Джек Рэндэл перебывал во всех тюрьмах штата, был лично знаком со всеми их начальниками, но никогда не думал, что может случиться так, что сам окажется по ту сторону, где находились его подзащитные. Сказать, что он злился сам на себя - ничего не сказать. Досаде его не было предела. Да, его вспыльчивость и неумение держать себя в руках, когда его накрывала ярость, всегда мешали ему и портили жизнь. Единственное место, которое позволяло ему сохранять железное самообладание - это зал суда. Но, скорее всего, это была выработанная годами практики привычка.
Ярость, накрывшая его после суда, с того дня ничуть не уменьшилась, наоборот, она росла все сильнее. Несмотря на то, что в тюрьме он ощущал себя не так плохо, как могло быть, максимально комфортно, насколько это возможно здесь, и в безопасности, он задыхался от душившей его злобы.
Кэрол не отвечала на его письма. Это расстраивало его и приводило в бешенство. Ну почему, когда они с таким трудом помирились, собравшись все начать сначала, отцу понадобилось подставить ему такую подножку? Джек не понимал, с чего это он вдруг решил распорядится его судьбой, вмешавшись, поступить так жестоко, не только с Кэрол, но и с ним, и Патриком. Подумал ли он о том, что делает с ними, отправляя Кэрол на смерть - любимую женщину сына и маму обожаемого внука? Джек считал, что он просто отомстил ему за мать, за свою любимую женщину, которую он, Джек, погубил. Ведь отец ему этого так и не простил. А может, отомстил не ему, а Кэрол. Или просто решил от нее избавиться. Джек не знал. Но хотел бы знать. Может быть, у него будет еще возможность задать отцу этот вопрос, если тот выживет.
У Джека не было возможности поговорить с Кэрол после суда, хоть он и пытался связаться с ней по телефону, но она не хотела. И, судя по тому, что игнорировала его многочисленные письма, снова ему не верила, думая, что он опять ее обманул. Но ведь на этот раз он был с ней честен, во всем, до конца, когда говорил, что освободит ее, что готов все простить и забыть, хочет начать все сначала... Но теперь она ему не верила. Или не хотела верить. Теперь, когда он, возможно, впервые был с ней по-настоящему искренен и честен... И это было обидно.
Обидно было сидеть здесь, как зверь в клетке, вместо того, чтобы броситься ее спасать, доказать, что на этот раз он действительно не виноват в том, что случилось. Что к ее приговору он не имеет никакого отношения. Он и сейчас, здесь, делал все, что только мог, но этого было мало. Этим занимались его люди, а он хотел сам. Даже лучшие из них не способны на то, на что был способен он сам.
Но он не собирался здесь задерживаться. Он сам выстроил собственную защиту. И его люди делали все, чтобы развалить обвинение. Все шло успешно.
Узнав о том, что нет свидетелей того, как он стрелял, Джек сразу сориентировался в ситуации, решив настаивать на собственной невиновности. Этой возможностью он был обязан Заку, который обратил внимание на то, что коридор был пустым, и сразу велел Хоку незаметно вытереть отпечатки пальцев Джека с оружия, что тот и сделал, воспользовавшись поднявшейся суматохой.
Когда Зак сказал Хоку, что они с Джеком хотят заявить о том, что стрелял он и объяснили, что это единственный шанс для Джека, великан согласился. Естественно, никто не собирался посадить его на скамью подсудимых вместо Джека, Зак отправил его заграницу в длительный, хорошо оплаченный отпуск, пообещав, что как только все уляжется, он сможет вернуться в страну, если захочет.
Джека печалило то, что он потерял Хока, к которому уже привык и привязался, но иного выхода не было. Его преданность и самопожертвование впечатлила Джека, он потерял телохранителя, но обрел настоящего друга, каких у него было немного. Он решил не терять связь с Хоком, и при первой же возможности вернуть его в страну, позаботиться о нем, помочь ему устроить жизнь так, как тот сам пожелает.
Но это позже... сейчас ему было не до Хока.
Сейчас надо было освободиться, а потом освободить жену. Все исправить. Наладить свою разлетевшуюся на осколки жизнь... семью. Любовь.
Он очень переживал за Кэрол, у него болело сердце, когда он представлял ее в камере смертников, одну, приговоренную к казни... страдающую, напуганную, отчаявшуюся. Уверенную, что это он ее погубил. Расправился с ней, мстя за свои обиды. Он не хотел, чтобы она так думала. Он раскаивался в том, что называл ее сумасшедшей, не прислушался, не поверил. Теперь он верил. В его голове постоянно звучали ее слова: “Жаль, что для того, чтобы ты мне поверил, мне придется умереть».
А еще он не мог не думать о том, что раз все, что она говорила - правда, а в этом он больше не сомневался, то его смерть, о которой она рассказывала - тоже. Он смеялся над тем, что она ему предрекала, как и над ее смертной казнью, о которой она постоянно твердила. Но ее предсказание о приговоре сбылось, каким бы невероятным и невозможным не казалось раньше. Выходит, и то, что ему суждено умереть от пули, что его убьет Тим Спенсер - тоже правда. Но Джек не собирался с этим мириться. Он не допустит, чтобы ее предсказания осуществились до конца. Никакой смертной казни не будет. И этот гоблин не получит удовольствие, вышибив ему мозги. Теперь он поверил, и не будет это больше игнорировать. И сделает все, чтобы этого не произошло.
