Белая тигрица

применяли охранники в лагере, для которых жизнь зека была дешевле затяжки сигареты. Тратить время на связывание рук, да и вообще прикасаться к подонку он не хотел. 
Раненые бандиты были еще живы. Первый так и остался лежать лицом вниз. Он был без сознания, хрипел и отхаркивался кровью. Михаил знал, что шансов выжить у него нет. Это была агония. Второй вертелся на спине, кричал, ругался самыми страшными ругательствами, которые знал, не отрывая рук от лица. Дробь, попавшая с такого расстояния в глаза, оставляла бандиту мало шансов остаться зрячим.
– Если не хочешь получить прикладом в харю, помолчи и без тебя тошно, – толкнул сапогом в бок раненого.
– Ты, сука, еще ...
Михаил ударил сапогом по рассечённом дробью кровоточащему подбородку, который торчал из-под красных от крови рук уголовника. Под сапогом что хлюпнуло.
– Наверное, сломанная челюсть, – подумал Михаил. Ругательства и крики сменились стонами и плачем.
– Так лучше, – заметил он.
Теперь, когда опасности бандиты не представляли, надо заняться спасёнными. Один лежал скрючившись, держась за живот. Под ним уже натекло большое пятно крови. Второй сам пытался освободится от пут.
Михаил собрал брошенные бандитами ножи и ружьё, сложил их у костра. Затем подошёл к раненому. Лицо простодушного сельского жителя, его ровесника, приобретало бледно-серый цвет.
– Как? – Он дотронулся до рук, закрывавших раненый живот.
– Горит. Воды, – прошептал тот.
– Сейчас. – Михаил по дырам в ватнике охотника понял, что ударов ножом было два и один из них в печень, и это тоже не оставляло ни малейшей надежды. К ним подошёл второй охотник, самостоятельно развязавший руки. Этот бурят был чуть моложе своего товарища.
– Держись, Санёк. Сейчас водички.
Он поднял валявшуюся на песке кружку, спустился к реке и принес её полную прозрачной влаги.
– Холодненькая, – улыбнулся совсем по-детски Санек. – Зубы ломит.
– Вот. Горная водичка, целебная. Мы с тобой ещё за соболем походим.
– Походим. Жжёт сильно, – ответил Санек, устало закрыв глаза.
– Что случилось? – сейчас Михаил удивился собственному голосу. Последних четыре месяца он разговаривал только с собой.
– Напали. Подошёл вон тот, паскуда, – он указал на бандита, уже не подававшего признаков жизни, в которого Михаил выстрелил первым. – Дайте ушицы, говорит. Я-то знаю, что от этих шатунов ожидать. Но нас двое, да еще Джем. Подпустили. А он кинулся на Санька. Джем на него. Я за ружье. А тут эти двое выскочили. Меня схватили. Я стрелял. Да в воздух. Если бы не ты… Саньку сильно досталось. – Кивнул он в сторону товарища.
Михаил не стал комментировать, насколько сильно досталось Саньку. А только добавил:
– Повезло тебе. Как звать?
– Баир.
– Михаил.
Второй раненый бандит по-прежнему, стонал, но уже тише, страшась своей участи. Дёрнулся, охнув и придя в сознание, оглушённый главарь.
– Зачем ногу разбил? Как я теперь добираться буду? Договорились бы, – утирал он кровь с разбитого лица и пытался вертеть сломанной ногой.
Михаил подошёл к нему, обыскал на всякий случай, но ничего, кроме портсигара и самодельной колоды карт не обнаружил. Щелкнул ружьем, вытащил два использованных патрона и засунул в патронташ. Из патронташа вытащил два патрона и посмотрел на них со стороны пыжа. Главарь наблюдал за его действиями.
– Вот, смотри, – он показал красный, бумажный, покрытий воском, патрон.  – это с дробью. На дичь. А что бывает, когда попадает прямо в морду – это ты видишь. – Михаил кивнул на стонущего уголовника и засунул патрон в ствол. – А вот в этом патроне жакан. – Показал другой патрон бандиту. –  Назван так в честь одного хитроумного охотника. Знаешь, что это? 
