... Они выехали за город. Одинокая тучка прыснула грибным дождём и гонимая небесными ветрами унеслась за окоём.
Машина, не вписавшись в поворот, на полной скорости вылетела с дороги на влажную обочину, её развернуло и она, опрокинувшись, исчезла в глубоком овраге. Мелькание фар по кустам, глухие удары и шипящий звук, поглощаемый наступающей вечностью.
Тишина. Блеск мокрого асфальта в лучах вечернего солнца. Где-то далеко гудит федеральная трасса. Где-то далеко кипит жизнь. Где-то далеко живут люди не замечая того что они живут, не думая на сколько тонка грань между жизнью и смертью, на сколько она прозрачна и эфемерна. Но эта грань всегда рядом с нами и достаточно одного неверного шага, как ты или кто-либо из окружающих окажется по ту сторону.
Послышался стон, вначале тихий, сдавленный, вдруг перешедший в дикий крик. Кто-то бился в искорёженной машине пытаясь выбраться наружу. Это длилось минуту, другую, но пострадавший прожил за эти мгновения жизнь и в муках рождался для новой. Ремень безопасности спас пассажиру жизнь.
Выбравшись из того, что минуту назад называлось машиной, Николай с дрожанием в коленях встал, опираясь о груду искорёженного металла. Боли в теле он не чувствовал из-за разлившейся по телу шоковой анестезии. Заныло где-то внутри, застонало, заохало, будто из цепких пальцев могильного холода ускользнула приготовленная жертва. Будто вырвалась душа из объятий вечности и сквозь туман бессознательного бреда возвращается к жизни. Сознание медленно возвращалось к нему.
Что он тут делает? Как оказался здесь, в этом овраге? … Вспомнил! Удар! Удар. Тьма. Головокружение. Что же вначале? И как молния пронзила мысль: — Я же не один! В машине Алекс!
Смятый салон завален какой-то бумагой, как по осени парковые аллеи листвой. Он в остервенении разгребает её и, наконец, находит неподвижное тело. Вот грудь, голова. Дышит? Живой? Запах бензина заставляет поторопиться. Отчаянно упираясь руками и ногами, он выволок товарища наружу: к счастью тело не было зажато. Вся одежда влажная… с налипшим бумажным мусором рассыпанным вокруг. Что это? Откуда здесь деньги! Много денег, целая куча денег! Они заполняли весь исковерканный салон, занимали всё свободное пространство, и выплёскивались наружу чрез разбитые стёкла. Открытые сумки изливали из своих недр, будто из рога изобилия, всяческие блага приобретаемые за эти самые деньги. Годы трудовой жизни нескольких поколений лежали перед ним, лекарство и санаторий для жены, крылатые качели для детей, новый дом и обеспеченная жизнь. Всё это было здесь, валялось в грязи, в крови. Да в крови его товарища. Он ещё жив? Он дышит?
Превозмогая появившуюся боль, вытащил бессознательное тело друга к обочине. Скорее поймать машину и доставить раненого в больницу. Одна эта мысль стучала в висках. Быстрее! Быстрее! Где эти чёртовы машины! Мелькают перед носом, когда не надо, а тут вдруг разом все пропали.
Вон появился свет фар — кто-то едет. Шагнув с обочины на дорогу, он поднял руку. Обладатель ярких фар проскочил мимо, обдав тугой воздушной волной.
Горизонт, багровея, притягивал к себе остывающее, малиновое солнце. Остатки дневного зноя нехотя растворялись в порывах прохладного ветра. Асфальт просох. За дорогой, в низине, зарождался туман. Он выползал из-под высокой осоки и бедного кустарника заболоченной луговины, бледными колеблющимися щупальцами полз по траве. Вдруг из кустов оврага, сумеречную тишину нарушил соловей. Вначале вывел одну ноту, прислушался, прочистил горло второй и вдохновенно приступил к исполнению основной партии. Летний вечер, пенье соловья накидывают вуаль меланхолии, но кровавая заря в небе не даёт забываться и возвращает к реальности.
