конюшню, мы там коня вам другого подобрали. Староват, правда, но для вашей работы сойдет.
Т а н а б а й (насторожившись). Это какого же? Опять клячу какую-нибудь?
Б р и г а д и р . Там вам покажут. Буланый такой. Вы должны знать, говорят, ездили на нем когда-то. (Свет на сцене постепенно гаснет.)
Аил. Дом Т а н а б а я .
Т а н а б а й (крикнув с порога). Джайдар, иди погляди, кого я привел!
Д ж а й д а р (подходит к кулисам, кладет руки к груди, удивденно ахает). Танабай, неужели этот тот Гульсары?
Т а н а б а й . Он, он самый, что ж тут такого... Ну, что стоишь, согрей мне поесть. Голодный я как собака.
Д ж а й д а р . Да вот смотрю и думаю, это значит старость. Не скажи ты мне, что это тот самый Гульсары, и не признала бы.
Т а н а б а й . Что ж тут удивляться? Думаешь, мы с тобой лучше выглядим! Всему свое время.
Д ж а й д а р . Вот и я ж об этом. (Она задумчиво покачав головой и, добродушно посмеиваясь.) Может, ты опять по ночам будешь разъезжать на своем иноходце? Разрешу. (Входит в дом.)
Т а н а б а й . Куда там (Отмахивается и поварачивается к жене спиной).
Д ж а й д а р (из дома). Иди, а то еда опять остынет. (Свет на сцене постепенно гаснет.)
Степь. Поздняя осень. Г у л ь с а р ы запряженный в телегу стоит посреди дороги. На сцене видны только оглобли телеги. Т а н а б а й тянет за вожжи.
Т а н а б а й (сокрушенно). Знал бы, не выезжал лучше. А теперь ни туда, ни сюда, стой средь чистого поля. И коня понапрасну загублю (Расстегивая ворот рубашки начинает ходит вокруг телеги.) Что ж, Гульсары, так и будем стоять? (Толкает иноходца рукой, тот качаясь, переступает ногами.) А ну, постой, я сейчас. (Подходит к телеге, достает из мешка лепешку, отламывает кусок и крошит в бешмете, подносит к Гульсары, тот шумно вдохнув не может есть.) На тогда. (Кормит коня с ладони, он начинает жевать. Т а н а б а й этому радуется) Ешь, ешь, может, и дотянем, а? ( Г у л ь с а р ы тихо, протяжно стонет.) Ты что? Задремал? Худо тебе, старина? Плохо? (Торопливо пощупывает холодные уши иноходца, подсовывает руку под гриву.) Холодные. Совсем постарел, иссеклась грива, легкая, как пушок. Все мы стареем, всем нам один конец. (Освобождает коня от телеги, снимает хомут.) Пошли, Гульсары, пошли, вечереет уже. (Конь пытается делать шаг, но останавливается, свесив голову, Т а н а б а й снова засуетившись,бегает вокруг коня.) Что же ты, Гульсары, а? Смотри, скоро ночь уже! Ну, ты прости меня. Мне бы сразу догадаться. Да пропади она пропадом, эта телега, эта сбруя, только бы довести тебя домой. (Скидывает на землю шубу и начинает торопливо выпрягать коня. Выводит его из оглобель, снимает хомут через голову и кидает всю сбрую на телегу. Надевает шубу.) Вот и все. (Осматривает коня.) Боже, во что ты превратился, Гульсары? Если бы тебя увидел сейчас Торгой, перевернулся бы в могиле...( Тянет иноходца за повод, и они медленно шагают по дороге. Плетясь сзади Г у л ь с а р ы все больше и больше оттягивая повод. Т а н а б а й чтобы не немела рука перекладывает повод на другое плечо. Под конец снимает уздечку с головы коня.) Иди впереди, иди как можешь, я буду сзади, я не брошу тебя. Ну, иди, иди потихоньку. (Теперь иноходец шагает впереди, а Т а н а б а й сзади, перекинув уздечку через плечо. Г у л ь с а р ы стал подгибать ноги, чтобы лечь на землю. Т а н а б а й кричит на коня.) Вставай, вставай! Ты что, не понимаешь? (Замахивается уздечкой, но не бьет.) Подыхать собрался? Не дам! Не позволю! Вставай, вставай, вставай! (тянет коня за гриву. Г у л ь с а р ы тяжело застонав, с трудом выпрямляет ноги. Наступает ночь.Слышен гул двигателя. Сзади издалека светятся фары попутной машины.Машина останавливается, мотор работает, фары горят. Подходят к Т а н а б а ю два человека—водитель и его спутник.)
