молчания хрипло спросил он.
Кэрол нервно постукивала длинными ногтями по сумочке, не пытаясь скрыть своей ярости и обиды.
- Где и когда?
Когда он назвал выбранный ресторан, она не удержалась от удивленного взгляда. Она не бывала в Нью-йоркских ресторанах, но об этом слышала - он отличался изысканностью и утонченностью, почти аристократизмом, в нем собиралась почтенная, преисполненная достоинства, состоятельная публика. Кэрол поняла, что это был вызов с его стороны, но не показала этого.
- Хорошо.
- Я закажу столик на завтра, на десять. Устоит?
- Устроит. До завтра.
- До завтра.
Отвернувшись, Кэрол смешалась с толпой, направляясь на стоянку, где оставляла машину. Она чувствовала, что он смотрит ей вслед, и знала, что он гадает, придет ли она завтра на это так холодно, почти враждебно назначенное свидание. Демонстративное свидание среди людей, которые обязательно обратят на них свое внимание и осудят своими взглядами за ее выбор, за общество мужчины, с которым она не стесняется показаться в приличном месте. И который не стыдится показаться в прекрасном изысканном ресторане со своим обезображенным лицом, шокируя окружающих и вводя их в смятение.
Она пришла на десять минут позже назначенного времени. Эта была ее месть. Она представляла, какого ему сидеть одному за накрытым на двоих столиком, под удивленными, насмешливыми или сочувствующими взглядами окружающих, наблюдающими за его ожиданием, напрасным, как наверняка посчитали многие. Ведь какая женщина так унизит себя, появившись в таком месте с таким парнем.
Кэрол вошла неторопливой, преисполненной уверенности и достоинства походкой, притянув на себя все взгляды. И как когда-то, когда она была воспитанницей Куртни Мэтчисон и женой знаменитого адвоката, находясь в центре всеобщего внимания, купаясь в восторженных, восхищенных, завистливых взглядах, она почувствовала себя на высоте, самой красивой из присутствующих, заставляющей мужчин трепетать, а женщин кипеть от ревности. И впервые с тех пор, как она потеряла свою королеву-Куртни, превратившую ее в красавицу, и своего принца-Джека, рядом с которым она почувствовала себя принцессой, ее посетило это позабытое ощущение.
Словно скинув тяжесть своей ноши, она, легкая, расслабленная, непринужденная, с гордо поднятой головой и сверкающим, слегка высокомерным взглядом прошла через зал, мимо столиков, как будто она снова была Кэрол Рэндэл, женщиной, носящей легендарную, прославленную на весь мир фамилию.
Длинное платье цвета бархатного вечернего неба мягко обволакивало ее фигуру, прохладным шелком приятно лаская ее кожу. Декольте на груди выгодно подчеркивало ее красоту, великолепное тело под тонкой тканью выглядело настолько соблазнительным, что взгляды мужчин, провожая ее, загорелись. И вместе с тем, в ее туалете не было ничего вызывающего и дерзкого. Этому научила ее Куртни - быть обжигающе соблазнительной без намека на вульгарность и излишнюю нескромность.
Тим, по-видимому, уже уверившийся в том, что она не придет, с позабавившим ее изумлением уставился на нее. Нижняя челюсть его медленно отвисла, и, как завороженный, он разглядывал ее восхищенным взглядом. Кэрол окатило волной почти физического удовольствия. Губы ее тронула улыбка.
Когда она остановилась рядом со столиком, за которым он сидел, он опомнился и подскочил с места, что-то смущенно бормоча. Кэрол не расслышала, но улыбнулась ему, догадавшись, что его несвязная речь была приветствием. Она заметила, как он бросил взгляд на другие столики и порозовел от удовольствия, упиваясь всеобщим удивлением из-за того, что его дама пришла, да еще оказалась такой роскошной женщиной. Кэрол поняла, что этот момент сделал его счастливым, он чувствовал себя победителем, утерев нос всем, кто оскорблял его своей снисходительной жалостью, а теперь взглянули другими глазами, с любопытством, заинтригованно, без сочувствия и презрения. Люди сразу взглянули на него по-другому, как на более достойного и привлекательного человека, чем показалось вначале, раз его одарила своим расположением такая женщина. И всем за столиками, по крайней мере, женской половине, стало любопытно, что в этом мужчине есть такого, что заставило такую красивую женщину закрыть глаза на его пусть и привлекательное, но обезображенное шрамами лицо.
