ВЕСЕННИЕ ЗАМЕТКИ О ЗИМНИХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ

конкретно он направлен. Это направление, указание и есть дух в народе. Русский характер имеет направление на мир иной, но в плоти этого мира. Ему близок индийский дух. Но индийский дух сложнее, ибо в индийском духе ударение стоит не на мире, как оно стоит в русском характере, а на «ином». Русский дух вульгарнее, он земной, а не небесный. Он имеет душевный, социальный, а не собственно духовный, мистический характер. Слава Богу, что русский характер есть душевный, а не телесный, материальный («животный», «зверский», «скотский») характер. И на том спасибо.

 

        Любовь и философия. Философия относится к любви. Ведь уже само греческое название философии как любви к мудрости располагает ее считать разновидностью любви. Поэтому не зря философов, то есть, тех, кто занимается философией, подозревали и уличали в любви друг к другу. На то были свои основания. Кто же занимается философией? Как это кто? Философией занимались и продолжают заниматься, по преимуществу, мужчины. Неужели поэтому философы любят друг друга? Какая вульгарность!

        Тем более это становится предосудительным, если философия является образовательной дисциплиной, связана с развитием человека во времени в пору его возмужания. В самом деле, философ как наставник в любви, педагог, обучая ученика, занимается с ним любовью? Что за глупость! Именно так представляют себе философа посторонние философии, непросвещенные люди («варвары»), точнее (сейчас сказали бы «толерантнее») люди, не просвещенные в делах любви. Цивилизованные люди разбираются в таких делах. Что за дела такие? Любовные.

        Философия – нормативная дисциплина. Нормой в ней как в любви является мера, то есть, разум. Он же является и предметом любви. То, что есть в философии как в любви к мудрости средство, одновременно является и целью, ее предметом, - мудростью в качестве полноценного разума. Поэтому философы как взрослые, то есть, совершеннолетние в уме, и как учителя, наставники в совершенствовании ума учеников, любят не друг друга и не себя, а разум. Всех прочих состоявшихся философов или стремящихся ими стать они считают своими соперниками (это в лучшем случае) или своими врагами (как правило) в стремлении обладать умом. Поэтому главное правило в философской педагогике научить ученика самому заботиться о себе. Разум помогает только тем, кто сам помогает себе. 

        Поэтому глупо обвинять философов в любви к философам и тем более к их ученикам. Философы, как правило, не являются ни гуманистами, то есть, любителями людей, ни эгоистами, то есть, любителями себя. Эти крайности равно им чужды. Именно поэтому они, как правило, сторонятся людей и предпочитают одиночество («оставьте меня в покое») суетной дружбе и изменчивой любви. Что же они любят? Они любят идеи как мысли, внутренние явления их сущности. Кого же они любят? Не народ же! Они любят идеи уже как высшие существа. По крайней мере, философ любит саму философию. Ему нравится заниматься идеями, любить саму любовь.

        При этом философ любит философию, соблюдая меру. Его любовь носит разумный характер. Философия как любовь к уму не лишает его головы.

        Философский наставник, учитель философии учит ученика любить не человека, не себя, но разум. Любит человека не философ, а гуманист, интеллигент в современном, вульгарном («подлом») смысле слова. Настоящий интеллигент любит интеллигенцию, разумность, а не существ, по недоразумению считающихся разумными существами. Не разумно отождествлять способность с недостойным ее носителем.

        Первой заповедью философа является любовь не к себе, но к разуму, к его божественным, идеальным носителям. Вторая заповедь философа уже не абсолютная, а относительная, не принципиальная, вспомогательная, служебная, инструментальная, методическая. Она звучит так: «Люби другого, как себя». Зачем любить другого? За тем, чтобы соблюдать меру в любви, в самой любви находить против нее как яда противоядие, ибо в любви, вроде фармакона, столько же снадобья, лекарства против глупости, сколько и яда.  Этот яд, который разъедает человека изнутри, есть любовь к себе, эгоизм как автоэротизм, онанизм. Немало способных, талантливых людей так и не состоялось из-за своей неумеренной любви к себе, по причине собственного эгоцентризма. Не умно, не следует любить себя больше, чем Я. Первый грех, первородный грех человека заключается в отождествлении себя с Я.

        И потом, философ любит идеальное, духовное, разумное, а не материальное, телесное. Поэтому обвинять философа в гомосексуализме, а, тем более, в педерастии, сравни самой глупости.  Даже душевное находится у философа под подозрением, ибо влечение к душе (психее) может отвлечь от духа (пневмы, спирита). Любовь к душе демонична. Не следует путать демона с духом (Я). Демон есть только подставка духа, посредник связи с ним философа. Душа не есть человек. Она есть демон, но не дух. Когда человек думает, что он есть Я, то он путает себя с демоном. Демон есть соблазн человека быть богом. Следует отличать себя не только от духа (Я), но и от души. Человек занимается философией. Что он делает? Он думает, то есть, общается со «своей» душой. То, что это общение происходит наедине, сбивает с толку человека, ибо он думает, что говорит с самим собой. Нет, «мой дорогой», ты говоришь с демоном, которого в народе зовут «бесом», «чертом». Если ты этого не понимаешь, то ты уже находишься в его власти, являешься бесноватым. Первым признаком бесовства, бесовщины является отождествление себя с душой, с бесом. Именно бес делает тебя эгоистом. Каким образом можно извлечь из себя беса? Нужно поставить его на место, понять, что эгоизм есть душевное заболевание. Душевное заболевание есть заблуждение не только твое, но и демона, возомнившего себя тобою.