Т а н а б а й , Г у л ь с а р ы , Ш о ф е р и его С п у т н и к.
Ш оф е р . Ты чего, старик? Это ты бросил телегу?
Т а н а б а й . Да, я.
С п у т н и к Ш о ф е р а . То-то. Глядим, бричонка развалящая на дороге. Вокруг никого. Хотели сбрую подобрать, да тоже никудышная.
Ш о ф е р . А что случилось?
Т а н а б а й . Конь не потянул, занемог, да и старый уже.
С п у т н и к Ш о ф е р а . М-м. Ну и куда же теперь?
Т а н а б а й . Домой. В Сарыгоускую щель.
Ш о ф е р . Тю-у. В горы? Не по пути. А то лезь в кузов, так и быть, подброшу до совхоза, а там уедешь завтра.
Т а н а б а й . Спасибо. Я с конем.
Ш о ф е р . Вот эта дохлятина? Да брось ты его к шакалам, столкни вон в овраг— и делу конец, склюет воронье. Хочешь, поможем?
Т а н а б а й . (мрачно, сквозь зубы). Поезжай.
Ш о ф е р (усмехнувшись). Ну, как знаешь. (В сторону.) Ополоумел старик! (Уходят.)
С п у т н и к Ш о ф е р а (после того как отходили от Т а н а б а я , Ш о ф е р у.) Зачем смеешься над человеком, а если бы тебе так пришлось?
Ш о ф е р . Ерунда... Мне приходилось видеть всякое. Я дело сказал. Подумаешь, кляча какая-то! Пережитки прошлого. Сейчас, брат, техника всему голова. Везде техника. И на войне. А таким старикам и лошадям конец пришел.
С п у т н и к Ш о ф е р а . Зверюга ты!
Ш о ф е р . Плевал я на все. (Машина посигналив, уезжает.)
Т а н а б а й и Г у л ь с а р ы .
Т а н а б а й (шагая позади Г у л ь с а р ы понукает его). Ну, пошли, чу, чу! Иди же! . Отбегали мы свое, Гульсары. Постарели. Кому мы теперь нужны такие? И я тоже не бегун теперь. Осталось нам, Гульсары, доживать последнее... Сколько же тебе лет, Гульсары? Двадцать, а то и больше. Пожалуй, что больше... Но ведь человек стареет не столько от старости своих лет, сколько от сознания того, что он стар, что время его ушло, что осталось только доживать свой век... Время бежит как бег иноходца. А ведь по этой по этой же самой дороге ты мчался в свое время и в безветренную погоду нависала пыль над дорогой, как дым реактивного самолета устремляющейся ввысь. Чабаны узнавали тебя по этой пыли: "Это он идет, Гульсары!"—с завистью говорили. (Теперь они медленно продвигались по тропе.) Такие мы все. Вспоминаем друг о друге к концу жизни, когда кто тяжело заболеет или помрет. Вот тогда вдруг становится всем нам ясно, кого потеряли, каким он был, чем славен, какие дела совершил. А что говорить о бессловесной твари? Кого только не носил на себе Гульсары! Кто только не ездил на нем! А состарился, и все о нем забыли. Идет теперь, еле волочит ноги. А ведь какой конь был! (Дальше Г у л ь с а р ы уже не мог идти останавливаясь десятки раз. Он мучительно стонал, как человек. И когда он стал ложиться, Т а н а б а й не помешал ему.) Да, Гульсары не смог ты дойти до оврага… (Лежа на холодной земле, иноходец продолжал стонать, мотая головой из стороны в сторону. Ему было холодно, он дрожал всем телом. Т а н а б а й скинул с себя шубу и покрыл ею спину коня.) Ну что, плохо тебе? Совсем плохо? Замерз ты, Гульсары. А ведь ты никогда не мерз. Ты тут полежи, я пойду курая наломаю. (Уходит. Через