Белая «Audi» притормозила и съехала на обочину. Николай, прихрамывая, подбежал к ней и, распахнув дверцу, в смятении прохрипел:
— Помогите! Умоляю! Случилось несчастье! друг мой ранен, необходимо срочно в больницу. Помогите, скорее! Прошу Вас!
Водитель, сдав назад, остановил машину возле лежащего в траве тела. Вышли двое мужчин. Тот, что постарше, убелённый седыми волосами, склонился над пострадавшим, второй, вероятно, из любопытства поспешил осмотреть разбитые Жигули. Он быстро возвратился, неся что-то в руках, после чего оба исчезли в овраге. Вскоре они, встревоженные увиденным, в большой спешке и волнении поднялись на обочину.
— Скорее, прошу вас! Ему необходима помощь. Довезите нас до больницы или хотя бы до поста Гаи. — Обратился к ним Николай с мольбою. Голос дрожал от нервного перевозбуждения. Самого его била сильная дрожь.
— Вот что парень. Твой напарник мёртв. Ему уже ничто не поможет. Садись с нами, довезём до города, а там сам вызывай кого хочешь. Труп мы не повезём. Уволь нас от ваших проблем. Выпутывайся сам. Решай!
— Нет! Один я не поеду.
— Тогда прощай! Товарищ твой действительно мёртв, поверь, мозги вон наружу вылезли, ему не нужна ни твоя, ни наша помощь. Подумай лучше о себе и о багаже, что в машине. Аккумулятор искрит и в любую минуту всё может превратиться в пепел. Поторопись пока фортуна на твоей стороне. Ну, решай …
Взревел мотор. Колеса, вырывая комья земли, вынесли автомобиль на дорогу и, почувствовав необходимое сцепление, мягко зашуршали по асфальту.
Слова седовласого возвернули Николая к действительности. Пришло осознание происходящего. Прямо перед ним в траве, окрашенной багровым закатом, лежало безжизненное тело Алекса. Отойти от мёртвого тела он не смог, колени бесстыдно дрогнули, вдруг ослабев, и он опустился тут же рядом на траву — стоять больше не было сил. Он старался не глядеть на лицо погибшего, но оно притягивало его взгляд, завораживало. Смерть будто резцом скульптора высекла черты покойного, резко обозначив нос и скулы, в кривой усмешке вырезав губы, которые до такой степени были сжаты, что не пропустили ни одной капли крови. Смерть касается нас лишь один раз, таинственно и величаво уводя в мир вечности и покоя. А живым остаётся непредсказуемая жизнь.
Только сейчас Николай обратил внимание на широко раскрытые остекленевшие глаза Алекса. Они смотрели и надсмехались над ним, над его слабостью и малодушием. «Что сидишь тут, распустив нюни! Ждёт дома жена больная и детки голодные. Все папочку ждут с денюшкой. А папочка сидит тут над кучей денег, сопли утирает. Да решайся же, наконец! Бери деньги, сколько унесёшь, бери и вали отсюда, пока не накрыли. Никто тебя искать не будет. Про тебя и знать то не знают, ведать не ведают. Я за всё ответ держать буду. Оттащи меня к машине и подожги. Всего дел-то. Всё будет шито-крыто и нос в табаке. Сделай поступок достойный мужчины, не клади в штаны. Отвори дверь к своему счастью! И жена будет здорова, детишки обуты одеты. Квартиру купишь, машину, дело откроешь. Не от кого зависеть не будешь. Сам хозяином станешь! Стоит лишь руку протянуть и поднять с земли всё это. Всё это твоё… твоё… Не сиди, действуй! … Не на тебе грех… на тебе нет греха. Мой грех, и мне за него ответствовать…»
Николай поднял руку и дрожащими пальцами закрыл погибшему глаза. От этого голос, что звучал в его голове — рассыпался сухим смехом.