– Турбинка. Пуля.
– Да ты просто профессор!  Правильно, турбинка – самодельная нарезная свинцовая пуля. Охотничьи ружья гладкоствольные, в отличие от военного вооружения – винтовок. Винтовка, винт, нарезное военное оружие отличается силой и дальностью полета. Не знаю, может турбинка и летит дальше и сильнее, чем обычная пуля, но одно знаю, такая пуля, попав в зверя, или в человека, крутится в его теле.  И на выходе делает большую дыру. Поэтому опытные охотники предпочитают круглую свинцовую пулю. Что бы шкуру не портить.  Попав в спину твоему корешу, жакан вышел спереди, разворотив ему грудь. Шансов выжить у него не было. – Михаил вставил патрон в ствол. – Запомни, если ещё одно слово вякнешь, шобла уркаганская, дробь я на тебя тратить не буду. Дробь, она на охоте пригодится.
– Я поем? – обратился Михаил к Баиру, кивнул на чудом сохранившийся котелок с ухой. По взгляду бурята, который был занят товарищем, он понял, что тому не до еды.
– А, ешь! – махнул рукой Баир.
Баир спустился к воде, достал из кармана цветастый платок, намочил его и вернувшись к Сане, протёр его лицо, запачканное кровью. Еще раз намочил платок и положил на лоб товарища.  Зажёг сигарету.
– Курить хочешь? – протянул сигарету другу.
– Дай дёрнуть, может, не так будет припекать.
– Жрать дайте, суки! –  подал голос урка, стараясь обратить на себя внимание, не считаясь с предупреждением Михаила.
Михаил прервал еду. Не спеша, встал. Поднял ружье.
– Все, я молчу! – испуганно залепетал бандит, видя суровое выражение лица подходящего к нему Михаила. Тот резким движением наступил на сломанную ногу лежавшего – в нём закипала давно дремавшая в душе злоба на уголовников.
– Больно! – взревел тот и ухватился за ногу Михаила, стараясь убрать ее со своей разбитой ноги.
– Больно? – переспросил Михаил. Урка быстро взглянул и отвел взгляд, продолжая подвывать.
– Смотри на меня. В глаза. Ты не на зоне.
Уголовник медленно, словно боролся с невероятной тяжестью, встретился взглядом со своим мучителем. Михаила поразили его глаза, они были карие и в тоже время водянисто-мутные. Они одновременно вызывали отвращение и страх.
– Больно, говоришь?
Бандит покорно закивал головой.
– А ты спрашивал у фраеров, было им больно, когда ты у них пайку отнимал или их жизнь в карты проигрывал?
– Не было такого, я честный вор.
– Честный вор? Хорошо, что сказал, что не политический. Вот сейчас лежи и вспоминай все тобою, сволочью, загубленные души. И помни про жакан. Я давно ушицу не ел.
Михаил молча вернулся доедать уху. Баир сидел у лежавшего без сознания товарища и продолжил рассказывать.
– Напарник мой. Саня. Мы охотники. Нерпа, соболь, белка. Летом рыбачим. – он кивнул на лодку.
– Раньше с урками не встречались?
– Встречались, – вздохнул Баир. – Что делать будем?
– Пьём чай. Есть нормальный чай. Давно не пил. Потом грузим товарища на лодку и… – Михаил задумался. – Я ведь не местный. Пришлый, как эти. Ну, ты понимаешь.
– Санек из семейских. Староверы. Их царь сюда сослал за веру. Для них любая власть сатанинская. Тем более, – вздохнул Баир, – советская. Пострадали от коммунистов. Они никому не скажут. Тем более, живут на выселках.
Санёк больше не приходил в сознание. Бандитов оставили, пообещав скорейшим образом сообщить в милицию и больницу. Главарь клялся, божился, ругался, умолял, но даже если бы они захотели его взять, это сильно затруднило бы их путь в лодке.