некоторое время возвращается с охапкой сухих веток и разводит огонь и смотрел на огонь, грея руки. Иногда встает, поправлял на коне наброшенную шубу и снова садится то к огню, то в изголовье коня. Но он лежит неподвижно, уронив голову на землю. Танабай прощается со слезами.) Ты был великим конем, Гульсары. Ты был моим другом, Гульсары. Ты уносишь с собой лучшие мои годы, Гульсары. Я всегда буду вспоминать тебя, Гульсары. И сейчас при тебе я уже вспоминаю о тебе потому, что ты умираешь, славный конь мой Гульсары. Когда-нибудь увидимся с тобой на том свете. Но не услышу я там топота твоих копыт. Ведь там нет дорог, там нет земли, там нет травы, там жизни нет. Но, покуда я буду жив, ты не умрешь, потому что я буду помнить о тебе, Гульсары. Перестук твоих копыт будет для меня как любимая песня... (Утирает слезы. Рассветает. Т а н а б а й наклоняется к коню в последний раз, закрывает его холодные веки) Прощай, Гульсары! (Взяв уздечку и, не оглядываясь, уходит. Останавливается. Смотрит в небо—на полет одинокого серого гуся. Вздохнув.) Лети, лети! Догоняй своих, пока крылья не устали. (Свет на сцене постепенно гаснет.)
Степь весною. Солнечно. Везде густая зеленая трава, осыпанная разноцветными весенними цветами. Вершины гор покрыты белым снегом. Слышны топот копыт табуна, ржание лошадей и щебетание птиц. Г у л ь с а р ы и Г ы з ы л г ю л ь .
Г ы з ы л г ю л ь . Гульсары! (Обнимаются.) Я тебя очень долго ждала. Как я рада, что мы снова вместе. Ты даже не знаешь, что у тебя внуки пошли, такие же буланые как ты. А совсем скоро правнук родится ( Слышна мелодия комуза. Они обнимаясь танцуют. На сцену приходят «лошади» различной масти. Они тоже танцуют вместе с Г у л ь с а р ы и Г ы з ы л г ю л ь . В конце танца Г у л ь с а р ы и Г ы з ы л г ю л ь поднимаются вверх, некоторое время парят в воздухе, потом улетают в небо ( в Поднебесье).)
Конец второго акта
Примечания:
*Гульсары—желтый цветок
*Гызылгюль—красный цветок.
*Апа, байбиче—почтительное обращение к замужней женщине.
*Аил (кирг.)—аул.
*Гульсары—желтый цветок, лютик.
*Гызылгюль—красный цветок.
*Укрук - длинная палка с петлей на конце для ловли лошадей.
*Аламан-байга—киргизская национальная игра на лошадях, при которой всадники стараются отбить друг у друга тушу козла. Кто с тушой финиширует, того считают победителем с вручением приза.
*Дулдул - сказочный скакун.
*Сакманщица—временно нанимаемые на сезонную работу женщины из аула в основном для подмоги пастухам, чабанам во время окота скота весной.
*Арбаки - духи предков.
*Тебетей - шапка, отделанная мерлушкой или лисьим мехом.
*Темир-комуз - щипковый музыкальный инструмент в виде железной скобы со стальным языком посредине.
*Арак–водка.
*Кишен - старинные цепные путы. У каждого кишена особый замок, без ключа не откроешь. Раньше надевали кишен на ноги лучшим коням, чтобы конокрады не могли их угнать с выпаса.
* Кереге-ук - разборный деревянный остов юрты.
*Манап—унизительное название чиновника (местный сленг).
* Ойбайай, баурымай! - траурный крик, оплакивание умершего.
Сценарий Какаджана Балканова
2020 год.
