…– Велиал потерял всякую надежду на успех, но пытался ещё сохранить лицо.
–Какой же он архистратиг? – возмутилась Лилит. – Архистратиг – это тот, кто имеет меч Света и Животворящий Огонь, а доспехи которого вобрали в себя свет первых звёзд. Это же всего лишь гость.
–Гость, – согласился Габриэль. Внезапно Лилит показалась ему разумнее. – У меня есть послание к Азазелю. Лично ему…
–А гостей, – но Лилит откровенно хамила и не желала даже взглянуть на архистратига, – мы никогда не держим на пороге. В наше Царство вхож всякий!
«Выходит, правда, только один раз в тысячу лет, и то вы облавы устраиваете…» – чуть, было, не ляпнул Габриэль, но успел заткнуться и кивнул, соглашаясь со словами Лилит.
–Пусти его! – велела демоница и исчезла во тьме, оставляя Велиалу лишь горестное сожаление и единственное решение впустить Габриэля.
***
Пусть Габриэль не был одет подобающе, пусть и прибыл он гостем – все обитатели Подземного Царства высшего чина прекрасно поняли, что он здесь по воле Владыки. А это значит. Что принять его надо было с тем особенным шиком тьмы.
Сказано – сделано. В Подземном Царстве это быстро устроить.
Не успевает Габриэль и поприветствовать нового демона, вышедшего ему навстречу и рассказать, что Азазелю ему нужно передать кое-что, как Габриэля уже, не дав ему сказать, усаживают за пиршественный стол. Тут самые изысканные и тонкие яства, каких не бывало на столах ни одного короля или властителя земного – всё, что хочешь, чего пожелаешь! Фрукты, мясо, рыба, десерты – ешь! Пей самые лучшие вина и ликёры – опьянения не будет, только вкус, распаляющий всё большую жажду, только специи, которыми щедро благоухают все блюда, пробуждая дикий голод.
Габриэль знает, что нельзя есть и пить, что здесь старается демон Вельзевул, что не будет никогда сытости от кусочка, что можно так здесь и умереть, не переставая есть, и желая ещё и ещё, что пробуждается всё больший голод…
Но как не приглядеться хотя бы из эстетического наслаждения к тонким лепесткам тёмного шоколада, покрывающим аппетитную золотистую корочку гуся? Как не вдохнуть аромата самых сочных и душистых яблок, которые уложены вокруг серебрящихся боков форелей? Как не обратить внимания на возвышающиеся замки, настоящие замки из удивительно лёгких и пористых бисквитов?..
–Не ешь…– шёпот быстрый, совсем быстрый, едва различимый. Габриэль отвлекается от созерцания целой башни взбитых разноцветных сливок, пытаясь понять, кто ему сказал, озирается, но не знает. Рядом Лилит, Вельзевул, Астарот, Велиал, Абаддон, Самаэль и прочие демоны высших чинов, которым нет нужды спасать своего вечного врага.
Но всё же кто-то… неужели Михаил был прав? Свет бывает даже здесь? Или что это? Милосердие? Тоска по себе?..
Тут же у пиршественной залы танцовщицы и музыканты – десятки самых прекрасных мужчин и женщин, которые отдают себя во власть музыки и танцев. Тела у всех гибкие, сильные, заглядеться невольно легче лёгкого, и пусть грех это для Габриэля, но и он не может просто не смотреть.
Завораживает человеческая красота! Завораживает недолговечностью и живостью. Лица красивые, словно выточены искусным мастером, движения будто сама природа ведёт их танцы, а не воля тьмы…
–Не смотри, – повторяет невидимый предостерегающий и Габриэль снова не может понять, кто это.
А музыканты играют – играют что-то своё, людское, о страсти, об ошибках, и о любви, не о безусловной, а о любви к красоте, к жизни, к наслаждению.
–Не слушай, – напоминает голос и Габриэль схватывает движение возле себя.
Азазель.
–Вас-то мне и надо! – Габриэль поднимается рывком, не успев даже сообразить, что говорит, – я…
Но Азазель делает знак Габриэлю следовать за собой и уводит его сквозь тёмные и холодные галереи от тепла и жара, который очень быстро становится настоящей духотой, сдавливающей и плоть, и сердце, и душу, и вечность.
***
–Здесь всё не настоящее, – говорит Азазель, когда наконец оказываются они один на один с Габриэлем в покоях высшего демона, – еда без вкуса, лишь пресность дарует и ещё больший голод. Вино не пьянит, лишь раззадоривает жажду. И даже те блудники и блудницы, что были представлены в зале, не унимают ни огня, ни страсти, лишь толкают во всебольшую похоть.