Он также переживал из-за Патрика, зная, что сын винит во всем его. Только его одного. Мальчик считает, что он отправил его маму на смерть, и хотел убить любимого дедушку. Джек надеялся, что мальчик со своим уникальным даром узнает, почему он так поступил и за что выстрелил в деда, что это именно тот отправил Кэрол на казнь, а не он. Но его сын, как и жена, отказывался с ним общаться, упрямо игнорируя все его попытки с ними связаться. Рэй сообщил ему, что Патрик пока с Уиллом, что старик увез его в путешествие, чтобы отвлечь. Джек не волновался, зная, что с Касевесом мальчик в безопасности.
Но все же, Джека сейчас больше занимала Кэрол и собственное положение. С сыном отношения сами собой наладятся, когда он вернет ему маму, тем самым доказав, что не желал ей смерти. Но для этого ему надо выйти отсюда.
Джека раздражала вся эта возня, которая длилась так медленно! Прокурор не желал сдаваться, выискивая улики и доказательства его вины, процесс затягивался.
Джеку не терпелось увидеть Кэрол. То, что рассказывала Торес, ему совсем не нравилось. Он не понимал, изводила ли Кэрол себя специально, или с ней что-то происходило помимо ее воли. Торес говорила, она очень похудела, до костей. Джек не мог себе это представить, перед его мысленным взором стояло ее прекрасное упругое тело, которое он так любил. Он вполне допускал, что она сама могла довести себя до такого состояния, отчаявшись и не желая ждать исполнения приговора, пытаясь таким образом покончить с собой. Он велел Торес ее кормить, давать таблетки от тошноты и не позволять впадать в странный транс, при котором с ней происходили все эти страшные и непонятные вещи. И собирался выяснить все, что ему еще оставалось неясным. А этого было много.
Джек терпеливо сносил свое заключение, приняв твердое решение заняться самоконтролем, обуздать свой гнев и злость, которые все чаще брали над ним верх. Он оказался здесь по такой глупой причине - не справился со своей яростью. Эта была слабость, которая в нем росла, и которой он не придавал должного значения. И вот к чему это привело. Ведь он мог и так расправиться с Джошем Муром, по-тихому, не компрометируя себя, как делал всегда. И разобраться с отцом.
Всего лишь мгновение слабости - и это могло стоить ему всего. Кэрол, сына, карьеры, свободы, жизни. Всего лишь несколько секунд, которые разрушили все. Словно он выстрелил и в себя тоже.
Снова роковая ошибка, после которой ему надо все исправлять. Что-то он стал допускать много таких ошибок. В последнее время он только тем и занимается, что пытается исправить последствия и все наладить. Джек дал себе слово, что больше никаких опрометчивых поступков. Только взвешенные, тщательно продуманные на холодную голову решения. И держать себя в руках. При любых обстоятельствах. Но легко сказать...
Пока в тюрьме относились к нему благосклонно, даже с почтением, и начальник тюрьмы, и надзиратели. Заключенные его тоже не трогали. Во-первых, он всегда защищал и дрался за таких, как они, все об этом знали, и это поддерживало мнение, что он на их стороне, а не на стороне закона. Многие считали за честь подойти и пожать ему руку, выражая свое уважение и признательность. Во-вторых, его и без этого бы никто не тронул, потому что он был под защитой самых влиятельных криминальных авторитетов. Его связь с криминальным миром на самом деле не была мифом, выдуманным с целью омрачить его репутацию, как считали многие. Он тщательно скрывал эту связь, как и его отец, который его этому и научил.
У него была двухместная камера с миролюбивым соседом-интеллигентом, куда его великодушно поместил начальник, а также ряд привилегий, недоступных ни для кого из заключенных. И не только связи и авторитет ему в этом помогли - деньги играли не последнюю роль, особенно когда дело касалось надзирателей.
Начальник каждый день приглашал его в кабинет для игры в шахматы и бесед. Ему немедленно передавали сообщения из Чаучилла, где содержалась его жена. Его адвокат Зак Райли мог звонить ему в любое время, кроме времени после отбоя.
Но все это могло закончиться, если его признают виновным и осудят. Тогда все изменится.
Если его осудят, ему грозит пожизненное, смертная казнь или многие годы за решеткой. Пока есть шанс, что он выйдет, никто не желает с ним ссориться. Ни сотрудники тюрьмы, ни его друзья-бандиты. Последние - потому что он и его адвокаты, его юридическая фирма, им нужны, тюремщики - зная о его злопамятности и мстительности. Если Джек Рэндэл выйдет на свободу - а в этом многие не сомневались - то лучше при этом стать его другом, чем врагом. Поэтому начальник тюрьмы и был к нему так добр, подстраховывался, предпочтя воспользоваться случаем и подружиться со знаменитым Рэндэлом. Это может принести пользу, благодарность Рэндэла - это лучше, чем его неприязнь. Ну, а в случае, если Рэндэл все-таки не выкрутится - начальник тоже ничего не потеряет.
Джек все это прекрасно понимал. Как и то, что если его все-таки закроют, и очень надолго, все изменится. Его переведут в тюрьму первого уровня, где содержатся опасные преступники. Криминальные друзья, может, и не бросят его, обеспечив защиту, так как его фирма и адвокаты все еще могут быть им полезны, даже если он сам будет за решеткой. А может, он станет им не нужен, и они найдут других. Ведь его адвокаты - это не он сам. И неизвестно, что станет с его фирмой без него.
Все его связи и власть держались на его силе, возможностях, «нужности» важным и сильным мира сего, а отнюдь не на любви к нему. Если он упадет и не сможет встать снова на ноги так же крепко, как стоял, если перестанет быть полезным и нужным, потеряет свои силы и возможности - все эти связи и могущественные друзья и партнеры исчезнут. Таким людям слабаки не нужны. Если он позволит запереть себя за этими решетками на десятилетия, он безвозвратно утратит свой авторитет. Он перестанет быть сенатором, непобедимым адвокатом... Перестанет