перо в чернильницу, тряхнула черепом и хмыкнула: ишь ты!..
Обернулась:
– А ведь я возьму твою фамилию! Удачно, не правда ли? Красивая фамилия.
Райский кивнул и понял: сейчас.
– Не могу больше из-за какого-то дождя безвыходно сидеть в четырёх стенах. Надо проветриться.
– Возьми крытую повозку.
– Довольно плаща.
Княгиня пожала плечами и вернулась к бумагам.
***
До своей деревеньки Райский шёл расклякшей просёлочной дорогой, перепрыгивая с обочины на обочину, отмахнувшись, когда его предложили подвезти. Почему? Трудно сказать. Ветер отгибал широкий капюшон, Райский прятался в него, будто это имело смысл.
Выглянуло солнце. Он слегка успокоился, нашёл себе местечко в попутном караване из пяти телег, везших бочки на одноименный фестиваль «Пивная бочка». Угадав по излучине реки, направление к границе Пряничного княжества, Райский хотел было распрощаться с попутчиками, но передумал. Шумные пьянчужки, закусь и пляски – та самая атмосфера, в которой он жаждал оказаться и почувствовать себя в безопасности – среди людей.
На въезде в деревню двухвостые флаги вели бой с ветром, хлестали его изо всех сил и швыряли с размаха. Попрошайки восхваляли щедрость и красоту вновь прибывших. Разносчики пива драли тройную цену за кружку. Всё было, как Райский ожидал и сверх того! Он зашёл в самую большую таверну, выпил и перебрался дальше по улице – в самую громкую. Там гуляли «дубы-башмачники» – страта сапожников с западных областей. Как они отплясывали в своей деревянной обуви, слышала вся улица! Пронзительно взвизгивали дамочки, когда весь круг коренастых мужиков подхватывал их разом и кружил, не отпуская.
«Здесь нет места смерти, – подумал Райский».
Светловолосый парень рядом с ним одёрнул жилетку, помахал рукой нарядным девушкам в дверях таверны и подмигнул приятелю:
– Время размяться?
Оба поднялись.
Ровным счётом ничего это не означало. Райский провалился обратно в кошмар, он едва не схватил уходившего парня за руку. Потёр лицо. Начал озираться, присматриваться.
Он забыл про пиво, не отвечал, когда к нему обращались. Он превратился в какое-то чучело зверя, прибитое к полу.
«Не уходите, не уходите, пожалуйста, не уходите».
Всего ничего времени прошло, когда Райский признал: ему не кажется. Люди покидали таверну под самыми разными предлогами и без них. Хозяину это как будто представлялось естественным!.. Он даже отпустил слугу за ненадобностью:
– Гуляй, раз никого нет. Понадобишься, я крикну.
Музыканты перебрались играть на дворе…
«Останьтесь, останьтесь, пожалуйста, останьтесь».
Вскоре и хозяин ушёл наверх, оглядываясь, поглаживая лестничные перилла. Стало неправдоподобно тихо… Райский сидел с ногами на лавке. В углу засопел, забормотал что-то спавший пьянчужка и, хватаясь за столы, направился к двери.
***
Райский пытался разобрать: по-прежнему ли поёт и гуляет улица, но не слышал. Зато различил барабанную дробь. Вой горнов. Долгий угрожающий призыв трубы и топот. Цокот, топот…
Сквозь духовые как ржавчина прогрызался скрежет:
– Лжец! Эц-эц… Эц-эц… Лжец!..
Похожее на смех, ритмичное лязганье:
– Лжец! Эц-эц… Эц-эц… Лжец!..
Захлебнувшийся хохот, далёкий от радости, как небо от земли:
– Лжец! Эц-эц… Эц-эц… Лжец!..
Дико взвыла труба, вскрикнула, поперхнулась криком и хрипом:
– Лжец!..
Райский засмеялся.
Мир за стенами гудел как железный барабан. Голова превратилась в железный барабан. Через всё побежала трещина.
«Эц-эц… Эц-эц!.. Эц-эц… Эц-эц!..» – тяжёлый цокот смаковал каждый шаг и отдавался в межбровье.
