Девочка и тигр

варево, было вкусно. Он понял, что  хочет есть, но тигрица не разрешила ему съесть даже две ложки. Он повесил сумки на тигрицу, взял горячий котелок, и они пошли домой.
Их ждали, жена и дочери не волновались, зная, что отец ушёл за лекарством. Жена всё сразу поняла, переглянувшись с тигрицей. Она осторожно кормила этим супом больную дочку. Девочка стала есть, немного, а ведь до этого ни ложки не брала в рот. Все очень обрадовались и не заметили, что тигрица ушла.
Так кормили они дочку супом много дней и недель, пока болезнь не стала отступать. Охотник не забывал добро и дал зарок никогда больше не убивать ни одного тигра. Как-то в лесу, когда прошли сезоны дождей, он вновь встретил ту самую тигрицу. Они стояли рядом, человек гладил зверя, а большая и сильная тигрица урчала, как большой и ласковый котёнок.

Вот и вся сказка, которую мне рассказал тигр. Я утром рассказала её папе и маме. Ну как утром, днём, все же дрыхли до обеда. А когда я спросила, почему человек может найти общий язык даже со страшным зверем, но не может договориться с себе подобным, с другим человеком, мама, почему-то, разозлилась. А я расстроилась, даже заплакала. Убежала в комнату к тигру, он меня не будет обижать.
Папа пришёл меня успокаивать. Он сказал, что мама не хотела на меня злиться, просто она устала. Но если человек устал, разве он может тогда  других обижать? Потом пришла мама, у неё были опять красные глаза. Она плакала, я же вижу, а мама всё отрицала! Я не хочу, чтобы мама плакала, если её расстроила эта сказка, то я не буду больше ничего рассказывать.

Глава 9. Я слышу

Я услышала первой. Мне кажется, что я вовсе не спала, сразу услышала и побежала в комнату к маме и папе. Это такой звук, долгий и страшный: «У-уу-уу-ууу-у-у-уу-ууу!». Так звучит сирена, теперь я знаю. Сначала мне показалось, что это воет большое несчастное животное, которому очень плохо. Я так и сказала маме и папе. Теперь я знаю, так воет мой город, мой дом, когда ему больно.
Я слышала, как кричит мама. Она никогда так не кричала, она никогда так не боялась за меня, за папу. От её крика я остолбенела, не могла двигаться и ревела. Не помню, как мы вышли, но я была одета, на спине рюкзак, а в руках тигр. Я его не бросила, как я могла бросить его одного.
Мы спустились в подвал. Кто-то сломал замок, раскрыл настежь дверь. Там было много людей и очень душно. Я долго и сильно кашляла, тут все кашляли и плакали. Такой глухой и жуткий звук, постоянный, когда то плачешь, то кашляешь. Очень хотелось пить, но мама не разрешала, говорила, что надо беречь воду.
На улице, где-то высоко над нами выла сирена. В подвале она не казалась такой жуткой, и я уснула. Проснулась от грохота. Он был далеко, я его слышала, как и остальные. Грохот повторился, наш дом задрожал, и я очень испугалась. Папы рядом не было, мама сказала, что он должен был уйти. Я за него очень боялась.
Потом всё стихло. Я хотела спать и не могла. Я слышу, как шепчутся наши соседи, но я не узнаю никого. В подвале стало темно, лампы погасли. А они всё шептались и шептались, повторяя одно и то же. Я стала задыхаться от этого гула голосов, от этого шепота – от всего, от духоты и жажды, и закричала. Мама пыталась меня успокоить, а я не могла остановиться. Я помню это, очень хорошо помню свой крик. Мне он снится часто по ночам, я просто кричу и всё.
Потом ничего не помню. Я в своей комнате, лежу в кровати, обнимаю тигра. И знаю, что это был не сон. От меня пахнет подвалом, от меня пахнет страхом. Мама сидит на полу, сложила руки на кровать и спит Мне кажется, что она постарела. Я слышу, как она дышит. Тяжело, вот-вот заплачет, а я боюсь пошевелиться, не хочу будить
Папы дома нет. Почему он ушёл? Почему не приходит? Я слышу крики на улице, едут какие-то машины. Я таких не знаю, они тяжёлые и грохочут так, что развалятся.
Я не хочу ничего этого слышать. Пусть папа вернётся, и не будет больше этих звуков!