–Зачем тогда всё это? – Габриэль не понимает. Его сражает внезапная откровенность павшего ангела.
–От тоски, – отзывается Азазель, – а кто-то и не доходит, не чувствует, ходит, смотрит, радуется, а по факту…
Азазель не заканчивает фразы, идёт к своему столу, вытаскивает маленький глиняный кувшинчик и два кубка, бодро разливает из кувшинчика и подталкивает один кубок Габриэлю.
–Я не буду! – Габриэль знает, что выглядит дураком, хуже того – напуганным дураком, но не может не отстраниться без такой резкости.
–Пей! – велит Азазель. – Оно с земли. У него есть вкус. Горький, но настоящий.
Габриэль знает, что нельзя принимать от демона ничего, но… разве Михаил не принял помощь Сельдфигейзера и не стал ключом к спасению самого Сельдфигейзера? Может быть, надо поверить? Азазель мог позволить Габриэлю остаться в зале, среди яств и порока, но вот, увёл, раскрыл глаза, а до этого предупреждал…
Ум заходит за разум, и Габриэль, скорее, чем может сообразить, отпивает из кубка. Рот тотчас обжигает горячей горечью, которая скользит куда-то вниз по телу, отзывается неожиданным удовольствием.
–Горько, – признаёт Габриэль в смущении.
–Зато по-настоящему, – отзывается Азазель. – Что ты хотел передать мне, архистратиг?
Габриэль достаёт свёрток, протягивает:
–Я получил его от Владыки.
–Вижу, – Азазель слегка улыбается. Глаза его остаются холодными, но уголки губ, когда красивого, ангельского светлого лица, а ныне изломанного страданием и пережитым, слегка подрагивают. – Я передам.
–Это не для передачи, это для…– начинает Габриэль и осекается. Он внезапно узнаёт. А может быть видит впервые символ на свёртке – печать Светоносного…
Это не для Азазеля. Это Владыка передал для Люцифера – своего лучшего творения, утерянного и восставшего.
–Это не ложь, – утешает Азазель, – Владыка тебе не солгал, он просто не сказал всего. Это другое. Возвращайся назад, архистратиг.
–А что…что там? – Габриэль поднимается, не замечая, что в руках у него всё ещё зажат кубок с настоящим горько-горячим вином.
–Я не знаю, – улыбается Азазель, теперь улыбается широко. – Ты допивай, Габриэль, и лети изо всех крылышек отсюда! Велиал зуб точит, у Лилит приступ ярости на носу, да и я не добр уже тысячу лет. Лети, пока отпускаем.
Габриэль не спорит ни насчёт вина, ни насчёт скоро своего отбытия.
***
–Я всё сделал, Владыка, – Габриэль снова в доспехах и при оружии. Непривычно ему быть без того и другого, тоже тщеславие и гордыня зарождаются, что ли?
–Передал в руки Азазелю? – уточняет Владыка. Он тих и спокоен, благостен. И Габриэль с трудом может поверить, что этот же Владыка жестоко карал грешников не так давно.
–Да, – подтверждает Габриэль, и, не удержавшись, ехидно добавляет, – Азазель сказал, что передаст…своему господину.
Владыка не удивляется и не сердится, кивает:
–Хорошо. Он всегда был ближе всех к Люциферу. Мне не нравилась их дружба, но даже мне не подвластно было их разделить.
–Владыка…– Габриэль знает, что дерзок, может быть дерзок как сам Люцифер, заявивший однажды, что престол Владыки не вечен, но разве можно не спросить, не попробовать? – Позвольте узнать, я никому не скажу, я сохраню тайну, но все же…греховное любопытство мне не даёт покоя.
–Спрашивай, – дозволяет Владыка и даже подмигивает.
–Что вы отправили…ну, Люциферу? – Габриэлю неловко произносить имя Люцифера, но что делать? Есть такие личности, даже имя которых звучит страшно и больно. Люцифер наказан, хуже всех наказан, без права на спасение и милосердие, но не забыт.
–Любопытство! – Владыка вздыхает, – любопытство сгубило Лота! Ну ладно, не тушуйся… пальто я ему отправил.
Габриэлю кажется, что он спятил.
–Пальто?
–Он в царстве огня, – объясняет Владыка, – но огонь его никогда не согреет. А раз огонь не согреет, то я подумал отправить пальто.
–Какое ещё… – Габриэль трясёт головой, думая, что ему пора в настоящий отпуск, – какое ещё…
–Пашминное! – и Владыка разводит руками, – люди говорят, оно теплее и легче кашемира. Здесь я им верю.
Габриэль покорно кивает и решает, что больше он спрашивать не будет.