***
Баир не обманул. Родственники Санька действительно приютили беглеца. Деревня староверов была из пяти крепких дворов. Всем заправлял уставщик Арсений Никонович. Тело раба божьего Александра было помещено в выдолбленный из домовны (ствола сосны) гроб и похоронено по старому обряду. Арсений Никонович не сообщил властям о смерти, а паспорт Александра Андреевича Белякова был отдан Михаилу. Вскоре Арсений Никонович переправил его на остров Ольхон в рыбачью артель к знакомому бригадиру.
Лето прошло за ловлей омуля. Он наслаждением свободой и красотой Байкала, который каждый день удивлял его заново. Такого сочетания красок, в которых было все: нежно-сиреневое утро, чернильная ночь, прозрачная как воздух бирюзовая вода, жёлтый песок, всех оттенков зелени тайга, Михаил не встречал нигде. Поражала и уникальность острова, отличавшаяся от всего, что видел путешественник в тайге. В заливах он видел фиорды Норвегии. В скалах, покрытых красно-желтыми лишайниками, ему представлялась Шотландия. Здесь есть степи, рощи ельника и лиственницы, сосны, которые стелются по земле… И главное – отсутствие гнуса и даже комаров. Благословенный остров, на котором все пронизано покоем вечности!
Когда уже стали задувать холодные осенние ветра, поднимавшие метровые волны, выпал первый снег и рыболовный сезон подходил к концу, Михаила нашел Баир, знавший его тайну. Он уходил в зимовье на зимнюю охоту и предложил Михаилу стать его напарником по охоте. Это было прекрасным предложением и возможностью хорошо заработать на добытых мехах.
– Нужно в одно место заглянуть, – сказал Баир, когда Михаил тепло распрощался со своей артелью. – Тут рядом.
Они добрались до поселка Хужир, вытянувшегося двумя своими улицами вдоль берега Байкала.
По тропинке поднялись на вершину холма между поселком и озером.
– Красота? – спросил Баир, привязывая жёлтую ленточку к столбу, стоящему на вершине. На нём уже было много таких же разноцветных лент.
С вершины холма открывался вид на Малое море – залив между западным берегом Байкала и островом Ольхон. По правую сторону уходил вдаль песчаный берег. По левую – небольшая бухта, северную сторону которой ограничивает двуглавая, белая, с красным и жёлтыми прожилками скала. Михаил вновь, как в первый раз, пережил окрыляющее чувство простора, красоты водной лазури и бездонного голубого неба.
– Потрясающее! Байкал не перестает удивлять красотами. И каждый день – новыми. А вода такая чистая, что отсюда все дно видно. Смотри, как далеко видать. А эта живописная скала внизу, я догадываюсь – Шаманка.
– Она. Шаман-гора! Мыс Бурхан. Здесь живет дух острова Ольхон. Самый сильный дух Байкала — хан Хутэ. Хан Хутэ Баабай пришел с синего неба и стал защитником живущих на острове людей. Под скалой подземный вход в его небесный дворец. Если посмотреть со стороны озера, то там есть фигура дракона. Это и есть вход. Буряты очень трепетно относятся к божеству, стараются не прогневить, не потревожить. Мимо мыса жители острова проходят только пешком, а копыта лошадей обвязывают тряпками, чтобы их цокот не потревожил хозяина этих мест. Каждый путник, если он даже сильно спешит, должен остановиться и почтить божество. Это священное место всех шаманов. Каждый шаман должен побывать здесь. А самых сильных шаманов хоронили здесь. Вон в той священной роще справа их сжигали. В пещере и по сей день шаманы общаются с духами, приносят жертвы хозяину острова. В пещеру скалы запрещено входить женщинам и детям, так как силы духов могут им навредить. Если загадать самое заветное желание и попросить духа – обязательно исполнится. Только надо сделать подношение. Твоя ленточка – Баир протянул Михаилу такую же жёлтую ленту. – Буддистская. Я всегда перед охотой сюда стараюсь приехать, попросить благословения. Можешь потом привязать. – Лицо приятеля ему показалось растерянным. – Сейчас к самой скале спустимся.
– Спасибо! Желание есть.
Они спустились по узкой тропе к скале. Выдвинутая в озеро скала соединялась с мысом коротким перешейком. Вблизи она оказалась не менее живописной. По мере приближения к ней Михаил