Глава 10. Папа вернулся и снова ушёл

Папа пришёл домой поздно. Он долго что-то прятал в прихожей, делал вид, что переодевается. Мы сидели на кухне, я и мама, мы пытались есть. Я не могла ничего есть, меня начинало тошнить, мама не ругалась. Она вообще изменилась очень сильно. Мне было страшно за неё, вдруг она заболеет?
А я знала, что папа прячет в прихожей. От него пахло железом и маслом, таким тяжёлым. Так пахло ружьё у дяди Коли, папы Таисии. Она нам пару раз показывал его, мне очень не понравился этот запах, а мальчишки были в восторге. И чего им это так нравится?
От папы пахло также, он принёс ружьё или автомат. Я подслушала, как мама обсуждала это с соседкой, что в городе выдают оружие и началась война. Теперь я знаю, как звучит война, как сирена, а потом ещё грохот такой страшный! Зачем люди воюют? Почему мы не можем жить в мире, мы же не едим друг друга, тогда зачем воевать?
Я шепотом спросила об этом папу. Он грустно улыбнулся и ничего не ответил. Он стал таким же, как мама, очень грустным. И злым, папа стал очень злым, я чувствовала это и боялась его. Он тоже это чувствовал и очень переживал.
Утром он собрал вещи и попрощался с нами. Мама не удерживала его, я тоже. Мы провожали его стойко, спокойно, как памятники в сквере. Я и чувствовала себя таким каменным памятником, я хотела превратиться в камень, чтобы когда папа вернётся ожить, как в сказке, и всё будет как раньше.
Папа ушёл, забрал свой автомат. Мы стояли у двери, обнявшись, и молчали. Наверное, мы очень долго стояли и не услышали, как завыла сирена, как застонал наш город. Дверь была открыта, и соседка вырвала нас в подвал. Я не хотела идти, упиралась, дралась, кричала! Я хотела остаться дома, всё твердила, что папа вернётся, а нас нет!