Тим степенно, удачно скрыв свое ликование под самоуверенной невозмутимой маской, отодвинул перед Кэрол стул и помог присесть. Кэрол помогла ему сделать заказ, сообразив, что он не бывал в таких местах раньше и мало разбирается в меню. Она ждала, когда он заведет волнующий ее разговор об их отношениях и о своем отвратительном поведении, но вскоре поняла, что он категорично не хочет касаться этой темы, скорее из страха испортить самый чудесный вечер с самой прекрасной женщиной в своей жизни. Сама Кэрол не стала заводить неприятный разговор, но про себя подумала, что он все равно его не избежит, как бы не выкручивался. Ему придется ответить перед ней за свое поведение, раз он не смог на этом оборвать их отношения. И ее негодования не смягчит даже пылкая томная любовь, которую она, наконец-то, видела в его сверкающих глазах.
«Он мой», - думала она, наблюдая за ним. Это она поняла еще позавчера, выставляя его за дверь и зная, что он опять придет. Она понимала, что он хочет не только секса. Это ее немного тревожило, потому что ничего больше она дать ему не могла. Она никогда не примет его в свой дом, в свою семью, как мужчину, более того, будет скрывать их любовную связь, чтобы Патрик не узнал. Вряд ли ему это понравится. Но иначе быть не может. Или так, или вообще никак. Это он уже пусть сам решает. Она скажет ему об этом, когда подойдет время. Но если он не ждал ее сегодня на это свидание, уверенный, что она не придет, то вряд ли он сейчас думает о том, чтобы она вышла за него замуж. В его взгляде Кэрол видела лишь мучительную страсть и лихорадочное желание оказаться с ней в постели. Она тоже этого хотела.
«Не раньше, мой строптивый колючий дикарь, чем ты будешь вымаливать у меня прощения. Такое так легко не прощается. Теперь я буду тебе мстить, - думала она, улыбаясь про себя. Не скрываясь, она его разглядывала, заставляя смущаться, ловя на себе ее оценивающий взгляд, он прятал глаза, внутренне весь сжимаясь. Он ненавидел пристальные взгляды, не переносил, когда его разглядывали. И не понимал, зачем это делает она. Разве что назло, видя, что ему это не нравится. Ему нравилась темнота, в ней он обретал уверенность, словно его шрамы, веревками стягивающие его при свете, сковывающие крепкими путами, которые ему никогда не хватало сил порвать, исчезали, он обретал свободу, становился самим собой, теряя свою неуверенность. Он бы предпочел оказаться с Кэрол в темной комнате, чем здесь, при ярком свете, прямо напротив, так близко, беззащитный и не имеющий возможности избежать ее внимательного взгляда. Темная комната, Кэрол… И он снова оказался во власти воспоминаний, которые преследовали его и днем, и ночью, измучив уже настолько, что даже страх быть отвергнутым не остановил его от попытки вернуть те волшебные мгновения. Его тело отозвалось на эти воспоминание болезненным возбуждением. Он поспешно отогнал прочь эти мысли, боясь, что она заметит. Но даже без воспоминаний о проведенной в постели с ней ночи, он не мог избавиться от этого возбуждения. Ее присутствие, ее аромат, который он улавливал, так сильно на него действовали, что ни о чем, кроме секса, он не мог думать. Когда он смотрел на нее, его окатывало жаром, он представлял ее тело под этим красивым платьем, вспоминал, какое оно на ощупь, как оно к нему прижимается, как с ним сливается… И прятал глаза, чтобы она не догадалась о его мыслях.
