хоботками стопроцентную панику. Когда выяснилось, что пальцы на месте, хозяйка качелей стала еще злее. Для незваных гостей, как будто подали второе блюдо. Никто не отказался.
Настя перестала плакать, пришла в себя, вытерла слёзы, а благородный пёс Тимур охранял её. Девочка шепнула ему на ухо:
– На красивую тётю рычать не надо, это мама. Она сейчас рассердилась, а, вообще, она очень хорошая.
Пограничный боец внимательно посмотрел на маму. Проницательный печальный взгляд тёмно-янтарных глаз, в котором была мудрая сила без агрессии, но в глубине всё же читалось предостережение. Мама могла подойти ближе, но личная граница оставалась неизменной, как и государственная.
Глупые шутки не приветствовались, провокации пресекались, фамильярности были исключены. На вопросы, касающиеся службы, Тимур рычал: «делай, что должен и будь, что будет». На вопросы, касающиеся дружбы, он отвечал без слов: «делай, что должен и ещё столько же!» Пёс собирался защищать раненую девочку, пока хоть в одной его шерстинке теплится жизнь. Или пока хозяин не даст другой приказ.
Операторша, тем временем, где-то подевалась. Но когда совсем близко затрещал милицейский свисток, всем стал ясен ход её мыслей. В этом городе стукачей не любили вполне определённо.
По крайней аллее, к ним приближался вооружённый сотрудник милиции. И хотя всё его вооружение состояло из переливчатого свистка, лейтенант был облечён силою справедливого закона. В данный момент, он должен без промедления отреагировать на сигнал работника парка. По её словам, выходило, что по парку бегает здоровенная овчарка без хозяина, ошейника, поводка и намордника. И не просто бегает, а охотится на отдыхающих граждан, и даже на детей.
Лейтенант не бежал, чтобы не создавать лишней паники, а очень быстро шёл. Сильно отставая, за ним семенила потерпевшая. На ходу, кассирша рассказывала об ужасной зверюге, едва не откусившей ей руку. Милиционер осмотрел место происшествия и строго спросил:
– Так и где?!
– А-а-а-а-а…
– Я вас спрашиваю – где? Вы небылицы плетёте про диких волков в парке! Может, собака Баскервилей из библиотеки прибежала?
– Э-э-э-э…
– Документы предъявляем! - он заглянул в помятый паспорт и спрятал его в нагрудный карман с пуговичкой, – Гражданка, вы в курсе, что у вас временная прописка месяц, как просрочена? Закрывайте свою лавочку, а за паспортом завтра, в десятое отделение, будьте любезны!
Милиционер козырнул в пустоту и покинул место происшествия. В другую сторону ушла кассирша, выволакивая на себе целое звено эволюции грязных троллей. Публика желала продолжения, но не дождавшись, разбрелась по аллеям. Из густых кустов вылезли мама, Настя, могучий Тимур и молодой человек в спортивном костюме. Хозяин и боевой напарник пса, оказался худощавым немногословным капитаном пограничных войск. Сергей и Тимур вместе служили на советско-польской государственной границе, а в город наведывались в увольнительную. Настоящие друзья, они никогда не расставались надолго.
– Благодарю вас, не за себя, я-то выкручусь. За Тимку. Он у меня к городской жизни не приучен, а вы ловко его спрятали от свистка! – он сдержанно улыбнулся только Насте, потому что мама смотрела куда-то в сторону. Он размотал длинный брезентовый повод и позволил девочке и псу поболтать перед расставанием. Сам же придвинулся очень близко к маме и, не открывая рта, заговорил тихо и быстро:
– Слушайте и делайте, как скажу. Спрашивать ничего не надо, улыбайтесь мне и всё. В этом городе можно прожить ещё неделю, не больше. Пять дней хватит – собрать чемоданы и купить билеты. Поезжайте туда, где вы сможете жить и работать. Сюда вы больше не вернётесь. Понятно? Проговоритесь – поедете за казённый счёт. Прощайте!.. Тим, вперёд!
Мама и Настя долго смотрели вслед капитану и его собаке. Никогда ещё взгляды девочки и матери не были так тревожно похожи один на другой.
* * *
Берега Балтийского моря вместе с волнами серо-синего оттенка, к середине июля подняли белый флаг и прекратили всякое сопротивление. Территория была оккупирована непонятной жарой, маревом и сухостью. Урожай сгорал прямо на корню, не успевая созреть. Плоды рассыпались в пыль. Лесные пожары выглаживали раскалёнными утюгами карту области, бесстыдно оголяя выжженную почву. Даже неласковое море нагрелось и помутнело какой-то примитивной формой жизни, совершенно неразумной и оттого фантастически плодовитой. Город не изменился. Там нечему было меняться.
