I.
Цезарь Христофорович Блюи (фамилия ему досталась от французских предков) занимался разработкой новых отечественных телескопов. Вернее, разрабатывали-то другие, а он – руководил лабораторией по этой самой разработке.
Была у него жена. Звали её Домна Ильинична Простая (фамилию она после замужества оставила свою собственную). Была она сочинительница. Вторую уж неделю напряжённо трудилась над романом "Брысь!", но не шёл роман, не вытанцовывался.
– Слышь, Христофорыч! Посоветовал бы чего! – обратилась сочинительница к супругу.
– Дак что я тебе посоветовать могу, Домнушка?.. Порвать, да в печку.
– Вона чего удумал, ирод! В печку... Да как же в печку-то, когда ещё и рвать-то нечего, и жечь – тем более?.. Нет, тут иначе действовать нужно!
– Хорошо. Не рви, – согласился Цезарь Христофорович. – Об чём роман-то?.. Про что, то есть?
– Про великие события, про людей великих, про подвиги и любовь.
– Про любовь?.. Про любовь – это занятно. Весьма занятно... Про неё – это правильно... Тогда вот так и напиши: мол, расскажу я вам историю любви. Такую, что закачаетесь... Ну и дальше пойдёт само.
– Говорю же: не идёт.
– Не идёт? – Цезарь Христофорович задумался. – А ты именно так начала, как я сказал?
– Так, так... А вот дальше ничего придумать не могу!
– Не можешь?
– Не могу, – вздохнула Домна Ильинична.
– А вдруг у тебя этого, как его, таланту нет али способностей?.. Не рассматривала такой вариант?
– Что ты! Талант-то есть! Как же без таланта мне? Без таланта я бы и никакая сочинительница не была. Талант-то есть, но вот... Понимаешь, чувствую, не хватает чего-то!.. А чего – не пойму.
– А ты закуси, – посоветовал Цезарь Христофорович. – Не пора ли ужинать-то?
– И то верно. Пойти разве поесть чего-нибудь...
И они двинулись на кухню.
II.
Рванули в кухню наперегонки.
Вбежали.
Домна Ильинична моментально решила: к холодильнику рысью в обход обеденного стола, а Цезарь Христофорович – решил перепрыгнуть. Испытал падение. Домна его опередила и первой распахнула дверцу холодильника.
И тут обнаружилась катастрофа. Холодильник был пуст. Восемь килограммов сосисок, припасённые для ужина, исчезли.
– Как же так... – прошептала Домна Ильинична. – Где же они?..
В кухню просочился кот Бумзель, и супруги, разумеется, вопрошающе уставились на него.
– Не брал я ваших сосисок, – ответил обиженный беспочвенным подозрением кот и отвернулся: – Больно надо!
– Но куда же они подевались? – продолжила размышлять Домна Ильинична. – Ведь это просто чудо какое-то.
– Совершенный нонсенс! – подтвердил Цезарь Христофорович. – Но можно спросить у монгола. Может, он стащил?
Монголом был сосед супругов, который занимал соседнюю дачу. Жумторгон Цэдэрэв его звали. Был он законопослушный свободный художник. Рисовал пейзажи, натюрморты из бразильской карнавальной жизни и всякое другое. Портреты, комиксы...
Любил он малиновое варенье и смотреть фильм «Казанские казаки». Моторная у него была лодка. На ней ездил он ловить рыбу. Неводом. И была у него старуха. Которая пряла свою пряжу. Вот однажды закинул он невод. Пришёл невод с одной акулой. Говорит ему акула: «Ты нарушил закон! Закон джунглей!». Бросился тут монгол на колени: «Смилуйся, государыня-акула! Не вели казнить, вели слово молвить. Молвлю слово – пойду себе с миром. Собирать коренья и травы». Но ответила ему акула: «Я, хоть и акула, но далеко не дура. Дура – это твоя старуха. Как ты прожил с ней тридцать лет – не понимаю». «Эх, акула! – монгол вздыхает. – Я и сам того не разумею. Но вот как-то три десятка лет миновало, словно и не было их – трёх десятилетий... Когда рос вэ-вэ-пэ непрестанно и казались прекрасными дали...». Замолчал тут монгол, стушевался.
В этот момент и нагрянули к нему Цезарь с Домной. (Старуха в подполье схоронилась.) «Отдавай, – говорят, – наши сосиски! Которые ты в сарае, наверное, спрятал».
«О, не брал я ваших сосисок! – им с поклоном монгол отвечает. – Ни одного из восьми с лишним килограммов».
«Но куда же они подевались? – изумлённо вопрошает его Домна. – Ведь сосиски – они материальны. Это не мечты, не молодость, не счастье».