Он наведался к шлюхам, ища облегчения, но вернулся оттуда злой и раздосадованный. Исса с удивлением на него тогда покосился.
- Что за кислая мина? Не нашлось свободной девицы?
- Нашлось, - буркнул тот, не расположенный к обсуждению этой темы. Тим пытался скрыть от друга то, что с ним происходит. С тех пор, как они ушли из дома Кэрол, Исса смотрел на него, как на идиота, впервые не одобряя и не понимая. Но от комментариев воздерживался. Смысл мусолить произошедшее, если все уже испорчено. Они об этом больше ни разу не заговорили. Страдания друга Иссу теперь стали раздражать после всего. И его поведение - тоже. Ему все преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой, даже в рот запихнули почти насильно такой сладенький кусочек, какого тот в жизни не пробовал, а он после этого стал плеваться и кривиться. Нельзя было сказать, что Исса благоволил к женщинам, воспринимая только как объект для удовлетворения своих потребностей, но даже он осудил друга за то, как тот себя повел с Кэрол. И теперь его раздражала кислая мина Нола.
- Что такое? - не смог он тогда сдержаться. - Не стоит теперь на шлюх? Ба, какие мы стали разборчивые теперь, привередливые! С чего бы это? У нее что, три сиськи, или между ног не как у всех?
Тим промолчал, только губы зло поджал.
- Сам не захотел, хера теперь ныть? - в голосе Иссы прозвучало презрение, впервые в жизни, больно уколов Тима. - Иди подрочи, мазохист хренов, раз все бабы тебе не такие. Может, парни тебе больше по нраву придутся?
Подскочив, Тим саданул ему по скуле. Исса двинул в ответ.
- Знал бы, что она тебе не нужна, сам бы ее взял! - прорычал Исса. - А ты… ни себе, ни другим! Не по-дружески, брат!
Его слова еще больше взбесили Тима, он накинулся на друга, сбивая с ног.
Им случалось драться между собой, это никогда не отражалось отрицательно на их дружбе. Наоборот, выпустив пар и недовольство, они успокаивались, и отношения между ними сразу выравнивались.
- Ты теряешь мое уважение, киснув по бабе, - откровенно высказался Исса, вытирая кровь с разбитой губы. - Ты в своем уме? Хочешь ее - иди и возьми. Это всего лишь женщина. Нечего было влюбляться, я тебе всегда это говорил. А раз не удержался, то нечего страдать, как нежная девица. Ты мужик. Пошел и взял.
- Легко сказать! - горько отозвался Тим, сидя рядом на полу.
- Легко! В том-то и дело, что легко! Ты сам, что ли, не видишь? Раньше, может, и нет, но сейчас - да! Она одна. И ты ей нравишься!
И впервые тогда Тим с робкой надеждой поверил словам друга, хоть и не понимал, что ей в нем может нравиться. Что такой женщине в нем может нравиться? Он не мог найти ответ на этот вопрос, а потому и не верилось ему в это. Но ничего с собой поделать он уже не мог. Нравится или не нравится, но он хотел ее так, что померкли все его страхи. Никогда раньше у него не было такого чувственного и страстного секса, настоящего, искреннего. За исключением его интрижки в госпитале с медсестрой, все его общение с женщинами ограничивалось проститутками, которым он платил за то, чтобы они занимались с ним сексом. Раньше ему было все равно, он над этим не задумывался, как Исса. Но теперь что-то изменилось в нем, после той ночи. После того, как он чувствовал трепет охваченного искренним, непритворным желанием женского тела, его сладострастную дрожь, едва слышные, но настоящие стоны удовольствия, впервые почувствовал женский оргазм, содрогающееся и судорожно сокращающееся, сжимая его плоть, лоно. Он не мог этого забыть. И холодное, не отзывчивое
| Помогли сайту Реклама Праздники |