Глава 11.  Как я потерялась

Не знаю, как это вышло, но я потерялась. Я старалась всегда быть рядом с мамой, и она меня никуда не отпускала одну, даже гулять во двор. Как началась война, то наш двор опустел, как и весь город. Это очень страшно, когда ты выходишь из дома, а на улице никого. Мне стало казаться, что все умерли, и я начинала плакать. Мама не ругалась, как обычно, если я себя плохо веду на улице.
Мы далеко не ходили, в основном в магазин, пока его не закрыли. Мама сказала, что продукты кончились, а как они могли кончиться, там же столько всего на полках было. Потом я подумала и поняла, полки с каждым днем становились меньше, а магазин тоже уменьшался. Мама постоянно была в телефоне, переписывалась с друзьями и знакомыми, иногда звонил папа. Я была так рада, что ничего не могла сказать, только вздыхала и всхлипывала, а папа мне что-то рассказывал, что-то смешное, но я ничего не помню.
Как-то мама сказала, что все, кто мог, уехали. Я спросила куда, она не знает. Все мои подружки были далеко, странно, но я не скучала. Не до этого было, я так и заявила маме. Утром мы выходили из бомбоубежища и бежали домой поесть и переодеться. Воду давали редко, мама набирала ванну и все кастрюли. Есть совершенно не хотелось, но мама заставляла и меня, и себя.
Самое страшное время это раннее утро, тогда бомбят особенно сильно. Сначала я думала, что это где-то далеко, но каждый раз грохот становился всё ближе и ближе. Одним утром гремело так близко и страшно, что дети стали заикаться, а некоторые и вовсе замолчали. Я тоже немного заикаюсь, до сих пор, особенно если услышу громкий звук. У нас в бомбоубежище, в нашем подвале, соседи его помыли и устроили много спальных мест, но кто-то спал и на полу. И вот один мальчик, он был младше меня, он замолчал и больше не сказал ни слова. Потом он пропал, и его мама тоже пропала. Наши папы все ушли защищать наш город, поэтому в подвале были дети и их мамы.
В то страшное утро мы пошли с мамой в другой магазин, он был недалеко от нас, если на машине. И тут я увидела, что школы больше нет. Вот как описать, даже не знаю, нет и всё. Остались стены, забор лежал, и больше ничего. Мы не дошли до того магазина, встретили знакомых и пошли обратно. Магазин закрыт, и нам советовали дальше не ходить, там было что-то ужасное. Я делала вид, что не слышу, но я всё слышала, как мама и эта тетя шепчутся между собой. Они говорили, что много людей умерло, а чем они болели? Почему к ним не приехала скорая помощь и не отвезла в больницу? Я хотела спросить, но промолчала. Как они могли умереть, в школе никого не было, садик тоже был закрыт.
Ночью я не могла уснуть, взрослые шептались в подвале, а когда опять начали бомбить, то мне казалось, что потолок вот-вот рухнет на нас. Это очень страшно, как представишь себе, что он вот так рухнет, и никто не отыщет тебя.
Честно я забыла, сколько прошло дней. Я их считать не научилась, так ставила палочки в блокноте, меня папа этому учил. Я так считала дни до Нового года или Дня Рождения, но забывала, путала и сбивалась. Я спрашивала у мамы, она сказала, что больше недели, а мне кажется, что я уже год не видела папу! Мама говорит, что он рядом с нами, а мне кажется, что он очень далеко, и мы никогда больше не увидимся.
Мы узнали, что можно уехать. Открыли какой-то зеленый коридор. А что, его выкрасили зеленой краской? Мама волновалась, быстро собирала вещи. Она хотела взять больше, но надо было одну сумку. Она собрала мне рюкзачок с водой, печеньем, батончиками, моими любимыми пакетиками с фруктовым пюре, майками и трусами. Я хотела ей помочь, взять больше, я же сильная, но мама не разрешила, сказала, чтобы я взяла с собой одну игрушку, любую. Конечно же я взяла тигра. Мама не спорила и не злилась, по-моему, она была рада.
Мы очень долго куда-то шли, я сильно устала. Город был пуст, но на площади, куда мы пришли, собрались люди, мамы с детьми, как и мы. Мы сели в автобусы и поехали, а я всё донимала маму, знает ли папа, что мы уехали. Она отвечала, что он все знает, а я через некоторое время опять спрашивала. Ну почему он не пришёл нас проводить!
Мы ехали очень долго, и я заснула. Проснулась от удара, автобус будто бы подпрыгнул. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так кричал. Я очень испугалась, и когда мама меня потащила к выходу, то забыла тигра. Вспомнив, я вырвалась и бросилась за тигром обратно в автобус. Я услышала, как забил пулемёт, я уже слышала этот звук, мне один дядя в подвале объяснил, что это пулемёт. Потом всё стихло, все стояли на дороге и молчали, дети плакали, зажав руками рот. Я знаю, сама так делаю, чтобы никто не слышал. Ходил какой-то злой мужчина и задавал вопросы. Я не слышала, что он говорит, но слышала, как мамы называли свои имена, а потом их куда-то уводили. И тут я услышала голос мамы, она назвала своё имя – Марина Александрова. Она ещё сказала, что русская, что-то про паспорт. Потом просила вернуться в автобус, что там остался её ребёнок, то есть я. Но её почему-то не пускали, а я так испугалась, что залезла под сиденья , и тигр закрыл меня. Я знаю, он хотел меня защитить.
В автобус вошёл другой дядя, от него воняло сигаретами и автоматом, у папы также пах автомат. Этот дядя далеко не ходил, быстро вышел, выкрикнув, что там никого нет. Я услышала маму, которая кричала, что я осталась там, я выбралась и закричала, что я здесь, но опять забил пулемёт, раздались взрывы, это такой страшный грохот, от которого глохнешь надолго. Я так испугалась, наверное, кричала очень громко, но я не слышала себя. Выбежав из автобуса, я увидела, как уезжают куда-то другие автобусы, там была и моя мама. На дороге валялись игрушки и сумки, и было очень