«Вот чего не знаю, того не знаю», – разводит Цэдэрэв руками, а на пальцах его золотые кольца блещут.
– Короче, пошли домой, – резюмировла Домна. – Никакого толку всё-равно не добиться. Продолжим следствие в нормальной, привычной обстановке.
И они с Цезарем Христофоровичем отправились восвояси.
III.
Пришли и сели. Домна Ильинична – на диван, а Цезарь Христофорович – у себя в кабинете. Включил ноутбук. Хотел немножко поруководить в дистанционном режиме телескопной разработкой, но были какие-то перебои со связью, и его затея не удалась. Он задремал...
Домна Ильинична меж тем интенсивно размышляла.
«Допустим, сосиски исчезли как-нибудь сами, – думала она, – естественным, скажем так, образом. Хорошо, допустим. Но тогда... тогда подобные случаи должны были иметь прецеденты. Так?.. Так. А прецедентов я что-то не припомню... А что, если... Что если мы имеем дело с беспрецедентным, так сказать, случаем, а?.. Вдруг это великое открытие?»
– Цезарь! – вскочив с дивана, закричала она. – Цезарь! Мы с столкнулись с уникальным явлением! Нужно сообщить о нём в Центральный Комитет!
Цезарь Христофорович, разбуженный её пронзительным воплем, недовольно поморщился:
– Ну какой Центральный Комитет... Что ты ещё выдумала...
– Да-да! – Домна Ильинична вбежала в кабинет. – Мы должны сообщить, и нам дадут премию и медаль. Представляешь: настоящую медаль!
– Зачем тебе медаль? – поднимаясь с кресла, спросил Цезарь Христофорович. – На возвращение сосисок она не повлияет.
– Но медаль сделает нас ещё духовнее, чем мы есть!
– Сомневаюсь, – заметил Цезарь Христофорович.
– Не сомневайся, не сомневайся! – возбуждённо продолжала Домна Ильинична. – Духовность наша такова, что расти ей всегда есть куда. И она будет возвышаться и возвышаться, пока...
Тут Домна Ильинична внезапно замолкла, глаза её закатились и она запела: "Дурманом сладким веяло, когда цвели сады..."
Цезарь Христофорович странным взглядом окинул её и решил, что ничего страшного не произошло: попоёт и перестанет.
Так и случилось.
IV.
А в это время, пока Домна Ильинична приходила в себя, ручка накладного английского замка (наверное, у неё, у ручки этой, есть какое-то название, но я его не знаю, поэтому и пишу так: ручка замка) изнутри прихожей сама по себе повернулась (ну, представьте, как это происходит в фильмах ужасов: там они всё время сами по себе поворачиваются, ручки эти, когда появляется ужасное), дверь бесшумно распахнулась и в прихожей возник...
Тут перемена кадра, и мы возвращаемся к Домне с Цезарем.
– Успокоилась? – спросил Цезарь Христофорович супругу, видя, как на щеках её вновь появляется румянец.
– Кажется, да, – Домна открыла глаза, села на стоящий поблизости табурет и вздохнула: – Ладно, пойду проверю, что в мире делается.
Домна Ильинична вышла в прихожую и:
– Ай! – взвизгнула она, ибо в прихожей стоял улыбающийся Жумторгон Цэдэрэв. – Как это вы здесь... – она сделала неопределенное движение пальцами в воздухе, – сформировались?
– О, не вздрагивайте! О, не пугайтесь! – миролюбиво прошелестел Жумторгон. – В трудный час я принёс вам подкрепление.
– Что это? – недоверчиво глядя на чемодан, ручку которого Жумторгон сжимал в руке, спросила Домна Ильинична.
– Сардельки. Обыкновенные сардельки.
– Сардельки?? – Домна Ильинична чуть не задохнулась от гнева. – Но я же, я же... не ем сардельки! – выкрикнула она. – Вы же прекрасно об этом осведомлены! Супостат!..
– Знаю, знаю, – согласился Жмуторгон. – Но за неимением лучшего и это сойдёт, не правда ли?
Привлечённый шумом, в прихожую вышел Цезарь Христофорович.
– А... Сосед... Очень приятно, – сказал он. – Что тут моя жёнушка разбушевалась? Никак вы ей предложение делаете, а? Озорник.
– Делаю, – кивнул Жумторгон. – Вот сардельки вам принёс.
– Сардельки – дело хорошее. Давайте-ка их сюда. А ты, пигалица, – обратился он к Домне Ильиничне, – не выкаблучивайся, а иди-ка на кухню, да приготовь нам приборы. Отметим праздник.
И Домна Ильинична покорно побрела на кухню, вполголоса бормоча: "Ишь, дармоеды..."
Конец первой части.