        Любовь к себе и к человеку – это не сила, а слабость духа. Дух слаб в человеке и приобретает демонический, душевный характер. Противодействием власти души может быть только разум. Любовь становится силой в разуме. Но здесь же человека подстерегает слабость. Человек слабеет умом, как только он становится самоуверенным. Негоже освобождать место Я от разума для веры. Вера ненадежный спутник на пути к духу. Как правило, она приобретает, фанатический, демонический характер. И тогда человек верит не в бога, а в саму веру, в веру как демонизм.

        Иной (философский) материалист  как философский оппортунист скажет, что нет абстрактнее человека, чем философский идеалист, что его философия и есть предел отчуждения человека. Пускай ругается. Таким образом, он изживает собственное отчуждение от мира идей.  Есть реальность. Но она есть не только в материи. Да, и сама материя существует в духе, в идее как смысл того, чем она называется. Она фокусируется в идее, находясь всюду в рассеянном виде.

        Нельзя не предупредить философа о том, что его увлечение философией есть своего рода мания. Единственным лекарством против мании может быть только сам разум как мера меры и безмерия. Мир не сошелся клином на философии. Есть вещи важнее философии. Например, что? Да, все, что угодно. Как «что угодно»?  Вот именно «что угодно» в том смысле, что не важно, что конкретно, - главное, «не-философия». Для чего? Для того, чтобы понять, что философия имеет ценность для тебя, не потому что она важная. Тогда почему? Потому что вопрос «почему» уже есть философия. Философская мания имеет свое дно. Сама же философия безмерна в том смысле, что она ищет меру во всем, не может ее найти в чем-то одном, отдельно взятом. Лишь она как живая мысль может спасти от бессмыслицы ничтожной смерти равно, как и от бессмыслицы пустой жизни, найдя и в той, и в другой свойственный им смысл. Так в смерти есть смысл того, что все имеет конец. В жизни же, напротив, есть смысл начала, в том числе, и смысл начала конца, умирания. Ведь умирает человек в жизни. Так же, как и конец имеет не только свой конец, но и начало, коим является жизнь.

        В результате выходит, что поиск и находка смысла оборачивается пустотой бессмысленности. Нельзя остаться с чем-то одним и успокоиться. Двусмысленность (змеиная раздвоенность) ума отпугивает сомнительных людей. Что же им остается делать, как не увлечься тупой и бесспорной верой? 



        Здоровое и болезненное состояние. Здоровое и болезненное состояния организма и сознания (психики и души) являются противоположными состояниями. Связь между ними следует понимать по тому же самому типу, что и связь между состояниями жизни и смерти, богатства и бедности, исходя из принципа недостатка. Так бедность есть недостаток богатства, смерть есть недостаток жизни и соответственно болезнь есть недостаток здоровья.

        Другими словами, отношения между ними полезно для понимания истолковывать в относительных, а не абсолютных значениях, ибо последние разрывают между ними связь, и они взаимно исключают друг друга.

        Здоровое и болезненное состояния организма и сознания (с душой  такого рода соотношение является более сложным, ибо она не вполне вписывается в самого человека) являются разными не только по количеству (более и менее), но и по качеству состояния, и различие между ними выступает уже не столько количественным, сколько мерным, предполагающим нарушение единства количества и качества веществ, энергии и, условно скажем, информации (ментального элемента) в отдельно взятом человеке.

 

        Нормальный и ненормальный. На днях мельком видел несколько сцен из экранизации режиссером Николаем Бортко известного романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Кстати, интересно, о каком мастере идет речь в названии романа? О том, кто пишет, или о ком пишет? Не является ли сам мастер (мейстер) как образ автора в романе лишь инкарнацией мессира Воланда?

        Меня взяло за живое поведение поэта, Ивана Бездомного (явный намек на Ивана Бедного) в сумасшедшем доме. Профессор, появившийся в палате поэта, дал понять ему, как можно выйти из палаты. Но Иван Бездомный не понял его намека, ибо на самом деле оказался сумасшедшим. На что обратил внимание профессор психиатрии? На то, что не важно, что тебе кажется, важно, как ты себя ведешь. Именно поведение говорит о сумасшествии. Если бы бедный поэт не разгуливал по улице в исподнем и не говорил о том, что всемогущий чародей-иностранец был свидетелем разговора Понтия Пилата с Иисусом, и поэтому его необходимо сдать в милицию в качестве классово чуждого элемента, то он вполне сошел бы за нормального человека. Кто его тянул за язык говорить о Понтии Пилате. И потом профессор заметил, что не следует верить на слово людям. Маг вполне мог быть обманщиком. На то он и маг!

        Поэтому, мало ли какая глупость может прийти человеку в голову. Важно не придавать большого значения глупости или придавать ей то значение, которое уместно с правдоподобной точки зрения. Иначе люди не поймут тебя и сочтут тебя ненормальным. Если ты сумасшедший, то это твоя проблема. Но она становится не только его проблемой, но проблемой общества, как только человек показывает всем своим видом, что он теряет грань между правдой и вымыслом, между тем, что есть, и тем, что не может быть. Труднее увидеть