Малиновый диск солнца расплющило о горизонт, время на мгновение, будто в раздумье, остановилось. Небеса разверзлись и поглотили уставшего за день титана. Стоящая при дверях угрюмая ночь всё быстрее тушила последние отголоски вечерней зари, которые угасая, мерцали, словно уголья в печи. Гнетущий мрак уже шествовал по дороге.
Николай в оцепенении сидел на обочине дороги. От пережитого потрясения что-то замкнуло внутри; затормозило мыслительный процесс, не давало сосредоточиться на главном — своём трагическом положении. Но происшедшая катастрофа пробудила в его душе новое, ранее незнакомое чувство: чувство соблазна. Где-то внутри, в глубоких подвалах подсознания отворилась тайная дверца, и из неё выползло мерзкое, отвратительное чудовище и изрыгнуло из своих поганых недр необычайной красоты девушку. Обнажённое тело юной девы поднялось с земли и, корчась в конвульсиях языческого танца, стало приближаться к застывшему от изумления Николаю. Не уступая по гибкости змее, дева извивалась пред ним, бесстыдно демонстрируя тайны своей плоти. Руки тянулись к нему, призывая, приблизится и принять участие в танце. Испарина выступила на лбу Николая, дыхание участилось. Он пытался совладать с собой, зажмуриться, но это не получилось. Не мог он отвести своего взгляда, не могли глаза его закрыться. Как зачарованный глядел он на бесовские пляски. Юная ведьма, видя его состояние, с ещё большим экстазом продолжила танец; из её рук, из всего её тела посыпались деньги, рубли, доллары, фунты. Они взлетали вверх как из фейерверка и, взорвавшись в воздухе, превращались в красивые дома, шикарные яхты, великолепные дачи, золотые слитки, дипломы, звания, медали, автомашины, санатории, детские сады и школы. Всё это падало на землю, которая обратилась в пёстрый поток из всяческих предметов, и плыло к нему. Стоило протянуть руку и всё богатство могло стать твоим. « Всё сие дам тебе…» звериным рыком изверглось из гортани ведьмы. Дьявольское отродье подскочило к нему, ловко изогнувшись выплюнула из своей плоти маленького ребёнка. Оный шлёпнулся к ногам и заплакал, прося накормить его мерзкую утробу. Николай не выдержал. Почувствовав тошноту, пытался встать. Опершись рукой, казалось, о землю он вдруг обмер от ужаса. Рука упиралась в окоченевшее лицо мёртвого друга. Ладонь, съехав, исказила маску смерти на лице покойного. Николая, будто пружиной, подбросило с земли. С отвращением, безумными глазами вперился он в свою ладонь с растопыренными пальцами. Пятясь спиной к дороге, споткнулся обо что-то, чуть не упал, и, окончательно придя в себя, бросился бежать прочь. Прочь от этого места!
Прошагав всю ночь, с первыми лучами солнца несчастный наш герой добрался до городской окраины, не доходя поста Гаи, свернул в лесополосу и, тут же, как скошенный повалился в траву под берёзами. Солнечные лучи обогрели своим теплом дрожащее от перевозбуждения тело. Лёгкий шелест берёз убаюкал, а медовый запах клевера опьянил и усыпил уставший организм. Без сновидений, мгновенно, будто птицей стрижом пролетел многочасовой сон. Очнувшись и, взглянув на часы, Николай резко поднялся. Время было без четверти три.
Деревянное строение непонятно кем и зачем здесь построенное притаилось за кустами акации. С дороги его не видно да если кто и увидит, не придаст никакого значения — стоит сарай и пусть себе стоит. Николай завалился спать невдалеке, не заметив его. Только сейчас сидя в траве и осматриваясь по сторонам, обратил внимание на убогое строение.
Дверь, висевшая на ржавых петлях, распахнулась — вышли двое мужчин. Закурили. Один принялся что-то рассказывать, дополняя свою речь руками, видно анекдот, потому что в конце оба заржали как кони на выпасе. Распрощавшись, знаток анекдотов, ускоренным шагом устремился к шоссе. Выждав время, Николай, отряхнувшись, поплёлся следом по уже натоптанной тропинке. У дороги высился столбик,
