Другими словами, этот текст есть такой текст в тексте, который складывается в складку-палимпсест, текст по тексту. Причем это «по» выходит «вместо». Одни текст выходит из другого, подменяя его, точнее, изменяя, заменяя его. И я как персонаж заменяю автора текста, становлюсь его текстуальным наместником.
Осознание своего предназначения и уяснение той ключевой роли, которую в нем играет чудесный манускрипт, приободрили меня и внушили мне надежду на то, что найденная библиотека может не только указать мне правильный путь к счастливому финалу сочинения, но и, куда проще, показать мне выход из темницы. Недолго провозившись с книжным шкафом, я обнаружил тайный рычаг за книгами на нижней полке. Нажав на него, я вовремя отступил в сторону, ибо шкаф под действием невидимого механизма встал на мое прежнее место, освободив место для прохода в следующее помещение. Осторожно войдя в него, я понял, что оказался в более широком коридоре, чем тот, в котором я был прежде. Вероятно, этот спасительный путь вел на свободу.
Но тут я призадумался: стоил ли свеч мой побег из темницы? Может быть, разумнее было предоставить волю не себе, но автору и позволить сюжету сделать дело за себя. Но одно «но» мешало мне вернуться обратно в темницу. Этим «но» было мое решение переписать сюжет повествования. Пуская не автор пишет, но оно само в моем лице создается заново как история в жизни. И я, ведомый своей идеей, пошел на выход, благоразумно спрятав таинственный манускрипт в потайном кармане камзола. Не помню, сколько я брел по тайному коридору, но довольно долго, раз моя лампадка стала сильно чадить, а потом и вовсе погасла. Последние минуты пребывания в подземелье мне дались с трудом, - пришлось плестись в полной тьме, то и дело натыкаясь на стены и запинаясь на неровности сырой почвы.
В конце концов, мои руки нащупали последнее препятствие на своем пути. Им оказалась крепко сбитая дверь, не пропускавшая сквозь себя ни одного луча света. Я долго возился со щеколдой, пока она с лязгом не поддалась моему усилию, и дверь со скрипом открылась наружу. Осторожно озираясь, я внимательно осмотрелся. Как мне показалось я находился в маленькой часовне, в которой не было ни души. Оглянувшись назад я ткнул дверь и она, о ужас, со с характерным дверным скрипом захлопнулась, встав на свое обычное место и слившись со стеной часовни. Трудно было усмотреть в солнечном свете, который играл бликами на церковной утвари, освещая их из расписных окон часовни, очертания потайной двери.
Глава девятая. Бегство
В изнеможении от слабости я прислонился к потайной двери и прикоснулся своими губами к ее шершавой поверхности. Запечатлев на ней свой благодарный поцелуя, я оттолкнулся и пошел искать выход из часовни. Я надеялся, что это была часовня не царская, но городская, за стенами Кремля. И действительно, когда я вышел из нее, то оказался на шумной московской улице. Прямо, чуть не у самого дворца княжны Веры Борисовны. Вопрос о том, куда и к кому мне следовало идти, решался сам собой, - естественно, к княжне.
Но что за ирония судьбы такая: как только я направил свои стопы к дому Веры Борисовны, так, на тебе, тут же наткнулся на другую княжну, мою зазнобу, Наталью Федоровну. Это она меня окликнула, когда ее роскошные носилки, которые несли рослые молодцы, поравнялись со мной. Услышав знакомый голос, я невольно обернулся и застыл как вкопанный. На меня смотрели удивленные глаза княжны Натальи. Она изящно держала концами своих холеных пальцев сборки занавесок паланкина, наклонив свой стройный стан в мою сторону.
- Что вы тут делаете, когда должны быть в темнице? – спросила она, прошивая меня насквозь своим проницательным взглядом, но не найдя ответа в моем неловком молчании, смерила глазами улицу и тут горькая догадка тронула ее уста и на них зазмеилась недобрая улыбка. – Ах, вот, значит, у кого вы ищите помощи!
- Что вы, княжна! – повторил я ее слова. - Я случайно очутился здесь, вон в той часовне, к которой привела меня тайная тропка из темницы.
Я переминался с ноги на ногу, пока княжна, колеблясь между злобной ревностью и доброй помощью, решала, как ей поступить. Но доброе сердце взяло вверх над страстным желанием мне отомстить и она молча открыла дверцу паланкина, приглашая меня разделить с ней свое общество. Да, такой сердитой я еще не видел княжну. Интересно, что будет дальше, какой оборот могут принять наши нежные отношения? Уж, не окажусь ли я прямо под каблучком моей княжны?
От моих опасений меня отвлек примирительный возглас Натали, как бы снявший напряжение моих расстроенных чувств.
- Что с вами делать, несчастный беглец. Так и быть, помилую, - сказала, рассмеявшись княжна.
- Помилуйте меня, матушка, помилуйте. Вы ведь знаете, как я ласково к вам отношусь.
- Нет, не знаю, - тут же звенящим как медь ответила мне она.
«Да, - сказал я себе, - не так и слаба твоя ревность, княжна».
- Что вы, князь, там бормочите себе под нос? – строго спросила княжна, нервно сжав мою руку.
- Ничего. Вам показалось, - просто ответил я и нежно погладил ее руку в ответ, чтобы успокоить ее растревоженные нервы.
- И что прикажете теперь делать, после вашего побега из темницы? Спрятать вас под своей юбкой? - не унималась все княжна.
- Я только «за», - неудачно сострил я.
- Вам все шуточки, а на кону ваша жизнь! Как мне, скажите на милость, исполнить приказ моей хозяйки?
- Как так?! Вы не по своей инициативе собрались спасать меня? – невольно огорчился я. – Я думал…
- Щас. Думал он… Благодарите свою спасительницу-царицу. Я выполняю ее приказ.
- Ой-ли? Только ли, княжна?
- Давайте, монсеньор, не будем фантазировать, - отрезала княжна, но по ее глазам было видно, что не все, что она говорит, она хочет сказать.
- И что вам, Наталья Федоровна, приказала царица?
- Заботиться о вас, пока царь не сменит гнев на милость. Вы же взяли и просто сбежали, - воскликнула княжна и всплеснула руками. – Этим вы только осложнили свое и без того нелегкое положение. Что прикажете теперь делать? Как вас спасать? – стала она быстро спрашивать меня, кивая головой и при этом поднимая брови к самому лбу.
- В, конце концов, я сам буду спасаться, - отрезал я.
- Как? Вас все равно поймают, - убежденно сказала княжна и в отчаянье махнула рукой на мою глупую браваду.
И в самом деле, как я буду спасаться от гнева правителя в его же стране, незнакомой мне? Глупо надеяться на удачу в таком безвыходном положении. И все же, неспроста, однако, мне явилось мое освобождение.
- Ваше бегство подтверждает вашу виновность, иначе зачем невинному бежать от наказания? – рассудительно умозаключила княжна.
- Невинные бегут, когда их серьезно обвиняют в том, что смехотворно. Здесь нет ничего разумного и потому бессмысленно что-либо доказывать и ждать счастливого разрешения дела. Налицо каприз деспота.
- Вы это еще скажите царю, чтобы он навечно вас похоронил в своей темнице, - предостерегла меня княжна от опрометчивого шага, в огорчении качая головой от моей глупости.
- Раз я такой дурень, будь добра, княжна, – подскажи, что мне делать?
- Вы все уже сделали. Теперь ждите, когда другие будут делать – спасать вас от самого себя.
Как она оказалась права, попав в самую точку.
- И куда мы направляемся? – оставалось мне спросить.
- Как это куда? Ко мне домой. И оттуда в тот же час прямо ко мне в имение. Там вас точно не найдут. Пока не найдут.
- Пока кто-нибудь не проговорится?
- Наверное. Так, теперь я подумаю, как всего лучше устроить ваше дело, - задумчиво сказала княжна.
Воцарилось молчание, которое перебивали лишь звуки с улицы, да скрип паланкина, вызванный неровностью почвы и поворотами в пути. Вскоре я почувствовал лязг дверей в воротах дома княжны. Потом мы опустились. Видимо, паланкин поставили на землю. Княжна, приложив палец к губам, предупредительно тронула меня за руку и, приоткрыв дверцу, вылезла из носилок. Я стал ждать. Меня неожиданно охватила дрема. Мне привиделось, что я слышу печальную мелодию, от красоты гармонии которой у меня замерло сердце, и передо мной предстала такая картина. В цветущем саду сидела в креслах, полуобернувшись ко мне, Вера Борисовна и играла на мандолине. Но одета она была не в русское платье, а в европейское, французское или голландское. И тут я машинально подумал о том, что это вовсе не княжна, а любимая моего герцога – Сюзанна Гюйгенс, она же – неземное существо Юна с далекой планеты Авенлоя, расположенной в звездной системе Альдебарана.
Впрочем, мне по большому случаю, а таким случаем является любовное чувство, это было безразлично в свете того, что на глубине своей души, на дне Я, кто я как персонаж, – Франсуа Ларошфуко или Иван Иванов, – мне было все равно. Возможно, это было следствием того, что моя личностная конституция была амбивалентна. Не зря же мне явилась во всей своей неземной красе любовница моего визави. Он был моим вторым, другим Я. Какая, однако, разница – кто ты: первое или второе Я? Важнее то, что ты являешься, но не есть Я. Есть же ты просто я как явление Я. Кем для меня было это Я? Оно было автором. Это было последнее, что я запомнил из своего тогдашнего размышления. Мысли мои стали путаться, и я забылся, забыл, вообще, кто я такой.
Не знаю, сколько времени я пробыл в бессознательном состоянии, которое условно можно уподобить состоянию сна, но когда оно ко мне вернулось, то я уже пребывал в совсем другом положении – положении далеко не свободного героя. Я просто-напросто был связан по рукам и ногам. Где же моя хваленная свобода? Я как ее чудом приобрел, так и потерял. И кто в этом виноват? Неужели я сам или моя вероломная спутница – княжна Куракина? Как она, которую я считал любящей меня женщиной, могла меня предать. Одно дело лежать связанным на любовном ложе и совсем другое дело валяться на земляном полу в качестве никому не нужного мешка в незнакомом сарае.
Однако мне недолго пришлось лежать мешком на сырой земле. Дверь в сарай скрипнула и на его пороге показалась фигура сначала одного, а потом и другого молодца. Они взяли меня в охапку и вынесли на двор. На нем было шумно. Целая ватага незнакомых мне людей обступила меня со всех сторон. Они молча смотрели на меня. Так смотрят на человека, осужденного на смерть. Неужели так не вовремя пришло время моей смерти? Но тут на месте казни появилось новое лицо, перед которым расступились мои палачи. Им оказался мой недруг – царский
